Змея в тени орла - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 8
- Предыдущая
- 8/57
- Следующая
Дома?
А джунгли против всех правил обрываются в просторную низину. Голые кочки, покрытые жесткой травой. Одинокие корявые деревья. И болото. Без конца и без края. Слабый запах тухлой воды. Шелест трущихся друг о друга стеблей. Картина унылая и безрадостная настолько, что Эфе захотелось спать.
Она чихнула и достала трубку.
– Ни вплавь, ни пешочком, – пробурчала, подходя, Легенда. – Может, плот свяжем?
– Из тростника? – Эфа чиркала огнивом. – Может, и свяжем. А может, нам носилки подадут. Подождем.
Эльфийка приподняла изящно выгнутую бровь:
– Шутишь?
– Не знаю, – честно ответила Разящая, – Давай ужинать.
Обгрызая ребрышко, Эфа разглядывала остров, расположенный в сотне шагов от топкого берега. На острове гнездились птицы. Большие. Розовые. С кривыми клювами и голыми длинными ногами. Красивые птицы. Они казались нездешними, словно бы неземными. Такие птицы могли бы приносить с собой утреннее солнце, если бы сказки про богинь и богов зари оказались правдой.
Впрочем, вели они себя, несмотря на дивный облик, вполне по-земному. Кто-то дремал, поджав одну красную ногу и засунув голову под крыло. Кто-то бродил вдоль берега, выискивая лягушек и не обращая ни малейшего внимания на людей. Птицы были непуганые, так же как и звери в лесу. Кто-то чистил перья, щелкая клювом. Нездешние блохи донимали нездешних птиц ничуть не меньше, чем обычные донимают обычных.
– Красиво, – заметила Легенда, веткой вороша огонь. – И остров погляди какой круглый. Будто ненастоящий.
– Сыро, – поморщилась Эфа. – Хорошо бы и вправду носилки подали.
– Слушай, а кем ты была в Гульраме? – Легенда уселась, обхватив колени руками. – С твоим лицом… и вообще… На Западе тебя сожгли бы без раздумий. А в Эзисе? Ты хорошо одета. У тебя была охрана. Были, наверное, драгоценности, да? Откуда?
– От людей. – Разящая глядела на птиц. – Я полезная. Я убивать умею. – Она примолкла, раздумывая, рассказывать правду или нет. Решила, что беды не будет. Так или иначе ее именем в Эзисе и Эннеме пользовались для устрашения. – Ты приехала с Запада и ничего не знаешь обо мне. А у нас, на Востоке, от одного имени «Эфа» дрожат и правители и судьи.
– Так ты что, убийца?
– Я – Разящая. Я – карающий меч. Я – сила. Я – страх, который живет в душе. Ха! – Эфа вскочила на ноги. – Да, я убийца. И я люблю убивать. Но тебя я не убила, потому что ты красивая. И потому что ты меня не боишься.
– Не понимаю, – тихо произнесла Легенда. – Иногда ты говоришь, как взрослый и мудрый человек. Иногда, как наглый наемник. А иногда – как ребенок. Сколько тебе лет?
– Пятнадцать. И еще сколько-то. Пятнадцать лет я живу на землях джэршэитов. Я не человек. Не наемник и не ребенок. Я – Тварь. У Тварей нет возраста и нет мудрости. Зато мы не стареем.
– Эльфы тоже, – заметила Легенда. – Но мы бессмертны.
– Ну?! – Эфа тут же плюхнулась на землю и уставилась на эльфийку своими жуткими глазами. – Как это – бессмертны? Вас нельзя убить?
– Почему? Убить нас можно. Мы не умираем от старости… – А-а… – Разящая разочарованно поморщилась. – Ну это-то не хитрость. Я, может, тоже не от старости умру. Попадется какой-нибудь… шибко умелый. Слушай, а…
На пологий берег плеснуло. Шумно. Залило короткую жесткую траву.
Эфа, умолкнув на полуслове, отодвинулась от воды. А из болота уже шла, надвигалась неспешно и неотвратимо вторая волна. Заголосили всполошено и режуще громко чудесные птицы. Полетели розовые перья. Хлопая крыльями, взмывали птицы в небеса, возмущаясь неожиданно нарушенным покоем.
Остров двигался.
Легенда помотала головой, не веря в происходящее.
Волна накатила на берег. Зашипел костер. Но не погас. Продолжал гореть, плюясь раздраженно звонкими искрами.
Эфа краем глаза глянула на спутницу. А Легенда покосилась на нее. Не сговариваясь, обе отошли от берега. Можно было бы дать деру в недалекий лес. Можно было бы. Но зачем спешить? Чем бы или кем бы ни оказался неожиданно оживший остров, убежать от такой громадины можно всегда.
И не особо даже удивились воительницы, различив под мутным слоем воды движение огромных лап. Разве что, когда вынырнула на поверхность старчески-змеиная голова и, моргнув пленкой век, уставился на них обсидианово-черный блестящий глаз, у Легенды вырвалось тихое ругательство. На готском. Короткое такое ругательство. Емкое.
– Добрый вечер, – напряженно сказала Эфа.
Они смотрели на тварь. Тварь – на них.
«Заговорит или нет?» – Разящая чувствовала, как мягко пружинит под ногами земля. Словно сама подталкивает ноги к рывку. К короткой, отчаянной пробежке до стены джунглей. До толстенных стволов, которые не вдруг сломает даже чудовищная громада череп ахи-острова.
Если заговорит, значит, это не животное. Значит… Кто-то из Древних?
Глаз, в котором обе женщины отражались как в кривом зеркале, моргнул снова.
– Добрый вечер, – родился из глубин панциря голос, неловко копирующий интонации Эфы. Затем что-то прокашлялось громогласно и утробно. И, наконец, шевельнулся жуткий клюв:
– Добрый… добрый… добрый вечер… ве-ечер. Давно не приходилось беседовать вслух, – доверительно сообщило чудовище. – Я Ке-Хоу. Мудрец. Так говорят, во всяком случае, а у меня нет оснований не доверять подобным разговорам. Ну, а вы кто? Ты, с белыми волосами, ответь мне за себя и за свою безъязыкую спутницу.
– Почему это безъязыкую? – Легенда бесстрашно глянула в черноту блестящего глаза.
– А почему ты не поздоровалась? – Черепашья голова, немыслимо вывернув шею, глянула на эльфийку другим глазом. – Это невежливо.
– Я… – Легенда не то чтобы растерялась, но…
– У них это не принято. – Эфа непринужденно уселась на травку. – Ничего, если мы сидя побеседуем? Или в вашем присутствии так нельзя? Можно? Спасибо. Так вот, у них не принято сообщать собеседнику о том, что вечер добрый, потому что согласно верованиям народа Легенды (да, кстати, мою спутницу зовут Легенда), так вот, согласно их верованиям, ничего доброго в вечере нет. И если есть нужда поздороваться, лучше дождаться утра.
Глаза у эльфийки были круглыми – куда там черепахе. Ке-Хоу, впрочем, тоже таращился с интересом. Эфа на миг озадачила себя мыслью: в чем проявляется этот самый интерес на напрочь лишенной мимики морде? Но только на миг. В первый раз за всю жизнь ей удалось самой поймать состояние «бред». Нужно было удержать настрой. И попытаться понять, как она это сделала. А кроме того, нельзя было забывать о Ке-Хоу, заинтригованном, конечно, но вот насколько?
– Садись, Легенда. – Эфа похлопала по земле рядом. – Ке-Хоу, да? А я ведь, кажется, что-то о вас слышала. Великий мудрец, отошедший от земных дел… Вроде как даже постигший тайны бессмертия. Это ведь о вас?
Она ничем не рисковала. Набор глупостей насчет бессмертия, мудрости и отшельничества с легкостью подходил любому из существ, называвших себя мудрецами. Если же черепаха откажется от перечисленных признаков мудрости, Эфа просто признает свою ошибку. Для этого много ума не надо.
Ке-Хоу не отказался. Напротив, он удовлетворенно моргнул и вытянул змеиную шею так, что голова оказалась совсем рядом с Эфой. Разящая подавила естественное желание попятиться. Из огромной пасти пахнуло тиной. Как из болота. «Бредовая» легкость исчезла, но прежняя напряженность тоже не вернулась.
– Ты хорошо осведомлена, дитя мое, – пророкотал мудрец. – Итак, ты знаешь обо мне. А я ничего не знаю о вас. Из этого следует…
Он примолк.
– Из этого следует, что мы должны рассказать о себе, да, мудрейший?
– А разве ваша мудрость уже не дала вам ответ на все вопросы? – невинно хлопнув зелеными глазищами, поинтересовалась Легенда.
– Ответов на все вопросы не бывает. – Черепашья башка повернулась и выцелила глазом эльфийку. – Вопросов всегда больше. Все больше и больше. А истинная мудрость в том, чтобы не стыдиться спрашивать.
- Предыдущая
- 8/57
- Следующая
