Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/91
• Следующая

Хотя архитектурно рынок Траяна выглядел почти так же, как в год своего создания, внутри галерей с лавками все изменилось. Яркие электрические лампы под потолком, повсюду стекла, зеркала, никелированная сталь, треск кассовых аппаратов и огромные фотографии с рекламой модной губной помады и новой светящейся пудры для волос, – все это в сочетании со старинными мозаиками, мраморными прилавками и скульптурами вызывало ощущение нереальности. Громкий говор людей то и дело заглушали сообщения по радио: «Распродажа в семьдесят второй секции… самый лучший воск для посмертных масок… не проходи мимо, благородный римлянин». Вер зашел в магазинчик с золоченой вывеской «Лары». Для здешнего товара не требовалось большего помещения: на мраморных полках теснились крошечные статуэтки. Изящные юноши и дородные матроны из серебра и слоновой кости занимали первые ряды, оттесняя в тень бронзовых, отлитых по одной форме Меркуриев и Марсов. И уже вовсе стыдливо прятались на верхних полках глиняные и деревянные, наскоро раскрашенные безликие существа, которых любой покупатель может назвать своим гением, манами [66] бабушки или дедушки, или домашним божком.

Вер выбрал фигурку юноши из слоновой кости. Красавец-атлет с рельефными мышцами был похож на самого гладиатора. Вер завернул покупку в кусок мягкой ткани и спрятал под тунику – так положено носить Лара. Проталкиваясь сквозь толпу к выходу, среди пестрой бурлящей массы покупателей он заметил Сервилию Кар. Матрона обсуждала с хорошенькой продавщицей из лавки модной одежды дорогое платье, расшитое белым и черным жемчугом. Вер на мгновение опешил. Эта женщина не могла не знать, что сегодня произошло в Эсквилинской больнице. Час назад он сам звонил ей домой, к телефону подошла служанка и сообщила, что госпожи нет и не будет несколько дней. И тут же повесила трубку. Тогда Вер решил, что Сервилия Кар скрылась вместе с дочерью. Это было естественно и понятно и… И вдруг он встречает ее в бездумной суете огромного рынка, она выбирает роскошные наряды и выглядит беззаботной.

Вслед за растерянностью накатила злость – Вер вспомнил о мастерски проведенной интриге и, яростно работая локтями, протиснулся к женщине, которая принесла ему беду. Но прежде, чем он бесцеремонно схватил ее за плечо, он обернулась и смерила гладиатора высокомерным взглядом.

– Не ожидала узреть тебя здесь, Юний Вер. – Она приподняла брови, что должно было означать удивление.

– Я тоже не ожидал тебя здесь увидеть. – Вер ядовито усмехнулся. – Скорее уж, ты должна сидеть в библиотеке, за подшивкой «Акты диурны», изучая речи сенатора Элия.

Она не подала виду, что поняла упрек.

– О, я с удовольствием читаю речи Элия – у сенатора прекрасный слог в отличие от его коллег.

– Путь от Эсквилинской больницы сюда гораздо длиннее, чем кажется на первый взгляд.

– Не замечала. У меня новое авто. «Трирема» сорок пятой модели. – Она обернулась к продавщице и одобряюще кивнула: – Заверни, милочка, я беру это платье. Счет пришли домой.

Затем она взяла Вера под руку и отступила к небольшому фонтану, где изо рта мраморного Морфея вытекала вялая струйка зеленоватой воды.

– Ради всех богов, Вер, оставь меня. Обходи стороной. Иначе тебя убьют. Мне, клянусь Геркулесом, на тебя плевать. Но моя девочка подвергается лишней опасности. Забудь обо всем, если можешь. И если не можешь, тоже забудь.

– Я бы забыл, не устрой ты подлой ловушки Элию, мне и Варрону. Варрон погиб, если это тебя, конечно, интересует, – Вер говорил зло, злость иногда сходит за негодование.

– Просто я оказалась умнее вас троих, а ты уже кричишь о подлости. Я спасаю свое дитя. Остальное меня не волнует.

О да, она умна! В этом ей не откажешь! Она так убедительно рассказывала о своих капризах и подлостях, чтобы сбить со следа, чтобы отвести от страшной ловушки, которую она приготовила. Против воли Вер восхитился ею. Ум всегда восхищал его. Вернее, это не ум, а хитрость. Но хитрость он тоже ценил высоко.

– Кто за всем этим стоит? Император? – Вер задавал вопрос, зная, что она не скажет правду.

– Тебе хочется погубить меня, Вер?

– Я хочу помочь твоей дочери.

Это желание он позаимствовал у Элия, но полюбил его, как усыновленное дитя. Он даже не мог иронизировать по этому поводу, и был уныло серьезен, как на похоронах.

– Забудь о ней. Это самое лучшее, что ты способен теперь для нее сделать. Я же сделала все, что под силу смертной. И даже немногим больше. – Сервилия взяла из рук продавщицы сверток, и удалилась с видом сошедшей на землю богини.

Вер, повинуясь наитию, поднял голову. В вышине, под стеклянным потолком галереи, мелькнул, растворяясь, платиновый зигзаг. Чей-то гений только что был здесь. В торговых рядах полно народу, неудивительно, что один из гениев решил проследить за легкомысленной матроной, что бессовестно транжирит состояние супруга. Впрочем, Вер знал, что гении давным-давно обленились и не занимаются подобными мелочами.

Вер был уверен, что минуту назад над ним парил его собственный гений.

«Может быть, ему не понравилась фигурка, которую я купил для ларария?» – попытался пошутить Вер.

В полночь Вер раскрыл ларарий. Серебряный алтарь стоял на месте, и новая статуэтка гения красовалась под сводами миниатюрного храма. Но, когда Вер положил на алтарь корешок клейма, случилось невероятное: зеленое пламя охватило не только клочок цветной бумаги, но и фигурку гения. Статуэтка корчилась в огне и дергала руками и ногами, как будто могла испытывать муки. Вер смотрел, как гибнет крошечный человечек из слоновой кости, и чувствовал, как лоб покрывается испариной.

Вдруг его гений тоже произнес некую формулу отречения?

– Великие боги, я не знаю, каковы ваши желания, и дозволите мне остаться прежним, или готовите новые испытания. Но, клянусь, что завтра на арене я никого не убью. Я – Вер, исполнитель желаний, и я исполню желание Гая Элия Мессия Деция. То, о котором он сам не ведает.

А в это время на своей вилле домна Фабия заправила в пишущую машинку чистый лист и начала печатать:

«Гость императора Деция вел себя странно. Во-первых, он явился в расшитой золотыми пальмовыми ветвями тунике и в пурпурной тоге, осыпанной золотыми звездами, будто триумфатор [67], а во-вторых, не выказал перед императором никакого почтения. Лишь милостиво кивнул, как кивает господин добросовестному слуге из вольноотпущенников, и уселся на стул императора с пурпурной подушкой. Деций, пораженный дерзостью гостя, застыл неподвижно. Масляный светильник освещал перистиль тусклым светом. Где-то за стенами дома ругались беженцы за места под навесами. Блеяли овцы. Плач больного ребенка не умолкал уже несколько часов. Завтра утром Деций собирался покинуть Никополь и двинуться со своей армией наперерез готам. Его ожидала либо славная победа, либо поражение и смерть. У него осталась одна-единственная ночь, чтобы возродить былое величие Рима. Возродить то, что разрушалось почти сто лет.

– Я слышал, ты хочешь назначить Валериана цензором? – спросил гость.

– Да. Это так. Я хочу вернуть былые римские добродетели. Без них Рим обречен на гибель. Я в этом уверен.

– Но у прочих нет твоей уверенности, бедный Деций. Кому захочется быть добродетельным, если выгоднее и удобнее быть удачливым подлецом? Когда государства падают, выживают лишь подлые, а благородные гибнут. А ты благороден, мой бедный Деций. Я прекрасно помню твой ответ Филиппу Арабу. «Если я отправлюсь навстречу мятежникам, солдаты могут провозгласить меня императором. Тогда я не смогу отказаться». Филипп чуть не убил тебя на месте. Но потом передумал и велел прикончить тебя в лагере одному из своих преданных людей. К счастью, преданный человек Филиппа Араба забыл о своей преданности.

• Предыдущая
• 24/91
• Следующая