Рука-хлыст - Каннинг Виктор - Страница 28
- Предыдущая
- 28/53
- Следующая
— Так. Придержите пальцами листок с текстом.
Я придержал записку и фотографию, лежащие под лампой, а в это время Оглу усердно щелкал затвором.
— Как в эту историю вписывается Лотти Беманс? — спросил я.
— Понятия не имею. Я так же, как и вы, стою с краю.
— Вы способны и на большее.
— Ее последний адрес, о котором мы знаем, был в Муниче.
«ИОП Чалкокондили. А.». Я знаю — Иностранный отдел полиции на улице Чалкокондили. Каждый, кто останавливается в Греции больше чем на месяц, должен иметь удостоверение личности. Лансинг обратился туда и узнал, что ее удостоверение просрочено.
Это было интересно, но не совсем то, что мне хотелось бы узнать. Оглу взял записку и принялся изучать ее. Я подошел к окну.
Затем он бросил на меня долгий суровый взгляд и произнес:
— Это все, что передал вам Лансинг?
Я повернулся. Оглу, держа в руке записку, смотрел на меня в упор. Солнечный свет брызнул ему в лицо, когда я раздвинул шторы.
— Абсолютно все.
— А какую историю рассказали вы вашему секретарю?
— Что подошел к «Комире» на лодке и кто-то сбросил мне это.
— И она вам поверила?
— Она меня не волнует. Вот Малакод может что-то заподозрить. Придется что-то придумывать.
— Это будет нелегко.
— Придется поломать голову.
Он пожал плечами. Затем вдруг улыбнулся, подошел к шкафу, спрятал туда свое оборудование и извлек бутылку бренди и два стакана.
Мы выпили.
Я опустил стакан: в лицо мне смотрело дуло пистолета.
— Только не говорите, что держите его для того, чтобы защитить свою кошку.
Он улыбнулся, покачал головой и тихо сказал:
— Может быть, я и несправедлив к вам. Это не исключено.
Но я выполнял свою работу. Если бы вы работали на нас постоянно, я бы не стал проверять вас.
— А что вы собираетесь предпринять?
— Хочу лишь убедиться, что вы не получили от Лансинга больше ничего.
— И что?
— Просто разденьтесь. Кошка не будет против. Догола.
Он повел дулом пистолета.
Я разделся. Сложил вещи в кучу на полу.
— Ботинки и носки. Снимите их тоже.
Я старался удержаться на одной ноге, разуваясь, а Оглу сказал:
— Мне кажется, вам нужно побриться.
Он оттолкнул меня от кучи одежды и, не отводя от меня взгляда, подошел к верстаку, пошарил там рукой, затем бросил мне небольшой кожаный футляр. Я поймал его и расстегнул «молнию». Внутри лежала бритва «Филишейв» на батарейках.
Я стал бриться, а он в это время ощупывал мою одежду. Пистолет лежал на полу, подозрительно близко ко мне, и я мог бы схватить его, если бы вдруг захотел вести свою игру. Но мне это было не нужно. Слайд был спрятан в другом месте.
Я брился, а Оглу, просмотрев одежду, подошел ко мне и развернул меня спиной. Я чувствовал себя так, как будто меня выставили для продажи на рынке рабов. Вот англосакс, в хорошем состоянии, здоровый, но честен лишь умеренно, поэтому не может быть приставлен к гарему. Кошка, к соскам ее присосались котята, смотрела на меня, но не делала попыток назначить цену.
Оглу закончил прощупывание повязки на моей руке:
— О'кей.
Я повернулся:
— Вот удовольствие.
Он пожал плечами:
— Мои извинения.
Я оделся. Мы выпили еще по стаканчику бренди и расстались друзьями.
Я прошел через комнату, на прощанье погладил кошку и котят, при этом незаметно достал слайд, который спрятал под ними.
Уже у двери Оглу сказал:
— Ради Бога, не пытайтесь что-либо понять. Это дело слишком запутанное. И не беспокойтесь насчет билетов на самолет.
Я позвоню и проверю, удалось ли Веритэ взять их. Если нет, просто приходите сюда в два часа, они будут у меня.
Но Веритэ взяла билеты. В полдень мы были уже в Загребе, там пересели на самолет «Эр-Франс» и к обеду были в Париже.
Веритэ заказала мне комнату в отеле «Кастильон». После обеда я отвез ее домой и велел зайти ко мне утром. Когда я вернулся в отель, там меня уже ждал Казалис, но я не удивился этому.
Эта сторона дела был организована безупречно.
— Если ты думаешь, что я опять пойду на ту квартиру, то ты сошел с ума. Шпигель — труп, у Говарда Джонсона сломана рука. А они явно не против сравнять счет. Здесь я чувствую себя в большей безопасности.
Он кивнул, а затем ответил:
— Решать тебе — до тех пор, пока здесь не появится Сатклифф, а он приедет завтра.
— В котором часу?
— Днем. Я приду за тобой после ленча. — Он встал с постели, на которой сидел, нахлобучил на голову шляпу и сухо спросил:
— Куда ты дел все, что привез? — Он мельком глянул на чемодан, стоявший на табурете, и я понял, что Казалис подумал о нем.
— Я арендовал сейф в «Америкэн экспресс», и оставил там.
Для безопасности.
Он ушел, я позвонил Веритэ и велел ей никого не впускать к себе до завтрашнего утра, пока не приду я. Сам же спокойно лег спать. Цветной слайд был на пути к Уилкинс. Я отправил его вместе с подробными инструкциями, что с ним делать.
Срочной авиабандеролью.
Я зашел к Веритэ рано утром и позавтракал с ней. Не знаю — то ли потому, что она вернулась в Париж, была поблизости от своего начальства и вновь обрела старые привычки, то ли потому, что она решила, будто то, что происходило в «Мелите» и ночью в Полаче, лишило ее защиты и нужно заново укрепить ее, так или иначе, держалась она хотя и приветливо, но холодно и слегка надменно.
Она угостила меня беконом и яичницей, не глазуньей, а также великолепным кофе из Коны, который на этот раз не нужно было выцеживать из оловянной цедилки.
— Ты передала материал Малакоду?
Она кивнула:
— Прошлой ночью.
— Позвони Малакоду и скажи, что мне нужно с ним встретиться сегодня вечером в шесть. Потом мы пойдем обедать и танцевать в «Лидо» на Елисейские Поля: за пятьдесят четыре франка можно натанцеваться до упаду и выпить полбутылки шампанского. Видишь, как я хочу быть добрым и хорошим?!
Она пристально посмотрела на меня, а затем очень тихо сказала:
— Ты и так очень добрый и хороший. Я бы не хотела, чтобы ты стал другим.
Веритэ встала и подошла к телефону. Она дозвонилась не сразу, а когда ей это удалось, разговор пошел на немецком.
Положив трубку, Веритэ повернулась ко мне:
— Герр Малакод согласен. Он встретится с тобой в половине шестого. Я подвезу тебя.
— Туда же?
— Нет. — Ее голос звучал не очень-то приветливо.
— Ты что-то не то съела?
— Герр Малакод не дурак, — сказала Веритэ.
— Я и не думал так никогда. И уж точно в отношении денег.
— Эти записи были сделаны британским агентом.
— Да что ты?
— Как ты объяснишь это герру Малакоду?
— Карвер везунчик. Так уж случилось. "
Я подошел к Веритэ; она же держалась по-прежнему холодно. Я положил ей на плечи руки, наклонился и по-братски поцеловал в щеку.
Уилкинс позвонила мне через полчаса после того, как я вернулся в отель. Пять минут ушло на нудные вопросы: меняю ли я регулярно носки, не отросли ли мои волосы и почему я сказал, что заплатил за электричество, а на самом деле не заплатил. После чего она наконец перешла к делу. Уилкинс посмотрела слайд на офисном проекторе и час возилась с различными справочниками. Она нашла нужную информацию в нескольких местах и, должен признаться, хорошо выполнила свою работу. Думаю, она просто не умела иначе. Венцом ее трудов стала страничка со следующими заметками:
"Общие положения:
Фотография сделана весной. Лиственницы на заднем фоне только что начали зеленеть. Растущие у стены горечавка, маленькие крокусы и первоцвет в фут высотой. По тени можно заключить, что это раннее утро или поздний вечер.
Человек:
Возраст — около пятидесяти. Пять футов десять дюймов.
Глаза карие. Одежда как на рабочем из Франции, Швейцарии и Австрии. Курит трубку с каплевидным основанием и большой чашечкой — немецкого или австрийского типа. Подошва — правый ботинок, осанка — возможно, слегка хромает.
- Предыдущая
- 28/53
- Следующая
