Заклятие Черного Кинжала - Уотт-Эванс Лоуренс - Страница 17

До чего же острое лезвие! С прижатыми к телу локтями Табеа не сумела ударить сильно. Однако черный клинок легко прорезал ткань килта и располосовал прикрытую ею ногу.

Необъяснимый, незнакомый трепет охватил Табеа, когда клинок врезался в живую плоть. Голова девушки закружилась, словно алкогольные пары изо рта солдата опьянили ее. Одновременно она ощутила необыкновенный прилив сил и энергии.

«Это от возбуждения», — сказала она себе. Возбуждения и страха. Раньше ей ни разу не приходилось участвовать в серьезных схватках и не доводилось никого порезать.

Пьяница, почувствовав боль, неуклюже пятился назад, расставив в стороны руки, и Табеа, ощущая странную легкость в теле, нанесла второй удар, на сей раз вонзив клинок глубоко в бок солдата.

Тот шумно вдохнул воздух, разинул рот и рухнул спиной на черную кирпичную стену «Пьяного Дракона». В следующий момент у Табеа возникло ощущение необыкновенного могущества.

Когда она поняла, что свободна, сила привычки все же возобладала. Девушка развернулась и, зажав кинжал в кулаке, выбежала на Пристенную Улицу. Огибая угол, она едва не упала, поскользнувшись на слое грязи. С трудом сохранив равновесие, Табеа на полной скорости помчалась в сторону Рынка у Больших Ворот.

Оставшийся в одиночестве ветеран осмотрел свою ногу и располосованный килт. Тонкая линия первого пореза постепенно расширилась. Из раны сочилась кровь, но бывалый солдат не обращал на это никакого внимания. Его беспокоила колотая рана, кровь из которой текла все сильнее. Он сделал несколько шагов в сторону ближайшего факела и обнаружил, что вся его левая нога залита кровью и стала краснее, чем килт. Несмотря на сильное опьянение, ветеран начал ощущать сильную боль.

Попытавшись остановить кровь, солдат только сильнее открыл рану, и красная жидкость хлынула широким потоком. Только сейчас насильник начал понимать, что ранен очень тяжело, а может быть, даже смертельно.

В горле солдата что-то булькнуло, и он, хрипя, повалился в грязь.

Табеа этого не видела. Она, скользя и спотыкаясь, мчалась по Пристенной Улице. Девушка пробежала по S-образному повороту в том месте, где Поле обходит Башню Северных Казарм. Отсюда до Рынка оставалось всего три квартала. Впереди уже виднелись факелы привратной стражи.

Теперь, оказавшись в относительной безопасности, Табеа глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. И очень удивилась, когда это не составило ей большого труда.

Она чувствовала себя собранной и внимательной. Однако в голове сохранялась та легкость, какая бывает после приличной выпивки. Но девушка выпила только пинту эля и, сидя в «Пьяном Драконе», чувствовала себя обессиленной. Поэтому она и решилась провести ночь на Поле у Пристенной Улицы.

Сейчас Табеа чувствовала себя прекрасно.

И даже лучше. Она ощущала в себе необыкновенную силу.

Неожиданно Табеа вздрогнула и изумленно посмотрела на окровавленный кинжал, зажатый в руке.

По мнению друзей, рядовой городской охраны Деран, сын Вуллера, чересчур рьяно относился к несению службы. Он добровольно взваливал на себя дополнительные обязанности и чистил сапоги даже тогда, когда никакой инспекции не предвиделось. Если какой-нибудь гражданин обращался к нему за помощью — поскольку каждый охранник обязан ее оказывать, — то Деран делал это с радостью без задержки, не пытаясь отговориться или переложить дело на плечи других.

Он был бы невыносимым занудой, если бы ворчал, проиграв в кости, или отказывался бы доставить подвыпившего товарища в казарму, или обращал бы внимание на то, как его сослуживцы лакомятся апельсинами в чужих садах, неся службу к северу от города. Ни разу в жизни он не обманул оказанного доверия и никогда никого не предал.

В результате сын Вуллера легко со всеми уживался, но неприятных заданий получал больше, чем кто-либо другой. Вот и сегодня ему пришлось эскортировать домой родную сестренку лейтенанта Сендена, после того как ее обнаружили в дымину пьяной и совершенно голой на Поле у Пристенной Улицы.

Девица была благополучно передана родителям и, когда рядовой Деран уходил, уже подавала некоторые признаки жизни. Было далеко за полночь — наверное, около двух, — когда Деран по пути в Северные Казармы, проходя мимо «Пьяного Дракона», вздумал изучать следы, оставленные пешеходами на слое грязи.

Как правило, он не смотрел на землю, но изморось снова перешла в мелкий дождик, а Деран не позаботился надеть шлем или плащ с капюшоном. В результате охраннику пришлось сгорбиться и волей-неволей пялиться себе под ноги. Он обнаружил несколько типов следов. Большая их часть шла по центру улицы. Несколько цепочек тянулись в «Пьяный Дракон» и из него (в основном — из него), удивления это не вызывало, так как таверна, невзирая на поздний час, была открыта. Несколько человек прошли с Пристенной Улицы на Поле и с Поля на улицу. Все правильно. «Поле никогда не спит», — гласит поговорка. Однако большинство обитателей, похоже, сидели дома — следов оказалось меньше, чем могло бы быть. Наконец на глаза охраннику попались следы, ведущие в проулок за «Пьяным Драконом» и выходящие из него. Следы, идущие из проулка, располагались на большом расстоянии друг от друга и были смазаны, как будто оставивший их человек бежал и при этом скользил по грязи.

Очень странно. Подавляющая часть охранников и практически все горожане махнули бы на это дело рукой и зашагали бы дальше. Но Деран был Деран. Он остановился и вгляделся в темноту проулка.

На земле у самой стены что-то лежало. И это что-то явно не куча мусора!

Если это уснувший пьяница, то он законная добыча охотников за рабами. Можно разбудить его и шугануть через улицу на безопасное Поле или найти охотника за рабами и получить куртаж за находку. Итак, что выбрать — великодушие или неожиданную прибыль?

А если это не спящий?.. Во всяком случае, ситуацию требовалось прояснить, но освещение в проулке было просто ужасным. Поколебавшись, Деран снял с кронштейна факел, освещающий вывеску таверны.

«Должность охранника все-таки дает некоторые привилегии», — думал он, шагая с шипящим факелом ко входу в проулок. Если бы обычный горожанин унес факел от дверей открытого заведения, его обвинили бы в воровстве и наверняка подвергнули бы бичеванию.

Несмотря на то что факел чадил и едва горел, обстановка в проулке сразу определилась. У стены в луже крови лежал человек, кровь смешивалась с грязью, и определить, где проходит край этой лужи, не представлялось возможным.

Дальнейшее исследование показало, что крови натекло меньше, чем думал охранник, основная часть красного пятна приходилась на килт.

Красный килт говорил о том, что раненый — солдат или ветеран, и вопрос о том, оставить лежащего здесь или передать работорговцам, отпал окончательно (впрочем, для Дерана он по-настоящему и не стоял). Солдат всегда должен помогать солдату.

Однако, кем бы этот тип ни являлся, он был слишком велик для не отличавшегося особым ростом Дерана. Кроме того, почву развезло под дождем, а охранник смертельно устал. Вечный доброволец тяжело вздохнул и направился к дверям «Пьяного Дракона».

Деран знал, что в каждой таверне стоит свой специфический шум. Это могут быть общий говор, гудение, шепот, жужжание, а иногда и крик. Посетители «Пьяного Дракона» невнятно и приглушенно бормотали. Но тут же умолкли, когда облаченный в униформу охранник с факелом в руке шагнул в зал.

— Мне нужна помощь, — объявил Деран. — За углом лежит раненый человек.

Полдюжины поздних гостей молча взирали на представителя власти. Никто не вызвался помочь словом или делом. Дерана это нисколько не обеспокоило.

— Ты, — сказал он, указывая на самого трезвого посетителя. — И ты. — Он показал на второго.

— Но я… — принялся протестовать второй.

— Пять минут, не больше, — бросил Деран, пресекая попытку бунта. — Если ты откажешься… хотя, думаю, этого не случится, не так ли? Ведь ты просто горишь желанием мне помочь?