Страсть сквозь время - Арсеньева Елена - Страница 20
- Предыдущая
- 20/55
- Следующая
Лидию, закоренелую горожанку, почти ничто не шокировало в этой старой и не слишком-то уютной усадьбе, никакие мелочи быта и неудобства не раздражали. Может быть, именно потому, что слишком живы были в памяти те дивные сказания русской литературы, которые повествовали о мелкопоместном быте, – произведения того же Бунина, к примеру. А может быть, какая-то собственная родовая память оживала – пусть и не знала Лидия ровно ничего о своих предках, но ведь кто-то из них жил, очень может быть, вот в такой же усадьбе: не слишком богато и разнообразно обставленной, но уютной даже и в самой неуютности своей и невероятно чистой, прибранной. Что и говорить, Фоминична, которая была не только Ирининой нянькою, но и домоправительницей, умела держать немногочисленную прислугу в ежовых рукавицах! При этой ее воинствующей чистоплотности невероятно удивительно и противно было встретить иной раз в доме черных тараканов.
Что характерно, появление этой пакости изумляло даже прислугу. Все диву давались, думали, из городского дома с господскими вещами привезли. Однако Ирина клялась и божилась, что в Москве у них никаких тараканов не было. Фоминична подтверждала. Однако она очень обрадовалась их появлению в доме и громогласно объявила, что черные тараканы приходят к свадьбе.
Ирина покраснела, Алексей сделал отсутствующее лицо, Лидия почувствовала себя несчастной, но промолчала. А что ей оставалось делать? И что она могла бы сделать?!
Вообще тема свадьбы иной раз зависала слишком назойливо. Понятно было желание Фоминичны непременно выдать воспитанницу за того, кого Ирина так любит, но деликатности у нее было даже меньше, чем у слона.
Она непрестанно устраивала гадания – вечерами и в дурную погоду все начинали отчаянно скучать и рады были любому развлечению. То и дело топили олово, изводя для этого одну за другой чайные ложки, выливали расплавленный металл в холодную воду и разглядывали, что получалось. Из кабинета покойного хозяина Гаврилы Иваныча таскали листы бумаги, складывали их гармошкой и поджигали над подносом, на котором обычно пекли в поварне пироги. Бумага чернела, корчилась, словно ее мучили, принимая невероятные очертания. Ни в оловянных кукишах, ни в истончившейся черной бумаге Лидия ровно никаких символов не находила, однако Фоминична упорно видела то кивер, то церковь, что, по ее толкованию, означало непременную свадьбу с военным. Она так упорствовала, что однажды Лидия подумала: она не удивилась бы, если бы малое количество тараканов Фоминична нарочно, украдкой привезла из города, дабы они напророчили свадьбу Ирины с Алексеем.
Ирина делала вид, что Фоминичнины предсказания ее смешат, но Лидия видела, что ей неловко. Как-то раз она чуть ли не со слезами призналась Лидии, что старания нянькины ее ужасно тяготят и смущают:
– На балах, бывало, тетушки и маменьки беззастенчиво подходили к кавалерам, особенно к заезжим военным, улыбались и просили: «Батюшка, ты уж с моей-то потанцуй!» А потом бежали к дочкам или племянницам и в их карточки записывали имя господина, которого уговорили. А теперь Фоминична себя так же ведет, как они. Моя матушка умерла, когда я была еще во младенчестве, моя тетка, которая меня в свет вывозила, прежде всего о своих двух дочках, моих кузинах, заботилась, я на балах все больше стеночки подпирала, меня приглашали только тогда, когда совсем уж не с кем было танцевать, и только Алексей... его не надо было уговаривать... я тогда думала, что он... а теперь он стал такой... по-моему, он равнодушен ко мне... и я не знаю, как оно все будет...
Ирина путалась в недомолвках и жалобно умолкала. Она искательно взглядывала на Лидию, явно желая, чтобы подруга с жаром начала доказывать: Алексей-де к ней вовсе не равнодушен, – однако Лидия помалкивала. А между тем кто-кто, а она-то наверняка могла сказать, что гадания Фоминичны вполне правдивы, что рано или поздно, а в 1814 году они непременно сбудутся и Ирина сменит фамилию Симеонова на Рощина. Тоска при этой мысли брала такая, что о своем собственном будущем Лидия задумывалась мало.
Да в самом деле, ну какая разница, что с ней станется? Может быть, воротится обратно, в свое время, причем так же внезапно, как появилась здесь. Может быть, назад не вернется и уйдет в монастырь в тот же день, как исполнится предначертанье времен и Алексей поведет Ирину под венец. Может быть, умрет – ведь в эти странные времена медицина была на уровне чуть выше пещерного, люди умирали от самых безобидных причин, возможно, и ее час пробьет.
Она не заботилась о будущем. Она все чаще думала о прошлом и ругательски ругала себя за то, что поддалась на уговоры Ирины. Не нужно было ехать сюда, в Затеряево! Не нужно было устраивать для себя такую пытку!
Ирина хоть и некрасива, но такая милая! Она станет очень хорошей и верной женой Алексею. Она будет закрывать глаза на все его проказы. А проказы будут... И даже если бы, скажем, вдруг да и сбылись тайные и грешные мечты Лидии, если бы Алексей вдруг взял да и пришел к ней, и это стало бы известно Ирине, она, наверное, сделала бы вид, что ничего не происходит...
Лидия вздрогнула – заорали петухи. Птичник стоял рядом с тем крылом дома, где была ее светелка. Крик доносился громко и отчетливо.
Она высунула голову из-под подушки и прислушалась.
Очень странно... Пора бы призраку Гаврилы Ивановича угомониться! А он ходит и ходит. Только теперь не по чердаку шляется, а спустился оттуда и скрипит половицами в коридоре... около самой двери Лидии!
Она села в постели, прижав руки к груди и чувствуя, как колотится сердце, словно держала его в ладонях. Несмотря на то что она была женщиной XXI века, в душе ее всегда жил страх перед неведомым, который еще и укрепился в этом странном мире, где знай плевали через левое плечо да еще и оглядывались опасливо, не стоит ли там бес, где не садились за стол, не перекрестясь, где в каждом, самом незначительном и неприметном явлении видели вещий знак судьбы и самонадеянно не сомневались в том, что и Богу, и его вечному противнику до каждого человека есть дело. Говоря попросту, ей было сейчас ужасно страшно. А услышав, что кто-то потряхивает дверь, словно проверяя, закрыта ли она на крючок, Лидия и вовсе в оторопь впала. Этот дурацкий крючок! Она все время забывала его накидывать! В самом деле, зачем? В доме только свои, да и Ирина порой забегала поболтать, входила тогда без стука. Может быть, и сейчас она пришла?
Нет, Ирина прибегала легкой, но уверенной поступью. Этот же человек – или призрак?! – крался осторожно, замирая при каждом скрипе половицы.
И вот дверь начала приотворяться. Лидия неслышно метнулась с кровати, едва успев взбить одеяло в некий ком, напоминающий очертания ее тела. Замерла за комодом.
В комнате было темно – осенние ночи стояли мрачные, туманные, – видно было только, как что-то смутно белеет в темноте. Господи, матушка Пресвятая Богородица... да ведь это саван!
Лидию затрясло так, что показалось, будто комод, к которому она прижалась, – тяжелый, дубовый комод – заходил ходуном. Она отодвинулась, пытаясь унять дрожь, стараясь не дышать, хотя умом понимала, что, если в комнате призрак, для него все ее попытки укрыться – смешны и нелепы. Он должен проницать тьму своим горящим мертвенным взором, он все видит насквозь! Вот сейчас он поведет головой, и на Лидию упадет взор его мертвых глаз!
Ее собственные глаза хоть и не были всевидящими, но все же успели привыкнуть к темноте, а потому она смогла различить, как призрак ведет головой из стороны в сторону. Однако создавалось впечатление, что он по-прежнему не видит Лидию! Во всяком случае, он недовольно фыркнул и пошел не к комоду, около которого она скорчилась в три погибели, а к кровати. Наклонился, ощупал скомканное одеяло. Отпрянул, расправил его, потряс, словно надеялся, что оттуда выпадет Лидия. И приглушенным шепотом воскликнул:
– Лидия! Где вы?!
- Предыдущая
- 20/55
- Следующая
