Клан волчицы - Карранса Майте - Страница 8

Телеграмму доставили в тот день, когда приехала тетушка Крисельда. Телеграмма была адресована Анаид и глубоко ранила ей душу, хотя и показалась девочке странной, потому что обычно Селена так не выражалась.

Телеграмма гласила:

«Анаид!

Не ищи меня. Мы уехали с Максом на его машине — хотим начать новую жизнь в дальних странах. Втроем у нас ничего бы не получилось. Я вышлю Елене денег. Скоро ты меня забудешь.

Селена».

Анаид читала и перечитывала телеграмму. Значит, Макс действительно существует, живет в городе, и он любовник Селены, забывшей ради него обо всем на свете!

Девочке захотелось набрать номер Макса и сквозь слезы умолять автоответчик вернуть ей маму. Но это было бы слишком глупо — Селена любит Макса, и сейчас они уже где-то далеко!

Нацепив на нос очки, тетушка Крисельда прочла телеграмму и засыпала Анаид вопросами о Максе и безумных выходках Селены. Девочка ничего не ответила. Сейчас ей хотелось остаться одной и вдоволь наплакаться.

Пару часов спустя пришла Елена и принесла конверт с деньгами. К банкнотам, которые она вручила Крисельде, прилагалась напечатанная на принтере записка от Селены. В ней та просила библиотекаршу позаботиться об Анаид, обещая в обозримом будущем прислать еще денег на ее содержание.

— Откуда у нее деньги? — подумала вслух Анаид. — Кредитные карточки остались в сумке, а сумка дома. К тому же — я сама проверяла — в последнее время Селена не снимала денег со счета.

Елена с Крисельдой изумленно уставились на Анаид.

— Говоришь, Селена ничего с собой не взяла?

Анаид рассказала, как обследовала дом наутро после грозы.

— Все было на месте — одежда, обувь, сумка… — объяснила она.

Стоило девочке произнести эти слова, как, к своему невероятному удивлению, она заметила, что на вешалке больше нет ни плаща, ни сумки Селены.

— Но я же видела их собственными глазами! — воскликнула Анаид.

Елена с Крисельдой переглянулись.

— Говоришь, и обувь была на месте?

— Идите и посмотрите, если не верите! И обувь, и чемодан!

Когда они вместе поднялись в спальню Селены и открыли шкаф, Анаид побледнела. Шкаф был почти пуст. Из обуви в нем остались старые дырявые туфли и рваные босоножки. Никакого чемодана тоже не было. Со столика у кровати исчезли темные очки, заколки для волос и книга, которую Селена читала перед сном. С замиранием сердца Анаид заглянула в ванную. Так и есть! Зубная щетка Селены тоже пропала вместе с шампунем и ее любимой мочалкой.

Но это было еще не самым странным. Когда Анаид открыла для Крисельды и Елены электронную почту матери, чтобы те убедились в том, что Селена ни с кем не попрощалась и даже не предупредила своего редактора об отъезде, ее ожидала еще одна неприятная неожиданность. В почтовом ящике Селены были совсем не те письма, которые Анаид читала прежде.

Теперь там находились сообщения, написанные матерью до своего исчезновения, в которых та оповещала издательство о своем отъезде, а также отменяла ряд назначенных ранее встреч на какой-то конференции, на конгрессе, посвященном комиксам, и на открытии одной выставки.

Анаид сопоставила сегодняшнюю электронную почту с той, которую сама распечатала три дня назад. Ничего общего между ними не было. В компьютере не осталось никаких следов даже страстной переписки с поклонницей Селены, лаконично подписывавшейся буквой «С.»

Анаид поделилась своими наблюдениями с Еленой и Крисельдой, но сразу заметила, что те не придали ее словам большого значения. Поэтому, когда Крисельда сообщила, что в мобильном телефоне Селены не осталось и следов последних звонков, расстроенная и подавленная Анаид ничего не сказала.

Она поняла, что после исчезновения Селены кто-то побывал у них дома и замел все следы.

При мысли об этом Анаид стало жутко.

Как проникли к ним в дом?

Как узнали, что именно принадлежит Селене?

Как умудрились задним числом написать сообщения в электронной почте?

Сделать это могла только сама Селена.

При этой мысли Анаид почувствовала себя так плохо, что дрожа забралась под одеяло.

У Анаид не было температуры, но чувствовала она себя гораздо хуже, чем когда заболела воспалением легких, и ее с судорогами положили в больницу.

У девочки болело все тело — от корней волос до ногтей на пальцах ног. Суставы ныли, в животе крутило, мышцы болели так, словно их резали ножом, одновременно втыкая тысячи иголок, а кожа на всем теле натянулась, словно собиралась лопнуть. Анаид не могла сомкнуть глаз, была не в силах читать или хотя бы просто думать.

Уже две недели Анаид не ходила в школу — врач велел ей отдыхать и даже не помышлять об уроках. Чтобы оправиться от шока после исчезновения матери, ее организм нуждался в покое. Кроме того, Анаид было очень стыдно. Она не могла смириться с мыслью, что та сбежала с каким-то мужчиной.

Сначала девочка отказывалась верить в предательство Селены, убеждая себя в том, что та поступила так в припадке безумия. В целом это было на нее похоже. Но ведь потом Селена тайно ночью вернулась домой, чтобы забрать свои вещи, написать электронные сообщения и стереть из телефона все номера! И еще прислала телеграмму и деньги. Это уже не походило на поступок сумасшедшей. Скорее всего, Селена сознательно избегала встреч с дочерью.

Анаид хотела бы возненавидеть Селену за трусость и ложь, с корнем вырвать из своего сердца воспоминания о ней, как удаляют из тела воспаленный аппендикс. Она мечтала оказаться с Селеной лицом к лицу и высказать матери все, что думает о ее эгоизме и вопиющей безответственности, в которой ее так часто обвиняла Деметра. Но при всем этом без Селены Анаид было очень плохо, какой бы эгоистичной, амбициозной, безответственной и безумной та ни была.

Все время своего вынужденного отдыха Анаид больше всего волновалась за свою голову, точнее, ее беспокоило, что в той творилось, так как разум Анаид стал напоминать не то взбудораженный рой пчел, не то взбесившуюся лесопилку.

От непрерывного гула в ушах у девочки раскалывалась голова. Однажды Анаид попыталась добраться до своей секретной пещеры, чтобы хоть там немного прийти в себя, но не смогла дойти до дубравы — развернулась и бегом вернулась домой. Ее ошеломила мучительная какофония лесных звуков, от которой гул в ее голове усилился до такой степени, что чуть не лишил ее рассудка.

Анаид, конечно, тосковала по Селене, но в те моменты, когда чувствовала себя особенно плохо, ей не хватало Карен. Девочке очень хотелось, чтобы Карен — врач и подруга ее матери — вернулась из Танзании. От Карен всегда пахло чем-то вкусным, и она приятно щекотала Анаид стетоскопом, от чего девочка мгновенно выздоравливала. В детстве Анаид свято верила в то, что стетоскоп Карен волшебный и достаточно им провести по груди или плечу, чтобы бронхит или воспаление легких тут же прошли.

Представив, что сказала бы ей сейчас Карен, Анаид стала размышлять, как лучше всего вести себя в сложившейся ситуации, и однажды бессонной ночью уловила еле слышный шепот.

Карен говорила ей: «Анаид, детка, не надо бороться с болью и шумом в ушах; они от твоего тела, а твое тело — это ты; не бойся его проявлений, будет больно — ничего страшного; дыши глубоко, прислушивайся к своим внутренним ощущениям, смирись с ними; пусть они станут частью тебя».

Совет оказался очень дельным. Анаид больше не чувствовала страшного напряжения во всем теле, а шум в голове стал проходить. Особенно перед сном.

Однако по утрам Анаид иногда казалось, что она бредит наяву — с широко открытыми глазами и отчаянно бьющимся сердцем. Стены ее спальни что-то бормотали, из-за оконных занавесок появлялась стройная фигура неизвестной дамы в воздушных одеяниях, а на ковре проступало изображение средневекового рыцаря в шлеме и латах.