Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии - Норвуд Виктор Джордж Чарльз - Страница 25

• Предыдущая
• 25/46
• Следующая

Я видел, как бурый крапчатый ствол моры захлестнули черные блестящие волны… Пора было уходить. Пенистая речка уже скрылась из виду, и в лесу царила необычайная тишина. Жуткое молчание, полное тревоги и страха. И птицы, и звери — все от мала до велика смолкли перед лицом общего врага.

Мы обошли колонну стороной и, взобравшись на поваленный ствол дерева, пересекли полосу, по которой прокатилась эта лавина. Пробираясь по джунглям и стараясь не наскочить на каких-нибудь отставших муравьев, мы вдруг наткнулись на страшное доказательство их прожорливости. Придавленный гнилым стволом упавшего гринхарта, лежал человеческий скелет со сломанными ребрами и костями, обглоданными дочиста. И только несколько лоскутков хлопчатобумажной ткани да разорванное ожерелье из зубов пекари указывали, что перед нами были останки индейца.

Мне представилось ужасное зрелище: придавленный стволом, лежит этот несчастный со сломанным позвоночником и слышит приближающееся шуршание муравьиной армии. Трудно сказать, сколько времени пролежали здесь эти кости. Может быть, индеец умер до того, как сюда пришла эта черная орда. А может быть, наоборот, он тихонько шел вслед за Чарли и мной, когда дерево упало и придавило его. Но скелет мог пролежать здесь и многие недели, прежде чем через него прошли муравьи. Ответить на этот вопрос невозможно.

Мы закоптили большую часть мяса и после обеда двинулись дальше. До самого вечера колесили мы по лабиринту речек и узких проток. Все они казались мне одинаковыми. Везде по берегам рос высокий тростник, и сплошная стена деревьев не пропускала сюда даже легкого дуновения ветерка. И тут мы опять попали в один из тех загадочных уголков, где вдруг кончалось мрачное однообразие и джунгли преображались. Здесь снова появились яркие неожиданные краски, гирлянды цветущих лиан и множество восковых цветов с опьяняющим ароматом.

Кое-где на речушках из мерцающей воды выступали маленькие островки, густо заросшие травой. Их берега окаймлял тростник и стройные склонившиеся пальмы — маникола, аварра, кокорита, и высокие восковые пальмы с зубчатыми листьями, почти незаметными среди густой листвы таких гигантов джунглей, как гринхарт, мора, уаллаба, пурпурен. Низко над водой широко раскинули свои огромные листья пальмы трули, а пушистые симири (акации) еще больше сгущали тень.

Обезьянки коаита щурили свои задумчивые глаза. Причудливые зеленые ящерицы мелькали среди листвы, почти сливаясь с ней, или застывали на пятнистой коре деревьев. Рыжие обезьяны-ревуны возбужденно прыгали и суетились, глядя вниз сквозь листву и скаля зубы с преувеличенной свирепостью. Ярко сверкало желто-красное оперение туканов, которые сидели высоко на ветвях, поводя своими фантастическими клювами, а неугомонные попугаи ара с хриплыми криками носились в разные стороны, поблескивая золотистыми, алыми и синими перьями или же темно-малиновыми с желтыми и фиолетовыми искрами.

Черно-желтые американские иволги с любопытством выглядывали из своих висячих гнезд среди ветвей великолепных жакарандовых деревьев, усыпанных цветами, и повторяли каждый услышанный звук. Юркие паи-пайи порхали с ветки на ветку, а над головой кружились стаи ярко-зеленых попугаев, Весь лес оглашался торжественным «звоном» птицы-колокола. Среди буйной зелени, как снежинки, кружились белые цапли. Гигантские белоснежные аисты ябиру — нелепые создания шести футов в высоту с блекло-розовой шеей и длинным черным копьевидным клювом — сидели на нависших над водой ветвях, оглашая воздух жалобными криками.

Весь этот шум и гам утомлял, но слушать его было приятно. Проплывая мимо густых зарослей, я вдруг увидел пугливого оленя. Он насторожился, прислушиваясь к малейшему шороху: ведь всюду была смерть, она подкрадывалась к нему на пружинящих стальных лапах. Везде была жизнь, видимая и невидимая. Капибара — крупный красновато-коричневый грызун с головой крысы и телом огромной морской свинки — с шумом плюхнулась в воду, когда наша лодка приблизилась к излучине. Она поплыла под водой, оставляя за собой пузыристый след.

За какие-нибудь десять минут мне встретилась дюжина самых разнообразных змей: здесь были зеленые древесные удавы, коралловые змеи с красными и черными полосками, попугайные змеи, свернувшиеся клубком среди корней у самой воды. А однажды встретилась великолепной расцветки камуди, дремавшая на стволе дерева, наклоненного над водой. Она совсем сливалась с пятнистой корой, так что мне пришлось очень пристально вглядываться, чтобы различить в рассеянных солнечных бликах ее страшные кольца.

Мясо здесь не может долго храниться, даже копченое, а лишней соли у нас не было. Поэтому нельзя было упускать случая раздобыть свежего мяса. Я сбил с ветки жирную хохлатую повис и подстрелил акури, метнувшегося к воде. Чарли подбил еще одну повис и маам (лесную «куропатку»), и, когда отгремели все выстрелы, в джунглях воцарилось молчание…

Но эта мертвая тишина длилась всего несколько секунд. Потом вдруг заколыхались высокие ветки деревьев, и от взмахов тысячи крыльев пронесся ветер, раскачивая пушистые верхушки тростника. С илистых берегов с шумом взлетели стаи диких уток, и воздух наполнился хлопаньем крыльев, гомоном, стремительным мельканием и кружением. А через минуту уже не было видно ни одной птицы, ни одной обезьяны и даже ни одной ящерицы. По воде пробежала рябь, и все звуки замерли в отдалении. Лишь кратко прозвучал жалобный крик одинокого голубя, и снова воцарилась жуткая тишина.

После этого мы два дня не встречали ни одного живого существа, кроме змей, насекомых и лягушек. Теперь, когда мы покинули Илливу, нам уже не попадалась крупная рыба, лишь изредка можно было увидеть черепаху. Мы плыли по бесконечному лабиринту речушек и проток. Мотор поднимал легкую волну, которая набегала на топкий берег и мягко ударяла в густые заросли тростника. Иногда мы видели, как почти без единого всплеска в воду, словно бревна, соскальзывали аллигаторы. Только индеец мог разобраться в этом сплошном лабиринте петляющих речек и найти проход. Бывали моменты, когда я не надеялся даже на чутье Чарли и на его умение ориентироваться.

Однажды утром он был особенно весело настроен и все время улыбался, словно помешанный. Он даже не собирался приставать к берегу, чтобы перекусить, пока я не попросил его об этом. После еды, вместо того чтобы сидеть целый час на корточках и курить трубку, как он обычно делал, Чарли начал быстро складывать вещи обратно в лодку. Он явно торопился, но ничего мне не объяснял. Хорошо зная его характер, я понял, что расспрашивать Чарли бесполезно. Пока он сам не захочет все рассказать, я не добьюсь от него ни слова.

Я подозревал, что эта внезапная спешка так или иначе связана с приближением поселения индейцев ваи-ваи. Но прошло не меньше часа после нашей последней стоянки, прежде чем Чарли повернул лодку к берегу, и я понял, что мои предположения были верны. Он вытащил лодку на отлогий берег, покрытый белым песком, и проворчал:

— Индейцы ваи-ваи — скоро увидим.

• Предыдущая
• 25/46
• Следующая