Выбери любимый жанр

Покойся с миром - Желязны Роджер Джозеф - Страница 14

Изменить размер шрифта:

Замок оказался примитивным, и я, достав из бумажника отмычки, без особого труда открыл его.

Она, развалившись, лежала на диване, свесив одну ногу на пол. Синяя юбка задралась выше коленей, голова была повернута под неестественным углом. На лице, горле и блузке я увидел красные пятна.

Я тихо вошел и запер за собой дверь.

Я отношусь к типу людей, склонных излишне остро реагировать на любые события. Я стремлюсь найти в словах людей скрытый смысл, потом строю совершенно безумные конструкции на основании сделанных мной выводов. Иногда меня изводят кошмары, в которых весь мир опутан паутиной заговоров и зло ожидает лишь удачного момента, чтобы разрушить окружающую меня реальность под свое космическое хихиканье. Я отношусь к типу людей, которые каждый день принимают витамины и каждый год делают прививку от столбняка. Дело в том, что я становился жертвой такого количества несчастных случаев, почти несчастных случаев, потенциальных несчастных случаев и далеко не несчастных случаев, что считаю такие меры осторожности достаточно оправданными.

Помню, одним прохладным утром я, небритый, с воспаленными глазами, пахнущий пивом и табаком, узел галстука ослаблен и всего две сотни долларов в бумажнике, вышел из дома, где всю ночь играл в покер. На улице никого не было, станция метро находилась в четырех кварталах. Через несколько минут я заметил, что не одинок в этом мире. Примерно в тридцати футах впереди в подъезде прятался мужчина, пристально наблюдавший за мной. Я замедлил шаг и так же пристально посмотрел на него. Убегать было поздно. Я потянулся за бумажником в надежде, что он пощадит не оказавшую сопротивления жертву, а он резко сунул руку в задний карман брюк. Когда я поравнялся с ним, он протянул мне дрожащей рукой свой бумажник.

— Возьмите! — сказал он. — Больше у меня ничего нет! Только не стреляйте!

Итак, я во всем стремлюсь увидеть самое плохое и чувствую некоторое смущение, когда мои подозрения не оправдываются. Самое плохое обычно случается без предупреждения, что раздражает меня безмерно, особенно когда я вспоминаю, как часто был готов ко всему, но ничего не происходило. Надеюсь, парки[11] не мазохистки, чтобы любить того, кто так часто их проклинает.

Думая об этом, я, чтобы прогнать уныние, призвал на помощь свое извращенное чувство юмора и подошел к дивану. К сожалению, она дышала.

Я обошел диван вокруг. Увидел валявшуюся в луже на полу пустую полугаллонную бутылку из-под кьянти. Компанию бутылке составлял разбитый стакан. Мария порядочно облилась вином, и я вдруг пожалел, что у меня нет насморка, поскольку оказался слишком близко к результатам неудачного рывка к унитазу.

Чтобы не оставалось ни малейших сомнений, я проверил пульс — он был нормальным. Не было никаких видимых признаков того, что она упала и поранилась. Она не проснулась за время моего беглого осмотра, и это вполне меня устраивало. Что-то пробормотала, когда я поправил юбку и переместил ее в более удобное, на мой взгляде положение. Лицо ее представляло собой жуткую маску из винных пятен и расплывшейся косметики со следами высохших слез, ресницы слиплись в маленькие, блестящие от слез пучки.

Я поставил кипятиться воду для кофе. Он вряд ли мог бы ей помочь, но мне самому захотелось выпить чашку. Открыл окно, чтобы проветрить комнату, снял пиджак, закатал рукава и убрал грязь с пола. После этого я вытер ее лицо влажной салфеткой из махровой ткани.

Наконец ее веки затрепетали.

— Пить, — пробормотала она.

Я принес стакан воды, поддержал ее, пока она пила.

— Еще.

Она выпила еще два с половиной стакана и положила влажную салфетку на глаза. Потом приподнялась, прижимая салфетку ладонями, дыхание стало глубже.

— Аспирин, — сказала она. — В аптечке.

Я принес таблетки и, пока она их принимала, налил две чашки кофе. Потом она опустила салфетку и провела пальцами по длинным черным волосам.

— Ой! — воскликнула она, когда я поставил чашки на стол. — Кажется, мир постарел.

Она вымученно улыбнулась, взяла предложенную сигарету. Я сел на стул и закурил.

Молчание.

Мы сидели молча не меньше десяти минут. Потом она встала, снова улыбнулась, извинилась и вышла из комнаты. Через некоторое время я услышал шум воды.

Еще одна чашка кофе. Еще одна сигарета. Мрачные мысли.

Мария, когда мы встречались раньше, не была запойной пьяницей. Впрочем, Карл тоже. Люди меняются, но тем не менее то, что я увидел, показалось мне ненормальным. Кроме того, я очень сомневался, что сильно пьющая женщина могла получить такую прекрасную работу у Бруно, который славился своей безжалостностью. Я решил, что она напилась не без причины и причина эта возникла совсем недавно. Оставалось только надеяться, что ее нервный срыв имеет отношение к моему расследованию. Сейчас мне представилась прекрасная возможность, скорее всего уникальная, вытянуть из нее информацию, пока она еще не оправилась от удара.

Она вернулась из ванной в тюрбане из полотенца и в белом махровом халате. Выглядела она значительно лучше, но я заметил, что ее руки тряслись, когда она наливала кофе. Она села, взяла сигарету и смогла улыбнуться гораздо лучше, чем прежде.

— Спасибо, Овидий, — сказала она, потупив взор.

Потом осмотрела комнату, не перемещая взгляд, а поворачивая голову.

— Ты прибрал за мной, мне так неловко.

Взгляд остановился на двери.

— Извини, не слышала, как ты стучал.

Я пожал плечами.

— Я действительно собиралась встретиться с тобой сегодня.

— Ничего страшного, — сказал я. — Как ты себя чувствуешь?

— Погано, — ответила она. — Ты беспокоился обо мне?

— Да.

— Просто один из не самых удачных дней. Все не так. Я выпила пару бокалов, чтобы успокоиться, но стало только хуже. Выпила еще. Потом решила послать все к черту и продолжила топить свои печали. Как прошло открытие?

— Было довольно интересно. Видел Уолтера Карлона. Бруно сказал, что ему тебя очень не хватает.

— Еще бы, — сказала она. — Практически все я сделала сама, без его помощи!

— А потом решила, что приходить не обязательно.

Судя по выражению ее лица, она сожалела об этом.

— Жаль, что так получилось, — сказала она. — Бруно — очень хороший человек, но это понимаешь, когда хорошо его узнаешь. Завтра утром я ему позвоню…

— Такое часто случается?

— Что именно.

— Ну, когда все не так.

Она прикусила губу.

— Нет, сегодня особый случай.

— В каком смысле?

— Я предпочла бы забыть обо всем.

— Конечно, — сказал я.

Снова молчание, и я решил переждать его.

В течение нескольких минут я рассматривал носки туфель, потом услышал тихое всхлипывание. Подняв взгляд, увидел слезы в ее глазах.

— Трудно, да?

— Д-да.

Я предложил ей свой носовой платок, но она покачала головой и вытерла слезы рукавом халата.

Я хотел знать, почему она плачет, но не понимал, как это выяснить. Не было никаких зацепок. Возможно, это была замедленная реакция на разрыв с Карлом. Возможно, нечто совсем другое. Я не имел ни малейшего представления, что именно.

— Ты наконец добился успеха, — сказала она.

— Все относительно.

— Но ты добился, и я рада за тебя.

— Спасибо. Кажется, я приехал в этот город не совсем в удачное время. Хотел увидеть тебя счастливой, сходить с тобой куда-нибудь, где слышен смех. Хотел…

— Ты когда-нибудь вспоминал обо мне?

— Вспоминал. Очень часто.

Она слабо улыбнулась, я подошел к ней, сел рядом и обнял ее за плечи. Она заплакала. Я решил не мешать ей.

— Все могло бы быть так хорошо, — сказала она, прижавшись к моей груди щекой. — И вдруг все пропало. Я прирожденная неудачница.

Это напомнило мне о чем-то давно минувшем, но я ничего не сказал. У нее начался приступ икоты, потом она снова начала всхлипывать.

— Все было почти идеально… идеально.

вернуться

Парки — в древнеримской мифологии три богини судьбы.