Ватага 'Семь ветров' - Соловейчик Симон Львович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/52
- Следующая
Кто?
- Может, мы все гордиться будем, что с ним вместе учились, - продолжал борьбу за друга Роман Багаев, - и что же про нас скажут? Что мы его выгнали? Помешали ему кончить школу?
- Не мы ему помешали, он сам себе помешал, - сказал Миша. - А что касается будущего и потомков, - продолжал он, - так пусть думают о нас что хотят. Зачем нам перед потомками казаться лучше, чем мы есть? Заискивать перед потомками?
- Исключить, - отрезал Лапшин.
- Опять? Опять? - закричала Галя Полетаева. - Он же за меня заступился! Он единственный благородный человек в классе - и его исключить? Он самый талантливый в классе - и его исключить?
- Он убийца! - крикнул Лапшин. - Исключить!
Сцена приобрела драматический характер, который усилился тем, что Галя Полетаева положила голову на стол и начала громко, навзрыд рыдать.
Но такая уж, видно, судьба была у Володи Фокина в этот вечер: все шло ему во вред, и Галино рыдание в тишине еще больше настроило всех против Фокина. Рыдание это эффектное очень не понравилось Клаве Керунде и ее "колхозу". Притворство!
- Мнения определились, - холодно сказал Миша Логинов, председатель. Приступим к голосованию.
* * *
И все-таки Елена Васильевна не выдержала и, когда уже стало темнеть, бросилась из учительской на третий этаж, где шло собрание. Каштанов - за ней, и оба остановились в коридоре, потому что дверь кабинета литературы распахнулась: вышли Фокин, Роман, за ними остальные.
Так они и встретились, Каштановы и их класс, как чужие. За эти три часа девятиклассники совсем забыли про своих учителей, будто их и не было вовсе. Каштанова сразу это заметила: чужие! Нет, нельзя было оставлять их одних, нельзя детей одних оставлять, особенно когда несчастье.
Ничем бы она им не помешала, но не было бы сейчас этой серой пелены на лицах. И почему заплакано лицо у Гали Полетаевой? И где Костя Костромин? Ушел? Что с Леней Лапшиным случилось, почему он чуть не бегом побежал от них?
Фокин шагнул навстречу:
- Если вас интересует, могу сообщить: предложено удалиться из комсомола... Так сказать, выйти вон... - Он слегка поклонился и прошел между расступившимися Каштановыми.
- Исключили? - переспросил Алексей Алексеевич.
- Вы правильно поняли, - насмешливо сказал Роман и пошел за Фокиным.
- Всю жизнь искалечили человеку! - выкрикнула Галя Полетаева.
Каштанов поджал губы, спокойно посмотрел ребятам в глаза и позвал Фокина:
- Подойди на минутку. А что бы ты хотел, Володя?
Чтобы тебя простили? Оказали тебе милость? Чтобы ты сейчас пожимал всем руки и говорил "спасибо"?
- Это всё слова, Алексей Алексеевич. - Фокин смотрел на Каштанова пристально. - Но между прочим, мамаша Медведева в милицию подает.
- Если будет суд, то я твоим защитником выступать не стану.
- А я пока что не нанимал вас в защитники, - ответил Фокин.
Елена Васильевна внутренне ахнула. Что он делает, Алеша, он навсегда испортит ее отношения с классом!
- Я могу сообщить тебе нечто более грустное, - спокойно продолжал Каштанов, не обращая внимания на Фокина. - Тебя будут исключать отовсюду и из института, и из Союза художников, если примут когда-нибудь, отовсюду.
- Это почему же?
- За талант тебя будут всюду принимать, а за человеческие качества исключать.
- Это почему же? - еще тише спросил Фокин.
- Почему? - Каштанов оглянулся. Весь класс стоял вокруг него. - Потому что ты да и, по-моему, все вы, ребята... Вы все не благоговеете перед жизнью. Вы не цените жизнь как таковую - ни чужую жизнь, ни свою... Я не о будущем говорю, что там будущее! Я говорю просто о жизни, вот, - и Каштанов вдруг выдохнул, - ха! Видите?
Живой... - Он протянул вперед руки и ущипнул себя за пальцы. - Видите? Живой... Живому больно... Саше Медведеву сейчас одиноко и больно, и еще счастье, что он жив, дышит и может ущипнуть себя за руку, вот, - и Каштанов повторил свой странный жест, чтобы обозначить, что такое - живой.
- Миша! - оглянулся Каштанов. - Иди с ним! Паша! Да, Паша Медведев! Иди с ним!
- Конвой? - усмехнулся Фокин.
- Нет. Товарищи твои. Иди с ними. Идите и думайте.
Леня Лапшин в это время подбегал уже к дому. Столько времени потерял зря! Он думал о том, что Фокин теперь будет тихоней ждать общего собрания - исключат его или не исключат? Что Медведев выздоровеет и помирится с Полетаевой и все они помирятся и забудут про собрание, а вот ему - не простят. Но что от них другого ждать? Тупые у них люди в классе, пеньки. Живет он как в окружении.
Чтобы разогнать эти грустные мысли, Леня перешел на легкий бег, трусцой, стал ровно дышать и так, в хорошей форме, добежал до дома.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ДЕНЬ БЕЗ ДВОЕК
ХОТЯ У КАШТАНОВА теперь было меньше уроков, уставал он так, как и в студенческие свои годы не уставал, когда подрабатывал на медицинском складе, и в библиотеке до закрытия сидел, и матери с тетрадями управляться помогал.
Нынешняя работа Каштанова заключалась в том, что - немного неловко об этом сообщать - в том, что он думал.
Ходил по школе. Всматривался в ребят. Сидел на уроках. Читал ночами. Писал какие-то записки для самого себя.
По должности своей Каштанов обязан был отвечать за внеклассную работу за сборы, собрания, политинформации, экскурсии, походы и праздники. Но директор Фролова и без него, с помощью учителей, легко и привычно управлялась со сборами и праздниками, говоря, что не было жа этой должности старшего воспитателя прежде - и ничего, все делали учителя. Каштанов же взялся отвечать именно за воспитание, а не за воспитательные мероприятия, то есть за то взялся отвечать, в чем отчитаться ни перед каким начальством невозможно. Управление духом школы - как это представить в плане работы? В справке о работе?
В отчете? Но именно того и ждала от него Фролова, чтобы он раз в день или раз в неделю, когда хочет, появлялся перед ней в маленьком кабинетике и ходил от стены до стены, размышляя и нащупывая выходы.
Наталья Михайловна не зря пять лет в горкоме заседала, по заводам ходила, с директорами дружбу вела. Она знала цену думающему человеку на заводе. А в школе?
А в школе ему и цены нет. Деловые-то встречаются, она и сама деловой человек, Фролова. Но кто думать будет, если все делом заняты?
Чаще всего они собирались втроем - Фролова, Каштанов и Каштанова - и говорили о "старшеньких" - о девятом без буквы классе, потому что Каштанов находил, что дух школы целиком зависит от старших: "Приведем старших в порядок, - говорил он, - остальное получится само собой".
- Может, нам стройку затеять какую-нибудь? - предлагала Фролова. Строительство очень сплачивает ребят.
- Я не строитель, - бурчал Каштанов.
- Или в поход их повести, - вздыхала Елена Васильевна.
- В поход можно, почему не пойти в поход, - говорил Каштанов, сам не раз ездивший в археологические экспедиции. - Но я и не в туристы нанимался, и не верю я в это...
Построили в колонну, назначили направляющего, замыкающего, шагом марш! Вернулись из похода ангелами. Так? Не верю я в это... Не в походе дело, не в стройке - в другом!
Надо принцип новый искать, метод! Современный метод!
У нас уже давно другие ребята, и сами мы другие, а методики наши полувековой давности. Мы должны сделать так, чтобы не приходилось нам больше проводить таких собраний и чтобы нужды в них не было, понимаете? Как говорил Сухомлинский? Воспитание без наказаний, потому что нет нужды в наказаниях: ничего дурного в школе не происходит!
- Это хорошо бы, конечно, - вздыхала Фролова, - но так ведь не бывает... Алексей Алексеевич, дорогой, не бывает так!
- Не бывает, не бывает... А может, будет? А может, найдем?
В конце концов, они живут в Электрозаводске, где предприятия "на всю страну", где стремление к мировому уровню, мировому стандарту - норма. Что же это получится?
Заводы - завтрашние, а школы - вчерашние? Тогда и заводы со временем не смогут работать как надо!
- Предыдущая
- 14/52
- Следующая
