Клан волчицы - Карранса Майте - Страница 9

Такими были видения Анаид. Они возникали в ее спальне каждую ночь в одном и том же месте. Рыцарь и дама были дерзкими и любопытными. Они, не смущаясь, разглядывали девочку, и той казалось, что они вот-вот заговорят. Со временем эти ночные видения даже стали ее забавлять.

Тем временем добрая тетушка Крисельда лишь создавала Анаид проблемы и всячески ей мешала. Девочка изложила тете симптомы своей странной болезни, и та тут же потащила ее к врачу, который не поставил диагноза и не решился прописывать Анаид лекарства. На что тетушка Крисельда страшно разозлилась, обозвав врача ветеринаром, и дала Анаид выпить какую-то мерзкую микстуру собственного приготовления, от которой девочку тут же вырвало.

Большую часть дня тетушка Крисельда куда-то звонила по телефону, а в промежутках сновала между библиотекой и спальней Селены. Больше всего Крисельду волновало сложное финансовое положение, в котором они с Анаид оказались.

Выяснилось, что после смерти Деметры Селена заложила дом и швыряла деньгами направо и налево. Она приобрела новый автомобиль, новую мебель, все время куда-то ездила и накупила себе множество дорогих безделушек.

Теперь на тетю Крисельду обрушились неоплаченные счета Селены и выплаты по ее кредитам. Издатель Селены Мелендр не проявил ни малейшего сострадания и категорически отказался что-либо выплачивать без подписи Селены на финансовых документах.

Анаид в ее четырнадцать лет подобные проблемы волновали не сильно. В тете Крисельде девочке нравились только ее ласковые теплые руки, способные успокоить ее даже в моменты глубокого отчаяния. Для решения же практических проблем Анаид старалась к помощи тети не прибегать. Она сама жарила себе омлеты и отбивные, сама стирала свою одежду. На самом деле не тетушка ухаживала за Анаид, а Анаид за ней.

Тетушка Крисельда напускала на себя недовольный вид, но за обе щеки уплетала обеды и ужины, приготовленные Анаид. К счастью, тетушка не капризничала и с одинаковым аппетитом поглощала макароны с яйцом и беконом, макароны с томатами и макароны с базиликом и сыром. Судя по всему, она была всеядна. Анаид утвердилась во мнении, что та ни в чем не походила на остальных взрослых и даже на свою покойную сестру и пропавшую племянницу. В роду Анаид все женщины были разными и, каждая на свой манер, диковинными.

По какой-то неведомой причине — благодаря ли исцеляющему воздействию макарон, вынужденному отдыху или расстроенным нервам, — через пятнадцать дней после исчезновения Селены и на тринадцатый день после прибытия тети Крисельды Анаид заметила, что одежда стала ей мала. Молнии на брюках и пуговицы на блузках категорически отказывались застегиваться, и, к своему величайшему изумлению, девочка поняла, что нуждается в лифчике.

Анаид не могла поверить своему счастью — у нее наконец стала расти грудь! Как обидно, что рядом нет Селены, чтобы отпраздновать с ней это эпохальное событие!

Девочка решила не рассказывать об этом тете Крисельде, далекой от подростковых проблем и не способной держать язык за зубами. Тетушка только тут же бы раструбила на весь Урт, что племяннице нужен лифчик, а потом обязательно заявила бы, что ничего не понимает в девичьем белье. Поэтому Анаид решила купить лифчик сама.

Однажды вечером, когда уже смеркалось и шум в ее голове поутих, девочка взяла деньги из конверта, лежавшего в ящике стола, и отправилась в магазин, искренне надеясь, что не застанет там Эдуарда. Анаид не сомневалась, что умрет от стыда, если Эдуард окажется за прилавком и ей придется просить его продать ей лифчик.

Анаид с Эдуардом вместе играли в оркестре Урта — она на аккордеоне, он на тромбоне. Эдуард не замечал Анаид и наверняка не подозревал о ее существовании, хотя девочка постоянно натыкалась на него взглядом. Эдуард сидел слева от нее, и ей хорошо было видно, как блестит от пота его смуглый лоб и как надувается вена на шее, когда он дует в тромбон.

Эдуард был уже совсем взрослым. Он качал мышцы в спортзале, у него была девушка, и вообще, он катался как сыр в масле. По крайней мере, так утверждали другие девочки, завидовавшие Анаид.

Анаид была готова умереть, но не заводить с Эдуардом разговора о лифчике.

Разумеется, за прилавком стоял Эдуард.

Заметив его сквозь витрину магазина, Анаид развернулась и направилась обратно. Она была так расстроена, что не смотрела, куда идет, поэтому налетела на какую-то женщину, споткнулась и упала.

— Извините, — пробормотала Анаид, поднимаясь и чувствуя себя законченной дурой.

— За что ты извиняешься? Это я виновата! — с легким иностранным акцентом сказала женщина.

Некоторое время они с Анаид разглядывали друг друга, не веря в подобное совпадение.

— Кажется, нам суждено сталкиваться! — воскликнула красавица-иностранка, та самая, что сидела за рулем синего «лендровера», который чуть не раздавил девочку наутро после исчезновения Селены.

Женщина рассмеялась. Анаид тоже улыбнулась.

— У тебя ничего не болит после того падения?

— Ничего.

— Сегодня ты от меня не убежишь. Я хочу искупить свою вину. Хочешь пирожное и какао со сливками?

Анаид растерялась. Откуда иностранка знает, что Анаид обожает какао со сливками?! Селена и Анаид всегда ходили по праздникам в кафе, где сидели вдвоем или с подругами матери. Вот уже две недели во рту девочки не было ни капли какао. При одной мысли о лакомстве у нее потекли слюнки.

— Я знаю тут поблизости одно кафе, — сказала Анаид.

Красавица-иностранка улыбнулась и с непринужденной грацией протянула девочке ладонь. Анаид, как ни в чем не бывало, взяла ее за руку и, искоса поглядывая на незнакомку, повела ее по улочкам Урта.

У иностранки была очень белая кожа, светлые, с пепельным оттенком волосы и синие, как бездонное море, глаза. Она улыбалась пленительной улыбкой и была очень красива. По акценту женщины трудно было понять, откуда та родом.

В последние годы после окончания лыжного сезона, в начале весны, в гостинице и кемпингах Урта, расположенного у подножья Пиренеев, появлялись иностранцы. После первых оттепелей одни из них спускались на надувных плотах по бурным водам реки. Другие поднимались в хорошую погоду в горы, мелькая на склонах и в долинах яркими, разноцветными куртками. Когда же в середине лета в расщелинах скал таял снег, наступало время отважных альпинистов.

Но среди заезжих гостей много было и таких, что просто бродили по долинам, любовались озерами и восхищались великолепными видами, вдыхая чистейший горный воздух. Скорее всего, вежливая иностранка принадлежала к их числу.

— Тебя, наверное, ждет мама?

У Анаид подступил комок к горлу. Теперь у нее не было ни мамы, ни бабушки. И никто ее не ждал, кроме взбалмошной и практически бесполезной тетки.

— Извини, я не представилась. Меня зовут Кристина Олав.

— А я Анаид.

— Я помню. Такое красивое имя трудно забыть. Оно тебе подходит. Ты такая же красивая.

Обычно Анаид не поддавалась на дешевую лесть, но сеньора Олав говорила так искренне, что девочка почувствовала себя писаной красавицей. Как приятно, когда тобой восхищаются! И когда ты кому-то небезразлична!

Поэтому, несмотря на данное Елене обещание, Анаид рассказала иностранке об исчезновении матери, своей болезни и даже о появлении тети Крисельды. И еще о своей неудачной попытке приобрести лифчик. Девочка выложила все это незнакомке, потому что ей ужасно хотелось, чтобы кто-нибудь проявил к ней интерес, внимательно выслушал или хотя бы улыбнулся. О себе сеньора Олав не стала особо распространяться, заявив, что на несколько дней остановилась в гостинице и что в Урте она проездом. Потом иностранка, сверкая глазами, заявила, что ей очень хочется посетить озера.

— Хочешь поехать со мной? — спросила она у Анаид.

Ни секунды не раздумывая, Анаид приняла приглашение.

Пока она пила какао с сеньорой Олав, у нее не болели ни мышцы, ни голова, она даже забыла об исчезновении Селены. Беседа с иностранкой и какао со сливками и пирожным оказались чудодейственным средством против всех ее хворей и душевных недугов.