Ночь в одиноком октябре - Желязны Роджер Джозеф - Страница 21
- Предыдущая
- 21/45
- Следующая
– Но ты хоть, по крайней мере, скажи, может, тебе еще кто-нибудь известен?
– Не известен, – ответил я.
Я затрусил дальше. Сделан первый шажок, одержана первая победа. Мы миновали нескольких коров – головы опущены, что-то шумно пережевывается. Со стороны дома Дорогого Доктора до нас донесся приглушенный раскат грома. Поглядев налево, я различил на горизонте холм, который именую Собачьим Гнездовищем.
– Эта могила дальше к югу, чем предыдущая? – уточнил я, когда мы свернули на тропку, ведущую в том направлении.
– Да, – кивнул он.
Я попытался представить себе образ, который в результате всех этих новых поселений простерся еще в двух направлениях. Порой это очень раздражало – ищешь, ищешь, а потом оказывается, что все твои расчеты никуда не годятся. Такое впечатление, будто какая-то дьявольская сила забавляется со мной. Сложней всего было отказываться от тех вариантов, которые, казалось, подходили ну по всем параметрам.
Наконец мы очутились на клочке земля, который в далеком прошлом, очевидно, принадлежал какой-то родовитой семье. Только семьи этой уже давным-давно не было на свете. На вершине ближайшего холма маячили развалины старого особняка. От него остался один фундамент, не больше. Но в то же самое время я заметил, что место успокоения членов семьи кем-то снова обжито. Ползец провел меня на поросшее травой кладбище – вся ограда его обвалилась, за исключением восточной решетки, которая, хоть и скособочилась, но все-таки держалась.
Сквозь заросли высокой травы мы прошли к огромной каменной плите. По сторонам ее виднелись следы недавних раскопок, сам же камень был поднят и сдвинут немного в сторону, оставляя, таким образом, довольно широкую щель, сквозь которую мог бы пролезть даже я.
Я сунул внутрь нос и принюхался. Пыль.
– Если хочешь, я могу сползать вниз, – предложил Ползец.
– Давай спустимся вместе, – ответил я. – После такой прогулки мне и самому захотелось взглянуть на это.
Я пролез внутрь склепа и сделал несколько неуверенных шажков. На пути мне попалась лужа, я переступил через нее. Впрочем, луж вокруг оказалось немало, и не мог же я обходить их все. Свет сюда почти не проникал, однако, немного попривыкнув к темноте, я наконец различил стоящий на возвышении гроб. Крышка его была откинута в сторону. Еще один гроб был отодвинут к стене, чтобы освободить место.
Я приблизился к нему и снова принюхался, хотячто там можно учуять и сам толком не знал. В ту ночь когда мы впервые повстречались, от Графа вообще ничем не пахло – мое обоняние было введено в полное заблуждение. Но стоило приблизиться и присмотреться повнимательнее, как сразу пришла в голову мысль: с чего бы ему оставлять крышку откинутой? Сей факт абсолютно не соответствовал тому типу, что представлял собой Граф.
Поднявшись на задние лапы, я оперся на край гроба и заглянул внутрь.
Ползец, извивающийся поблизости, нетерпеливо спросил:
– Ну, что там?
Только тогда я осознал, что непроизвольно рыкнул.
– Игра становится все более и более серъезной, – ответил я.
Он забрался на бортик, оттуда перебрался на гроб, где и замер, напоминая причудливый головной убор какого-нибудь фараона.
– Вот это да! – промолвил он наконец.
Внутри гроба, на длинном черном плаще, лежал скелет. Он все еще был облачен в темные одеяния, которые, однако, теперь пришли в некоторый беспорядок. Меж ребрами, слегка под углом, был вбит огромный осиновый кол, чуть ли не насквозь пронзивший дно гроба и сместивший позвоночник немного влево. Все покрывал толстый слой пыли.
– Такое впечатление, что новая квартирка Графа оказалась не таким уж большим секретом, как он рассчитывал, – сказал я.
– Интересно, кем он был – открывающим или закрывающим? – задумчиво прошипел Ползец.
– По-моему, открывающим, – ответил я. – Хотя этого мы уже никогда не узнаем.
– Как ты думаешь, кто прибил его этим колом?
– Без понятия. – Я опустился на все четыре лапы и, отойдя от гроба, облазилил сначала все уголки, а затем каждую щель. – Ты нигде не видишь Игла?
Нет. Думаешь, они и до него добрались?
– Очень может быть. Хотя, если он объявится ему придется ответить на несколько вопросов.
Я вскарабкался вверх по ступенькам и окунулся в дневной свет.
– Что же теперь делать? – спросил Ползец.
– Не знаю, как тебя, а меня ожидают кое-какие заботы по дому.
– Так что, будем вести себя так, будто ничего не случилось, ждать, пока это не произойдет снова?
– Нет. Теперь мы будем осторожнее.
И мы поползли и потрусили назад, к знакомым местам.
Джека дома не оказалось, поэтому я быстренько проверил, как там Твари, и отправился на поиски Серой Дымки, чтобы ввести ее в курс последних событий. Я был безмерно удивлен, когда обнаружил Джека мирно беседующим с Сумасшедшей Джилл на заднем крыльце ее дома. В руке он держал чашку с сахаром, который, видимо, только что одолжил у нее. Завидев меня, хозяин закончил разговор и пошел прочь. Серая Дымка отсутствовала. По пути домой Джек сообщил, что, вполне возможно, скоро мы отправимся в город, чтобы на этот раз приобрести себе кое-какие предметы мирского толка.
Спустя некоторое время, когда я вновь объявился на улице, оглядываясь по сторонам в поисках Серой Дымки, мимо прогрохотала карета Великого Сыщика, в которой сидел он сам, но все в том же обличье Линды Эндерби. Наши взгляды встретились. В течение нескольких долгих секунд мы внимательно рассматривали друг друга. Потом карета исчезла за поворотом.
Я вернулся в дом и хорошенько вздремнул.
Проснулся я перед самым закатом и снова обошел нашу обитель. Твари-в-Зеркале все еще переплетались в своем клубке, тихонько пульсируя. Трещинка, вроде бы, слегка увеличилась, хотя, может быть, это выделывало шутки мое воображение. Однако я отметил про себя, что надо будет обратить на нее внимание Джека.
Поев, попив и обойдя дом снаружи, я в очередной отправился за Серой Дымкой. Она, погрузившись в свои кошачьи грезы, мирно дремала у себя на крылечке.
– Привет. Давно ищу тебя, – сказал я. – Уже соскучился.
Она зевнула и потянулась, потом принялась вылизывать грудку.
– Я отлучалась, ходила осматривать церковь и жилье викария.
– Удалось проникнуть внутрь?
– Нет. Хотя заглянула в каждую щелку, в какую только смогла.
– Узнала что-нибудь интересное?
– У викария в кабинете на столе стоит череп.
– Memento mori[2], – заметил я. – Церковники почти все повернуты на такого рода вещичках. А может, череп достался ему по наследству, от предшественника.
– Он покоится в чаше.
– В какой чаше?
– В той самой. В древней пятиугольной чаше, о которой тогда говорили.
– О! – Значит, я был неправ, полагая, будто этот атрибут находится у Дорогого Доктора. – Это меняет дело. – И хитро добавил: – Вот если бы та еще сказала мне, где находятся две волшебные палочки…
Она как-то странно посмотрела на меня и стала прихорашиваться дальше.
– Мне даже довелось по стенкам полазить, – сообщила она.
– А зачем?
– Услышала, как наверху кто-то плачет. Поэтому влезла на стену и заглянула в окно, из которого, как мне показалось, доносился плач. Я увидела маленькую девочку на кроватке. Она была одета в голубое платьице, а с нога свисала длинная цепь, другой конец которой был прикован к раме кровати.
– Кто она такая?
– Ну, в общем, потом я повстречалась с Текилой, – продолжала Дымка. – Не думаю, что она пришла в восторг от встречи с кошкой. Но все-таки мне удалось убедить ее поделиться со мной тем, что девочку зовут Линетт и она дочка последней жены викария Жанетт от предыдущего брака.
– А почему она прикована цепью?
– По словам Текилы, это впредь послужит ей уроком, чтобы не убегала из дому.
– Очень подозрительно. Сколько ей лет?
– Тринадцать.
– Да. Все сходится. Готовятся к жертвоприношению.
Memento mori (лат.) – Помни о смерти. Таким приветствием обменивались при встрече члены основанного в 1664 г. в нормандском аббатстве Ла Трапп во Франции ордена траппистов, более всего известные тем, что принимали обет молчания. В обиходе выражение употребляется и как напоминание о неотвратимости смерти, скоротечности жизни, а также вообще обо всех и всяческих грядущих угрозах и неприятностях.
- Предыдущая
- 21/45
- Следующая