Семейное проклятие - Хупер Кей - Страница 27

• Предыдущая
• 27/68
• Следующая

И девушка занялась загадочными темными глазами портретируемой.

Как и прошлый раз, Эмили около двенадцати пополудни извинилась и отправилась проверить, «все ли готово к обеду». Для Лауры это послужило еще одним доказательством того, что в этом доме хозяйство ведется идеально. Прежде чем подать гостье обед, хозяйка хотела удостовериться, что все сделано правильно. Впрочем, наверное, то же самое Эмили делала каждый день, независимо от того, были ли к обеду гости или нет. Видимо, миссис Килбурн добивалась совершенства во всем.

Думая это, Лаура озабоченно проглядывала свои наброски. Могли ли они понравиться такому человеку? Наверное, нет. Что ж, хорошо и то, что Эмили больше не просила разрешения посмотреть рисунки. Лаура надеялась, что и не попросит. А что будет, когда она начнет писать портрет? Его уже не спрячешь в папку: на всех стадиях работы портрет будет открыт для всех.

Когда Лаура со вздохом закрывала папку, она услышала несколько печальных аккордов на фортепиано. Музыкальный салон был недалеко, как она помнила, и, наверное, это играла Кэрри.

Лаура оставила свою папку в кресле и вышла в холл, думая, что человека, который так страдает, нельзя оставлять одного. Но когда она вошла в салон, то увидела, что эту печальную мелодию играет вовсе не Кэрри.

Это была, должно быть, Мэдлин Килбурн. Женщина повернула голову, и Лаура увидела огромные голубые глаза, полные страдания. Опухшие, заплаканные, с красными веками. У Мэдлин был растерянный взгляд человека, напичканного успокоительным. Но, несмотря на все, она была элегантно одета, аккуратно причесана, на лице идеальный макияж.

— Простите меня, — смущенно прошептала Лаура, не осмеливаясь сдвинуться со своего места. — Я ожидала увидеть здесь Кэрри.

— Вы Лаура. — Мэдлин сложила на коленях руки с длинными ухоженными ногтями и чуть наклонила голову, рассматривая девушку. — Эмили захотела, чтобы вы были здесь.

— Да. Мне очень жаль, что так случилось с вашим сыном, — смущенно произнесла Лаура.

Затуманенные голубые глаза наполнились слезами, а голос задрожал:

— Мой сыночек, такой красивый мальчик, такой нежный, обаятельный. Знаете, он был совсем как его отец. Это все, что мне осталось от Джона.

Лаура не собиралась ничего говорить и сама удивилась, когда услышала, что произносит:

— Но ведь у вас есть Дэниел.

Мэдлин нахмурилась и слегка смутилась, затем покачала головой:

— Да, но он совсем не похож на Джона. Он никогда не был таким добрым мальчиком, как Питер. Он никогда не приходил и не садился вечером в ногах моей постели, чтобы рассказать обо всем, что случилось за день. А Питер приходил. И рассказывал мне свои секреты.

И снова Лаура не смогла удержаться от реплики:

— А он говорил вам о зеркале, миссис Килбурн? — Она не смогла заставить себя обратиться к этой женщине по имени.

Вопрос, казалось, вернул Мэдлин из заоблачных далей, и она снова нахмурилась.

— Зеркало? Вы говорили, что из-за него он поехал к вам. Из-за какого-то зеркала.

— Да. Я купила зеркало на распродаже в этом доме. А Питер хотел выкупить его у меня. Вы не знаете, зачем?

— Питер не интересовался зеркалами. Он не был суетным, — раздраженно бросила Мэдлин.

Лаура абсолютно не хотела раздражать несчастную страдающую женщину, но остановиться уж не могла.

— Он сказал, что зеркало — семейная реликвия. Бронзовое ручное зеркало. Вы помните его?

— Я ничего не знаю о зеркале.

Голос Мэдлин звучал равнодушно, но затуманенные глаза прояснились и строго изучали Лауру.

— Это вы убили моего сына? — спросила она вдруг.

— Нет. — Лаура откашлялась. — Нет, миссис Килбурн, клянусь, я этого не делала. Я не имею никакого отношения к его смерти.

Встревоженные глаза не отрывались от лица девушки, в них появилось удивление.

— Это ты, — тихо сказала Мэдлин.

— Мама, ты должна отдохнуть.

Лауру не испугал этот голос, она почувствовала его присутствие. Но дыхание ее прервалось, когда он прикоснулся к ней, мягко отстраняя, чтобы войти в салон.

— Ты должна отдохнуть, — повторил он так же спокойно, как прежде.

— Да. Конечно. Мне нужно отдохнуть.

Мэдлин посмотрела на Лауру, глаза ее снова застлал туман.

— Вы извините меня? — спросила она. Не доверяя своему голосу, Лаура закивала головой.

Дэниел вывел Мэдлин из комнаты.

Оставшись одна, Лаура стояла неподвижно, только теперь понимая, как волновалась. Она посмотрела на свои руки: на ладонях остались следы ногтей.

Девушке стало стыдно, что она так навязчиво расспрашивала несчастную женщину. Тем более что эти вопросы оказались бесполезными. Она боялась, что заслужила еще одну плохую отметку от Дэниела.

Прежде чем окончательно погрузиться в раскаяние, Лаура заметила, что в просвет между занавесками пробивается солнечный луч, который отражается от настенного зеркала, висящего над столиком у стены. Свет был ярким, как будто небу надоело наконец хмуриться, и оно выпустило солнце из темницы облаков. Но Лауру привлекло не это. Она еще не была в музыкальном салоне и не видела этого зеркала, и теперь, как всегда, зеркало притягивало ее к себе.

Машинально она подошла к нему. Зеркало было большим, два на три фута, в позолоченной раме, но Лаура не замечала этих деталей. Как всегда, она не рассматривала в зеркале свое отражение, а изучала комнату, пространство за спиной. И, как всегда, то, что она увидела, разочаровало ее. Она увидела пустоту.

— Проклятье, — прошептала Лаура.

Мэдлин не вышла к обеду. Не было и Дэниела.

— Это становится действительно интересным, — сказала Дана в четверг вечером, когда она приехала к Лауре со своим вторым отчетом. — Чтобы не сказать трагическим.

Лаура не сдержалась от шутки:

— Что ты говоришь? Неужели мое зеркало проклято?

Дана, удобно устроившаяся на диване, неопределенно взмахнула рукой.

— Так далеко я бы не заходила. Пока.

Она открыла свои записи.

— Итак. Как я уже говорила тебе, в 1858 году зеркало было куплено у ювелира, который его сделал, девушкой по имени Фэйс Бродерик, той, которая впоследствии вышла замуж за сына этого ювелира. Хочешь узнать их историю?

Лаура откинулась на спинку стула.

— Давай.

— Продолжим. Стюарт Кенли, сын ювелира, родился в 1833 году, Фэйс Бродерик — в 1836-м. Оба жили в Филадельфии, но ни разу не встречались до того дня, когда девушка вошла в магазин его отца. Где и увидела в витрине это зеркало.

— Ты это точно знаешь?

— Абсолютно. Фэйс оставила после себя дневник. Он хранится в архиве в Филадельфии, но любезная библиотекарша скопировала для меня несколько страниц и послала их по факсу. Судя по тому, что там написано, это была любовь с первого взгляда — любовь взаимная. Фэйс очень, поэтично рассказывает об этом, пишет о предопределении судьбы — все в таком роде. Я скопировала для тебя эти страницы, так что сможешь сама потом прочитать.

Лаура молча кивнула.

— Значит, еще одна влюбленная пара, — продолжала Дана. — Сложность заключалась только в том, что девушка была помолвлена, а в те времена помолвка являлась делом серьезным, и ее так просто не разрывали. Тем не менее, она, не тратя зря времени, порвала со своим женихом. В журнале об этом ужасном скандале говорится только, как она страдает, мучается, что приходится причинять боль хорошему человеку. Однако они со Стюартом собирались пожениться через несколько недель после первой встречи. А накануне свадьбы Фэйс получает письмо от бывшего жениха с просьбой прийти к нему. Чувствуя себя по-прежнему виноватой перед ним, она спешит к нему и находит его мертвым. Он повесился, оставив записку, что в своей смерти винит ее.

— Какой подлец! — не удержалась Лаура.

— Да, я подумала то же самое. Он не смог получить ее, но позаботился о том, чтобы она никогда его не забыла. — Дана презрительно пожала плечами. — С другой стороны, может быть, его сердце действительно было разбито и он хотел, чтобы она знала об этом. В любом случае, вот все, что об этом написала Фэйс в своем дневнике: «Как жаль, что ему было не для чего больше жить».

• Предыдущая
• 27/68
• Следующая