Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/91
• Следующая

– Я этого не знал. – Лицо Деция передернулось.

– Как видишь, награда за благородство всегда одна и та же. Нет, мой бедный Деций, кроме разочарований, тебя на этом пути ничего не ждет. Вспомни бедного Гордиана. Его называли Благочестивым. Он так старался быть добродетельным, щедрым и смелым. А чем это кончилось? Краткий миг победы и мучительная смерть. Пресечение славного рода. Жди того же. Возможно, у тебя не будет даже славной победы. Когда миры рушатся, судьбы людей поражают однообразием. В такие мгновения личность перестает что-либо значить. А историки будут искать свидетельства подлости, а не честности. Благородные характеры не вписываются в концепцию подлых эпох. Когда ты проиграешь, тебе припишут слабость, трусость, подозрительность и некомпетентность. – Последнее слово гость произнес с особым удовольствием. – Мир ждут темные века.

– Ты видишь какой-то особенный выход? Как из мерзости выйти не мерзостным путем?

– Я хочу помочь тебе, мой бедный император. Ты не против, что я тебя так называю – мой бедный император? Ты и в самом деле бедный. Ибо, если я тебе не помогу, ты погибнешь в ближайшие месяцы. Я даже могу сказать каким образом. Ты утонешь в болоте.

Деций испытывал странное чувство перед гостем – раздражение и почтение одновременно. Он понимал, что гость имеет право разговаривать таким тоном, и все же не мог с этим смириться.

Ребенок наконец замолчал. Уснул? Или умер? В дурные времена рождается слишком мало детей, и они умирают слишком часто. Деций подумал о своих сыновьях – Гереннии и Гостилиане. Геренний отличный воин, не смотря на юный возраст. А вот из Гостилиана вряд ли выйдет полководец. Хотя еще рано говорить, кто же выйдет из Гостилиана, он совсем недавно снял детскую буллу. Он умен, сообразителен, но слишком слаб здоровьем. Но в нем есть странная холодная смелость. Смелость политика, а не полководца. В конце концов Октавиан Август тоже не отличался здоровьем, но это не помешало ему сделаться величайшим правителем Рима. Хотя он бывал зачастую жесток и не слишком благороден. Но именно из таких и получаются хорошие политики.

– Кто ты? И от чьего имени ты говоришь? От имени готов? – спросил Деций.

Гость расхохотался:

– Бедный император, ты и в самом деле ужасно бедный. Тебе повсюду мерещатся варвары, готовые разорвать Империю на части. Неужели ты не узнаешь самого гения Империи?

Только теперь Деций заметил слабое платиновое сияние, исходящее от гостя. От этого сияния статуи в перистиле приобрели серебристый оттенок. Император взглянул на свою руку. Она была серой, как у покойника.

– Есть две опоры, как две ноги, на которые должна опираться империя. Заметь, я называю Рим Империей, ибо это подлинная его суть, а не Республикой [68], как именуют его по странной прихоти, хотя и сенат, и народ давным-давно утратили былую власть, и вряд ли у бедняков-арендаторов и хозяев латифундий есть какое-то общее дело. Так вот, Империя жизнеспособна, во-первых, когда жить в метрополии гораздо почетнее и выгоднее, чем в провинциях. А во-вторых, порок и коррупция не подтачивают управление. Я дам тебе способ реализовать оба эти условия. Причем сразу.

Гений сделал паузу, ожидая вопроса. Но Деций молчал. Возможно, он просто не знал, что сказать.

– Так вот: отныне каждый гладиатор, сражаясь на арене, может своей победой реализовать чье-то желание, которое будет заранее оговорено. Но это должно быть желание человека добродетельного. И твой бедный цензор Валериан будет именно с этой целью создавать список достойных граждан. Отныне Рим исполняет желания. Желания избранных. Благородные желания благородных людей. А гладиаторы заплатят за них кровью. Люди, стремитесь в Рим! Волшебную страну, где человеческая кровь на арене дарует счастливчику удачу. У тебя есть желание, Деций?

– Я хочу разбить готов.

– Такое маленькое желание. Я всегда замечал: у добродетельных людей слишком маленькие желания. Ну что ж… Устрой в Никополе гладиаторские бои, и пусть самый лучший боец исполнит твое желание, мой бедный Деций. Но если твой гладиатор не выиграет бой, Римская армия будет разбита, а сам ты утонешь в болоте. Поставь на самого лучшего бойца, Деций. Судьба Рима зависит от этого поединка.

Что за странная причуда! Или боги решили посмеяться над императором, или они в самом деле даруют столь необычную милость…

– Я собирался завтра утром покинуть Никополь. – Деций был в нерешительности.

– Покинь его через десять дней. Если твой гладиатор выиграет, готы никуда не убегут. Ты настигнешь их у Данубия. Обычай римлян велит устраивать перед отправлением на войну гладиаторские игры. Следуй Римским традициям, мой бедный Деций. И помни: гении отныне не спускают с людей глаз. Времена Нерона и Калигулы канули в Лету навсегда».

Фабия перестала печатать, и уставилась в темное окно, будто надеялась прочесть там следующие строки. Почему ее гость, заслышав стук машинки, не явился, как обычно? Почему она печатает сама, что ей в голову взбредет, а гений Империи не диктует, выверяя каждую литеру?

Сегодня, как и прежде, слова казались неудачными, а фразы лишенными изысканности. Фабия чувствовала себя беспомощной и старой. Ее библион никому не нужен. Она пишет то, что давным-давно известно, в сотый раз пережевывает старые истины. Как будто хочет что-то исправить, что-то опровергнуть и что-то утвердить. Навсегда утвердить…

– Гений!.. – крикнула она в раскрытое окно, но никто не отозвался.

«Боги любили Рим и не могли его потерять…»

Фабия выдрала из машинки лист и встала. Нет, так невозможно. Она ничего не знает. Может, этого не было? И некто точно так же, как теперь она, придумал все и написал. И теперь год за годом вымысел кочует из одной книги в другую.

Фабия открыла металлический тезариус [69] и вытащила серый, тускло поблескивающий ларец. Фабия не смогла поднять его, и волоком перетащила с полки на стол. Ларец был свинцовый, ибо кому-то пришла в голову мысль отливать из этого металла не только пули. Фабия открыла крышку. Внутри лежала изрядно затрепанная книга и несколько черных камней, похожих на куски смолы. Фабия раскрыла книгу в том месте, где свисала плетеная закладка.

«Битва состоялась возле небольшого пограничного поселения Абритта. Теперь на этом месте можно видеть мемориальный комплекс, посвященный Децию и его старшему сыну, павшему в битве…»

На полях виднелась приписка от руки:

«На самом деле Траян Деций утонул в болоте, а его армия была разбита…»

Надпись была сделана графитовым стилом, но Фабия напрасно пыталась стереть ее ластиком. Буквы не исчезали.

«Надеюсь, боги простят тебе этот грех, моя глупая девочка», – прошептала она, положила книгу на место и заперла ларец.

Но сама не верила в то, что боги могут простить подобное.

Она вернулась за машинку и принялась спешно печатать:

«Сражение при Абритте началось на рассвете. Готы не желали идти в атаку, у них была отличная позиция – их тыл прикрывали болота. Они обстреливали римлян из луков. Смертоносный дождь поливал построенных в три шеренги легионеров. Одного взгляда, брошенного на поле, было достаточно, чтобы оценить соотношение сил. Римлян было слишком мало для того, чтобы атаковать. Но, повинуясь приказу императора, они двинулись вперед. Почва была болотистой. Под солдатскими калигами хлюпала вода. Геренний, командовавший когортой, едва успел выкрикнуть команду, как стрела угодила ему в глаз, и он свалился с лошади, всего в нескольких шагах от своего отца.

– О боги… – прошептал потрясенный центурион, поворачиваясь к императору.

Деций глянул на распростертое тело сына, и лицо императора исказилось от боли, но лишь на мгновение. Потом он повернулся к застывшей в растерянности шеренге.

• Предыдущая
• 25/91
• Следующая