Ученик убийцы - Хобб Робин - Страница 19
- Предыдущая
- 19/105
- Следующая
— Да, — ответил я и добавил, поскольку он ждал: — Даю вам слово.
— Хорошо. — Он сказал это очень сердечно. — Итак, перейдем к другому. Ты видел меня раньше?
— Нет. — Я внезапно понял, как это странно, потому что, хотя в замке часто бывали чужие, этот человек, по-видимому, был его обитателем долгое, долгое время, а почти всех, кто жил здесь, я знал если не по имени, то хотя бы по виду.
— Ты знаешь, кто я, мальчик? Или почему ты здесь? Я быстро отрицательно покачал головой в ответ на
оба вопроса.
— Вот и никто другой не знает. Так что позаботься о том, чтобы так оно и осталось. Пусть это будет тебе совершенно ясно: ты никому не должен говорить ни о том, что мы здесь делаем, ни о том, чему ты учишься. Это понятно?
Мой кивок, по-видимому, удовлетворил его, потому что он, казалось, расслабился. Он положил свои костлявые руки на колени.
— Хорошо. Хорошо, ты можешь называть меня Чейд. А как я должен называть тебя? — Он замолчал и ждал, но когда я не предложил ему имени, сказал: — Мальчик. Это не наши имена, но они подойдут на то время, пока мы вместе. Итак. Я Чейд, и я еще один учитель, которого Шрюд нашел для тебя. Ему потребовалось некоторое время для того, чтобы вспомнить о моем существовании, и еще время, чтобы собраться с духом попросить меня. А мне потребовалось еще даже больше, чтобы согласиться учить тебя. Но теперь все решено. Что же касается того, чему я буду учить тебя…
Чейд встал и подошел к огню. Он посмотрел в очаг, потом наклонился, чтобы взять кочергу, и помешал угли.
— Это умение убивать людей. Тонкое искусство дипломатического убийства. Или ослепление, или лишение слуха, или слабость в членах, или паралич, или изнурительный кашель, или импотенция. Или ранняя дряхлость, или безумие, или… ну, впрочем, это не имеет значения. Все это было моей работой. А теперь будет твоей, если ты согласишься. Только с самого начала знай, что я собираюсь учить тебя убивать людей. Для твоего короля. Не напоказ, как учит тебя Ходд, не на поле боя, где остальные все видят и придают тебе бодрости, нет. Я буду учить тебя отвратительному, тайному, изысканному способу убивать людей. Тебе это или понравится, или нет. Прививать любовь к этому не входит в мои обязанности. Но я удостоверюсь, что ты умеешь делать это. И я прослежу еще за одной вещью, потому что таково было условие, которое я поставил королю Шрюду. Что ты будешь знать, чему ты учишься, — я этого в твоем возрасте не знал. Итак. Я должен научить тебя быть убийцей. Это тебя устраивает, мальчик?
Я снова кивнул, на сей раз неуверенно, но не видя никакой другой возможности. Он вгляделся в меня.
— Ты ведь умеешь говорить, верно? Может быть, ты не только бастард, но еще и немой?
Я сглотнул.
— Нет, сир. Я могу говорить.
— Что ж, тогда говори. Не обходись кивками. Скажи мне, что ты обо всем этом думаешь. О том, кто я такой, и о том, что я только что предложил тебе.
Хотя мне и велели говорить, я стоял молча. Я смотрел на испещренное шрамами лицо, бумажную кожу рук и ощущал на <себе пристальный взгляд его сияющих зеленых глаз. Я пытался сказать что-нибудь, но слова не шли с языка. Его обращение со мной вызывало желание говорить, но его вид все еще пугал меня.
— Мальчик, — сказал он, и мягкость в его голосе заставила меня посмотреть ему в глаза, — я могу учить тебя, даже если ты возненавидишь меня или будешь презирать эти уроки. Я могу учить тебя, если тебе быстро все надоедает или если ты ленив или глуп. Но я не могу учить тебя, если ты будешь бояться разговаривать со мной. По крайней мере так, как я хотел бы учить тебя. Я не смогу учить тебя, если ты решишь, что этого тебе лучше не знать. Но ты должен сказать мне, что думаешь. Ты научился так хорошо оберегать свои мысли, что почти боишься сам узнать их. Но попытайся произнести их вслух, сейчас, мне. Ты не будешь наказан.
— Мне это не очень нравится, — внезапно выпалил я, — убивать людей.
— Ах! — Он помолчал. — Мне тоже не нравилось, когда я пришел к этому. И по-прежнему не нравится. — Он внезапно глубоко вздохнул. — Когда придет время, ты каждый раз будешь решать. Первый раз будет самым трудным. Но сейчас знай, что решение тебе придется принимать не скоро, через много лет, а до этого надо многому научиться. — Он помолчал. — Вот так, мальчик. И ты должен помнить об этом всегда, не только сейчас. Учиться никогда не плохо, даже учиться убивать. Не плохо и не хорошо. Это просто предмет для изучения, предмет, которому я могу научить тебя. Вот и все А теперь, как ты думаешь, ты можешь научиться яелать это, а позже решить, хочешь ли этим заниматься? Задать мальчику такой вопрос! Даже тогда что-то во мне ощетинилось и принюхалось к этой мысли, но я был только мальчиком и не мог придумать, чем возразить. А любопытство терзало меня.
— Я могу учиться этому.
— Хорошо. — Он улыбнулся, но лицо его было усталым, и он не казался таким довольным, каким мог бы быть. — Тогда хорошо. Может быть, это неплохо. Неплохо. — Он оглядел комнату. — Мы можем начать прямо сегодня. Давай начнем с уборки. Вон там лежит метла. О, но сперва смени свою ночную рубашку на что-нибудь… да, вон там лежит старый разодранный халат. Пока сойдет. Нельзя, чтобы прачки удивлялись, почему это твои ночные рубашки пахнут камфарой и болеутолителем, правда? Теперь подмети немного пол, а я пока уберу кое-что.
И так прошли следующие несколько часов. Я подмел, потом вымыл каменный пол. Он руководил мной, когда я убирал его личные принадлежности с огромного стола. Я перевернул травы на сушильной полке, я накормил трех ящериц, которых он поймал в углу, нарубив старое липкое мясо на кусочки, которые ящерицы проглотили целиком, я вычистил несколько горшков и мисок и убрал их. А он работал рядом со мной, видимо благодарный за компанию, и болтал, как будто мы оба были стариками — или маленькими мальчиками.
— Никакой азбуки до сих пор? Никакой арифметики? Баграш! О чем думает старик? Что ж, я прослежу, чтобы это быстро было исправлено. У тебя лоб твоего отца, мальчик, и его манера морщить его. Кто-нибудь говорил тебе об этом раньше? А, вот ты где, Слинк, ах ты мошенник! Что ты там успел натворить?
Коричневая ласка появилась из-за гобелена, и мы были представлены друг другу. Чейд позволил мне накормить ласку перепелиными яйцами из миски на столе и смеялся, глядя, как зверек бегает за мной и выпрашивает еще. Он отдал мне медный браслет, который я нашел под столом, предупредив, что от него мое запястье может позеленеть, и предостерег, что если кто-нибудь спросит, откуда он у меня, я должен сказать, что нашел его за конюшнями. Через некоторое время мы сделали передышку для медовых лепешек и горячего вина со специями и сидели вместе за низким столом на каких-то тряпках перед огнем, и я смотрел, как отсветы пламени пляшут по его покрытому шрамами лицу, и недоумевал, почему оно казалось мне таким пугающим. Он заметил, что я смотрю на него, и улыбнулся:
— Кажется тебе знакомым, да, мальчик? Мое лицо, я имею в виду?
Не казалось. Я смотрел на шрамы и бледную кожу. Я не имел ни малейшего представления, о чем он говорит, и вопросительно взглянул на него, пытаясь что-нибудь понять.
— Не думай об этом, мальчик. Это оставляет следы на всех нас, но рано или поздно это стукнет по тебе. А теперь, что ж…— он встал, потягиваясь, так что его одеяние поднялось, обнажив его костлявые бледные лодыжки, — теперь уже совсем поздно — или рано, в зависимости от того, какая часть суток тебе больше нравится. Пришло время тебе отправляться обратно в постель. Ты запомнишь, что все это страшный секрет, да? Не только я и эта комната, а все: то, что ты встаешь ночью, и уроки убийства, и все вместе?
— Запомню, — сказал я ему, а потом, почувствовав, что это будет что-то для него значить, добавил: — Даю вам слово.
Он усмехнулся, а потом кивнул почти грустно. Я снова переоделся в ночную рубашку, и он снова провел меня вниз по ступеням. Он держал свой фонарь у моей постели, пока я забирался в нее, и потом поправил на мне одеяло, чего никто никогда не делал с тех пор, как я покинул Баррича. Думаю, я заснул даже раньше, чем он отошел от моей постели.
- Предыдущая
- 19/105
- Следующая
