Заклятие Черного Кинжала - Уотт-Эванс Лоуренс - Страница 16

Оставалось только Поле. Вздохнув, она выглянула из узкого окна. «Пьяный Дракон» стоял на Пристенной Улице, и большинство его посетителей, похоже, являлись здешними обитателями. Табеа догадывалась, что живущие на Поле нищие или воры, насобирав несколько монет на жратву и выпивку, сразу же являлись в «Дракон», так как здесь все было дешево и забегаловка стояла рядом. Им было наплевать, что выпивка разбавлялась водой, еда оказывалась тухлятиной, что стены и пол покрывала грязь, а в помещении ужасно воняло. Они ко всему привыкли.

Кроме Табеа, в окно никто не смотрел, и весь открывающийся вид принадлежал только ей.

Ширина Пристенной Улицы не превышала тридцати футов; сыпавший весь день мелкий дождик размыл землю, и теперь ее покрывал тонкий слой грязи, на которой отпечатались следы множества ног.

Ближняя сторона улицы была застроена домами, а на противоположной начинался лабиринт разнообразных сооружений, призванных защищать человека от непогоды. Там и сям виднелись шалаши, навесы или палатки. Все эти, с позволения сказать, строения покрывал чудовищный слой черной грязи. Костры, на которых готовилась пища, и отблески факелов, висевших на улице, давали кое-какое освещение, но большинство деталей, здешнего быта терялось во мраке ночи.

Городская стена, отступавшая от улицы на сто пятьдесят футов, завершала эту довольно мрачную картину. Табеа знала, что при сухой погоде и ярком солнце стена кажется серой и отбрасывает приятную прохладную тень. Но сейчас сооружение вздымалось черной, лишенной всяких деталей массой и производило гнетущее впечатление. Оно оказалось значительно темнее затянутого низкими облаками неба, которое все же чуть подсвечивалось сиянием городских огней.

Перспектива провести ночь под стеной удручала, но Табеа понимала, что спать где-то надо. В ее распоряжении имелось лишь потертое одеяло — владельцы палаток и тентов по сравнению с ней выглядели счастливчиками.

Но ничего другого ей не оставалось. Девушка выудила из кармана последний медяк и положила на стол. Молоденькая служанка, находившаяся в двух шагах от Табеа, заметила ее движение и быстро подошла, чтобы забрать монетку. Табеа поднялась и, кивнув, направилась к дверям.

В следующий момент что-то привлекло ее внимание. Может, это был жест официантки? Табеа оглянулась.

На нее неотрывно смотрел верзила в неопрятной коричневой куртке и некогда красном килте. Поощрять подобное внимание не следовало. Бывший солдат тяжело встал из-за стола. Он был пьян.

Табеа быстро отвернулась и выскочила из таверны. Всякое промедление с ее стороны могли расценить как поощрение. Мелкий дождь превратился в изморось, по существу туман, а она шестиночьё назад имела глупость продать свой плащ. Теперь у нее не оказалось ни капюшона, чтобы накинуть на голову, ни воротника, чтобы закутать шею.

Размытая грязь на земле была довольно скользкой, и Табеа пришлось упереться в стену таверны, чтобы не упасть. Над ее головой со скрипом раскачивалась вывеска. Подняв глаза, девушка увидела изображение неуклюже танцующего на задних лапах зеленого дракона. Его длинный остроконечный язык свисал набок. В передних когтистых лапах чудовище сжимало когда-то позолоченный, а теперь совершенно черный кубок. Пламя шипевшего в тумане факела плясало под порывами ветра.

«Хорошо еще, что не холодно», — подумала Табеа и, осторожно переставляя ноги, начала переходить через улицу.

— Эй! — послышалось сзади, когда она приблизилась к границе Поля.

Табеа, не сообразив, к кому адресован возглас, обернулась.

— Эй, молодая леди! — продолжал голос, еле выговаривая слова — Вы идете на Поле?

— Вы обращаетесь ко мне? — спросила Табеа, еще не зная, с кем вступила в беседу.

— А к кому же еще?

Теперь девушка узнала говорящего. Им оказался пьяный ветеран в красном килте. Он стоял у входа в узкий проулок рядом с таверной.

— Не суйся в чужие дела, — бросила Табеа.

— Да ты что… не будь… не надо… — проглатывая согласные, пробормотал незнакомец, но у Табеа был огромный опыт общения с пьяницами, и она поняла его речь. — Такая красотка, как ты, может найти для ночевки местечко лучше, чем Поле.

— Интересно. И каким же образом?

— Пойдешь со мной — покажу.

Табеа отвернулась и, нащупав рукоятку черного кинжала, сделала еще шаг в сторону Поля.

Но, вглядевшись в открывающуюся перед ней картину, девушка замерла.

Она увидела конуру, сооруженную из старого стола, поставленного на четыре кирпичные кучи. Три стороны конуры прикрывали разбитые дверные панели, вход обозначался потрепанными остатками парусины. Из отверстия высовывалась голова старухи. Ее седые космы свалялись, в полуоткрытом рту торчали остатки почерневших, гнилых зубов, а лицо было обветрено и покрыто складками, словно весеннее яблоко. Карга с интересом вслушивалась в разговор Табеа и мужчины в килте.

Рядом с норой ведьмы стояла палатка, сделанная из остатков торгового ларька. Под черно-зеленой плесенью проступали бледно-розовые полосы, некогда, видимо, бывшие ярко-красными. Мальчишка лет десяти пялил на незнакомку свой единственный глаз, выглядывая из-под приподнятого края палатки. Его засаленные темные волосы стояли торчком. Табеа почудилось, что она видит в них копошащихся насекомых. В освещенном бликами далеких факелов пространстве позади палатки девушка увидела еще десяток мрачных и изможденных лиц — мужских, женских, молодых и старых. Ни на одном из них не было и следа улыбки, но каждое несло на себе печать голода.

Табеа повернулась обратно.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она у человека в килте.

— У меня… У меня есть комната, — сказал тот. — И я совсем одинок… Может, хочешь посмотреть?

Табеа колебалась, не зная, как поступить. У нее не было никаких сомнений относительно намерений солдата.

Приняв его предложение, она превратится в шлюху — причем шлюху дешевую. Она одарит его своим телом за чудовищно низкую цену — одну ночь под крышей. Говорить о деньгах вообще не приходится.

Но альтернативой этому было Поле… Ладно, почему бы ей просто не взглянуть на комнату? Может, она сумеет получить дополнительную плату или просто украдет что-нибудь, когда солдат уснет. Пьянчуга наверняка долго не протянет.

Вообще-то ветеран так надрался, что скорее всего вообще не доставит ей беспокойства. Табеа быстро перешла через улицу, стараясь не поскользнуться и не упасть.

Однако, подойдя к темному проулку и разглядев рожу незнакомца, девушка замедлила шаг. В солдате не было ничего особенно отвратительного, если, конечно, не считать пьяную гримасу. У ветерана сохранились оба глаза и большая часть зубов. Но в лице его было нечто такое, что заставляло Табеа нервничать. Может, все дело в глубоко посаженных черных глазах?

Девушка отряхнула юбку, делая вид, что сметает грязь, но, когда ее рука вернулась в исходное положение, в рукаве уже был спрятан кинжал. «Как хорошо, — подумала она, — что черный нож не способен блестеть в свете факела».

После этого, изобразив на лице фальшивую улыбку, Табеа приблизилась к мужчине в килте.

— Ну и где же твоя хваленая комната? — спросила она. — Мне хочется поскорее укрыться от этой слякоти.

— Сюда, — произнес ветеран, показывая в глубину проулка.

От него разило ушкой — большим количеством самой дешевой ушки. С большой неохотой Табеа последовала за ним в темноту.

— Это далеко? — спросила она.

Солдат резко обернулся и, схватив ее за руки, прошипел:

— Уже пришли.

— Отпусти! — выкрикнула Табеа.

— Потише, красотка… Ты была рада пойти со мной, думая получить крышу над головой, — произнес пьяница, как ему казалось, игривым тоном. — Не беспокойся, ты получишь не меньшее удовольствие здесь — на воздухе.

— Пусти! — закричала она.

— Перестань. Я живу на Поле с друзьями, и, если ты хочешь, все они…

Табеа не стала слушать. Насильник прижал ее руки так, что она ничего не могла вынуть из-за пояса. Но ей этого и не требовалось. Девушка выбросила кинжал из рукава и нанесла короткий секущий удар.