Европа, тюрки, Великая Степь - Аджи Мурад - Страница 24

Приск довольно сухо писал о людях Аттилы: «Они носят короткие суконные полукафтанья из некрашеной шерсти, которую прядут и ткут их жены, белые широкие шаровары и кожаную обувь, привязанную на подъеме ноги ремнями. В особенности же обращают внимание своим искренним ласковым обхождением и любовью к ближнему. (Так было! Выделено мною. — М. А.). Одежда их (женщин) весьма опрятна и ловко сделана, она состоит из исподницы и кофты темно-синего цвета, обшитых светлой каймой и без, белой рубахи, спущенной ниже юбки и убранной складками около шеи и рук с оборкою, похожею на кружева, девушки ходят с открытой головой, убирая себе волосы различными монетами. Все они носят серьги, запястья и кольца даже с трехлетнего возраста».

Национальная одежда «варваров» почти не изменялась за века. И не могла измениться! Археологи находили ее в захоронениях на Алтае, точно такие же фасоны сохранились у иных европейских народов. Все-таки национальная одежда! Это — традиция. Но что-то, конечно, менялось. Например, на обуви теперь не увидишь «привязанных на подъеме ноги ремней», в них нет нужды. Так раньше подвязывали каблуки.

Рассказал Приск и о покоях Аттилы, где видел полководца среди пирующих соратников. Застольные традиции кипчаков впечатляющи, и они не изменились.

«Когда возвратились мы в свой шатер, то к нам пришел отец Орестов и объявил нам, что Аттила приглашает нас обоих на пиршество…» Здесь рассказ Приска прервем, чтобы обратиться к очень важному факту, который из него следует: при Аттиле был священнослужитель, отец Орестов — духовник полководца. Он зашел за византийскими гостями «по обычаю своей страны, дабы и мы помолились, прежде нежели сесть за стол», — записал Приск.[22]

…Как рассаживались за столом? Не как придется. Во главе стола восседал самый почетный гость, по правую руку от него — особо почетные гости. «Старший сын его (Аттилы) сидел на краю его ложа, не близко от него, потупив глаза в землю из уважения к нему».

Соответственно рангам полагалось пить после каждого тоста. Сперва подносил к губам чарку старший за столом, и все вдохновенно смотрели в его сторону, потом эстафета передавалась дальше по столу.

«Когда все сели по порядку, — пишет Приск, — виночерпец (шапа) подошед к Аттиле, поднес ему чашу с вином. Аттила взял ее и приветствовал того, который был первым по правую руку. Тот, кому была оказана честь приветствия, встал, ему не было позволено садиться прежде, пока Аттила не возвратит виночерпцу чаши, выпив вино и откушав. Когда он садился, присутствующие чтили его таким же образом, они принимали чаши и, приветствовав его, вкушали из них вино. При каждом из гостей состояло по одному виночерпцу». Потом так же приветствовали второго гостя и разом всех остальных.

Палаты, где проходил пир, пахли свежим деревом. Вдоль стен стояли широкие лавки, рядом массивные дубовые столы. Ложе предводителя венчало помещение. К трону вело несколько ступенек. Это почетное место называлось тверью, оно было закрыто тонкими пестрыми занавесками… Точно как на рисунках киевских летописцев.

Кушанья подавались на серебряных блюдах. Вино — в золотых и серебряных чарках. Опять же точно таких, какие можно увидеть среди находок археологов и на рисунках киевских летописцев.

Из питья подавали мед и каму — легкий хмелящий напиток коричневатого цвета из проращенного ячменя или проса. Что это, как не пиво? Напиток очень ходовой у тюрков — пиво. И квас.

Конечно, сейчас другие напитки. Но у чувашей сохранилась та — древнейшая! — форма приглашения в гости. По любому поводу (будь то свадьба, встреча или просто так) чуваш скажет: «Приходите к нам пиво пить». А в пиве они толк знают. В каждом доме свой рецепт… Выходит, при Приске Европа не пробовала даже пива? Похоже, и его принесли тюрки? Любители пива (пивные страны) сохранились как раз среди европейских кипчаков, их география удивительно совпадает с забытыми границами Дешт-и-Кипчака.

…Потом над столом Аттилы широко лились песни — душевные, спокойные. Те, которые сами вливаются в душу и хмелят ее. Пели под музыку. Арфа, гармонь, кобыз (прабабушка виолончели), барабан, комуз (балалайка) ходили ходуном в руках умельцев… Музыкальный народ жил в Великой Степи.

Без музыки, без песни, без жаркой пляски, после которой отлетают каблуки, не было степняка и в V веке, и позже, и раньше. «После песней какой-то уродливый, выступив вперед, говорил речи странные, вздорные, не имеющие смысла, и заставлял всех смеяться». И эта традиция — подколоть! — тоже живуча в тюркском народе… Над кем еще посмеяться, как не над собой.

А не отсюда ли, из желания подражать великому Аттиле, пришли позже во дворцы европейских королей шуты, которые веселили и развлекали гостей на балах? Которые говорили королям правду в глаза, и им, по их шутовству, всё сходило с рук?.. Аттила от души смеялся над своим шутом вместе со всеми.

Конечно, величие Аттилы состояло не в застольных состязаниях — в другом. Он и одевался скромно, не «по-царски». Правители кипчаков не выделялись пышной, уродующей тело одеждой. Цари одевались с присущей народу скромностью, а прославлялись — делами. За дела, за поступки уважали людей в Дешт-и-Кипчаке. К сожалению, и эта добрая традиция тюрков забылась.

Аттила «показывал умеренность во всем. Пиршествующим подносимы были чаши золотые и серебряные, а его чаша была деревянной. Платье на нем было так же просто и не отличалось ничем иным, как только опрятностью. Ни висящий у него меч, ни снурки варварской обуви, ни узда его лошади не были украшены золотом, каменьями или чем-либо драгоценным, как то водится у других».

У кипчаков в ходу были папахи. У аристократов (узденей) — каракулевые, у свободных людей (казаков) — из овчины, а рабам (кулам) носить папахи запрещалось. Тоже элемент национальной одежды и традиции! Летом папаху, видимо, заменял картуз или войлочный колпак с полями. Круглый год за спиной настоящего мужчины, особенно в дороге, был башлык — с ним тоже связан целый ритуал. Как повязан, как надет — всё имело значение.

Даже о прическах можно судить по записям очевидцев. Некоторые кипчаки брили голову. А иные, наоборот, не стригли волосы, а заплетали их в косички. Устремляясь в атаку, всадники распускали косички, и волосы, развевающиеся из-под шлема, наводили на противника ужас.

Вот что писал Приск о «кровожадности» тюрков: «После войны живут спокойно и беззаботно, каждый пользуется тем, что у него есть». Спокойно и беззаботно! Так может жить только уверенный в завтрашнем дне народ. В мирное время связь между поселениями (юртами) ослабевала, и власть ханов не была столь жесткой. Однако при опасности Степь просыпалась мгновенно, сигнал тревоги поднимал каждого. Не выйти на сигнал считалось позором для всего рода. Роды и юрты объединялись — разрозненные пальцы сжимались в кулак, власть хана становилась абсолютной… Степь всегда была непонятна чужакам.

Встретив пленного грека, Приск предложил ему вернуться на родину, но тот, только освободившийся из рабства, отказался, утверждая, что среди тюрков живется лучше, чем в Византии… Вроде бы мелкая подробность, но как много информации несет она. Порой достаточно оброненной очевидцем фразы.

Сколько же кругом интересного… Всё перемешалось в истории народов, всё под пятой политики и предрассудков. К сожалению, именно политики нередко дают оценку тому, что находят археологи. Например, в Государственном Эрмитаже или Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве на стендах не встретить ни единого экспоната, ни единой вещицы, которая бы относилась к кипчакской культуре. Ничего. Даже упоминания нет. Хотя в запасниках спрятаны целые коллекции произведений искусства, их никогда не экспонировали. Запрещалось! Они же из Степи. На темных полках пылятся сокровища, которых, согласно российской истории, как бы и нет.

Тончайшей работы кофейные и чайные сервизы, фарфоровые статуэтки, изумительные кубки и ювелирные украшения и многое другое, известное только очень узкому кругу специалистов.