Флоренция — дочь Дьявола - Хмелевская Иоанна - Страница 17
- Предыдущая
- 17/54
- Следующая
— Но на собственную смерть не опоздал? — уточнил полковник.
— Нет. Успел. Человек сто свидетелями были, как он старался…
— Судьба! — категорически сказал Метя.
— Так я и говорю, — поддакнул Вальдемар, который успел за это время составить собственное мнение. — Надо оставить человеку свободу выбора. Хочет погибнуть с ремнями — ради Бога, его право. А может, наоборот, будет у него настоящее предчувствие, и он в этот дом не побежит…
— Бомба!! — крикнул кто-то сзади, решив, что дали старт.
Все страшно вздрогнули, тем более что старшее поколение ещё помнило вторую мировую войну и под влиянием рассказа пана Собеслава им померещились всякие ужасы. Младшие же таких комплексов были лишены.
— К черту все эти бомбы, ремни и предчувствия, — сказал пан Рысь. — Тут ведь такое разыгрывается…
— Ты всерьёз считаешь, что Флоренция выиграет? — вдруг тревожно спросил Юрек, который повернулся ко мне, не отрывая от глаз бинокля. — Ещё один в стартовый бокс не вошёл… Рыбинский, по-моему…
— Нашёл время спрашивать! — возмутилась я. — Она же не сейчас скачет, а в четвёртой! Я считаю, что выиграет, и не только я так считаю… А ты делай как знаешь…
— Ладно, рискну!
После третьей скачки я уже не могла оторвать глаз от паддока. Мария торчала у меня за спиной. С Флоренцией мы познакомились уже пару недель тому назад, она обнюхала нас, признала, сахар охотно съела, петрушку с корешками и зеленью, сложенную букетиком, слопала в совершённом упоении. Она оказалась проста потрясающей!
Издалека было видно, что около неё крутятся три человека. Зигмусь Осика, вернувшись из весовой, оттуда уже не уходил. Моника и Агата Вонгровская собственноручно седлали её. В паддок кобылку вывела кондевочка, которую, видимо, выбрали специально, поскольку Флоренция вела себя с ней послушно и даже выражала ей явную симпатию: тянулась губами к её уху и пробовала ласково дуть в волосы. Флоренция двигалась, как всякая лошадь, полная энергии и жизненной силы. Передние ноги выступали павой, а задние отплясывали лихую полечку.
— Вороная… — проговорила задумчиво Мария. — Если б я хоть один седой волос увидела, то больше поверила бы в этого Сарагана…
— Моника права, она в форме, — ответила я взволнованно. — Ты посмотри, как идёт!
— Если не потеряет на старте…
— Это был бы первый случай. Моника говорит, что она ловит момент старта совершенно безошибочно.
— Я поставила только на неё одну. Ею заканчиваю один триплет, во втором она у меня в середине, и начинаю ею квинту. Неважные триплеты, но лучше они, чем ничего. Пока у меня все получается… Слушай, а как быть со ставками на следующую неделю?
— Пока что я ставлю только на Флоренцию. Из-за нёс самой и в память Флоренс.
— Только не сглазь…
Флоренция все это время вела себя очень послушно и выражала явное желание сотрудничать с жокеем. Зигмусь Осика сел на лошадь, прямо-таки вырубленную из гранита, она три секунды стояла как вкопанная, жадно ожидая знакомой тяжести на спине, а потом подчинилась приказаниям и закружила по паддоку своим изысканно-танцевальным шагом.
— Жокеем он в этом году не станет, — категорически высказалась Мария.
— Не позволят ему, — печально согласилась я. — С тех пор, как он кандидат, то есть с начала мая, он выиграл только четыре раза. А может быть.., сорок шесть побед — не Бог весть что для сезона…
— Я иду смотреть снизу.
— Я — нет, привыкла, что сверху лучше видно.
Лошади вышли на турф. Мария помчалась вниз, к сетке ограды. Я вернулась на своё кресло, одним глазом глядя в бинокль, а другим просто так. Флоренция скакала под номером шесть, то есть последней. На неё ставили много, хотя первым фаворитом был Кальмар Липецкого, что мне показалось верхом глупости, потому что Липецкий на двухлетках никогда не скакал, а у Сарновского был прямо-таки нечеловеческий навык жалеть и не пущать лошадь-дебютантку.
— О ней сплетни разлетелись, как эпидемия чумы, — сказал Метя, который вдруг оказался возле меня. — Где Мэри?.. А, вот она, вижу. Как ты себя чувствуешь?
— Очень хорошо! — удивилась я. — Если, конечно, не считать того, что очень волнуюсь. А в чем дело?
— Да нет, ничего, просто я очень беспокоюсь насчёт этих твоих червячков в котлете. Но если у тебя пока симптомов нет, ничего страшного — подождём. С этим Кальмаром должно быть что-то необычное, до меня по сарафанному радио дошла всякая информация, что он хочет Флоренцию обскакать. Какие-то там секретные поводы…
— Пусть заткнётся, — буркнула я с непоколебимой уверенностью. — Пробкой, затычкой, хоть сеном…
— Сеном ему удобнее всего будет… Все лошади по очереди прошли через выход, открывшийся, когда сняли одну жёрдочку. Вприскочку, иногда боком, как это с двухлетками бывает, но все-таки прошли. Флоренция же — нет. Она спокойно развернулась и без разбега, с места, одним лёгким толчком задних ног, перелетела над жердью рядом с выходом.
— Гос-с-споди!!! — простонали мы с Мстей в один голос.
Почти собственной кожей я ощутила, как взмок от переживаний Осика. Я выглянула и посмотрела в сторону жокейской раздевалки. Моника с Агатой Вонгровской стояли там и глядели на турф так напряжённо, что у них из глаз прямо-таки искры сыпались.
— Слушай, она что, чокнутая?! — в ужасе вопросил меня Юрек.
— Отстань. Ей нравится прыгать. Я старалась не слушать болтовни вокруг, чтобы не жечь понапрасну нервные клетки, но почувствовала к пани Аде прилив нежности, потому что только она откликнулась должным образом.
— Какая она очаровательная! — воскликнула пани Ада с восторгом и восхищением.
— Вы тоже очаровательная, — немедленно ответила я. — Единственный человек, который правильно смотрит на мир…
В страшном напряжении я ждала начала скачки. Стартовые боксы поставили аккурат так, что через молодую листву я видела масть лошадей. Не столько даже масть лошадей, сколько цвета жокеев. Флоренция все ещё виляла задом, приплясывала и все время норовила сунуться в стартовый бокс. Зигмусь Осика отчаянно держал её, я видела, как он наклонялся, трепал её по холке, что-то шептал на ухо. Наконец в машину вошли все. Флоренцию впустили последней, но она не мешкала ни секунды.
— Пошли! — завопил кто-то в восторге.
— Старт, — сказал рупор совершенно бесстрастно и буднично. Экий дурак! Совсем не понимает, что тут творится! — Ведёт Флоренция, второй — Кальмар…
Сразу поднялся шум и крик. Флоренция пулей вылетела из стартовой машины, у неё было последнее место, но она мгновенно успела влететь в кучу. Сарновский гениально стартовал, я никогда не сомневалась, что он это умеет, и теперь он подтвердил моё мнение, оказавшись сразу за Флоренцией.
— Не впишется!… — дико завыл рядом со мной Юрек.
У меня перехватило не только дыхание, а вообще все, что можно. Я слишком много навидалась таких вещей, чтобы ещё сомневаться. Флоренция в бешеном темпе шла на поворот, она обязательно потеряет бровку, а не то ещё и врежется в сетку ограды… Иисусе Христе, я же своими глазами видела когда-то, как Яселька тормозила почти на трибунах. Ка-ра-ул!!!
Бинокль я едва не вбила себе в череп. Не веря собственным глазам, а тем более оптическим приборам, я смотрела, что делает эта невероятная кобыла. Она вошла в поворот первой, чуть опережая остальных, наклонилась набок, как мотоцикл на гравии, почти легла на бок и, совершенно не меняя темпа, взяла вираж! Причём совершенно не изменила расстояния между собой и барьером, словно была к нему привязана невидимой верёвочкой! Сарновский показал большой класс, придержал лошадь, вписался в поворот и не потерял ни секунды. Других лошадей в этой скачке могло просто не быть. Народ безумствовал, толпа ревела. Может, и глупые они, и слепые, но талант лошади и жокея заметить умеют.
Флоренция вышла на прямую, вернулась в вертикальное положение, махнула хвостом и выстрелила вперёд. Зигмусь Осика перестал её сдерживать и пустил мчаться, как некогда Мачеяк — Диксиленда. Сарновский давал шпоры Кальмару и шёл всего в двух корпусах позади Флоренции. С каждой долей секунды Флоренция уходила от него, уже видно было, что происходит, она шла к финишу радостно, с фантазией, с явным удовольствием и без малейшего усилия. Она опережала остальных на шесть корпусов.
- Предыдущая
- 17/54
- Следующая
