Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление - Хорни Карен - Страница 4

 Иными словами, «реальное я» Хорни по определению представляет собой: 1) совокупность сущностных, существенных черт личности, определяющих самобытность ее существования, – в отличие от «идеального я», которое может включать в себя и несущественные черты; 2) совокупность объективных черт, наличие которых не зависит от воли и сознания индивида, – в отличие от «идеального я», содержание которого в той или иной степени может быть продуктом воображения; 3) совокупность подлинных, настоящих черт, – в отличие от «идеального я», которое может включать в себя фальшивые, ложные черты; 4) совокупность черт и задатков, потенциально осуществимых в ходе развития личности, – в отличие от «идеального я», содержание которого в той или иной степени может быть неосуществимо.

 И хотя Хорни касается рассмотрения всех четырех упомянутых аспектов, наиболее существенным для нее, как для психотерапевта, является именно ценностный аспект «реального я». Ведь именно указание на неподлинность, фальшь невротических «идеалов» может обладать для клиента какой-то «подъемной силой», – а отнюдь не указание на их «несущественность», «необъективность» или «неосуществимость». – В. Д.

Подлинное я – не фиксированная структура, а набор «присущих человеку потенций» (таких как темперамент, способности, дарования, склонности), который является частью нашей наследственности и нуждается в благоприятных условиях для развития. Это не продукт научения, поскольку нельзя никого научить быть самим собой; но это и не то, что не поддается внешним влияниям, поскольку актуализация, воплощение подлинного я в действительность осуществляется через взаимодействие с внешним миром, предоставляющим различные пути развития. Этот процесс может идти различными путями, в зависимости от тех или иных обстоятельств. Однако для того, чтобы самоосуществление вообще могло состояться, в детстве человеку требуются определенные условия. Они включают в себя «теплую атмосферу», позволяющую ребенку выража свои собственные мысли и чувства, добрую волю близких в удовлетворении различных его потребностей и «здоровое столкновение его желании и воли окружающих».

Когда невроз родителей мешает им любить ребенка или хотя бы думать о нем «как об отдельной самобытной личности», у ребенка развивается базальная тревога, которая не дает ему «относиться к другим людям непосредственно, как подсказывают его реальные чувства, и вынуждает его искать иные пути обращения с ними». Чувства и поведение больше не являются искренним самовыражением ребенка, а диктуются стратегиями защиты. «Он может идти к людям, против людей или прочь от них».

Зрелая теория Хорни содержит описания этих стратегий и их продуманную классификацию. Если в «Наших внутренних конфликтах» она обращается к нашим межличностным стратегиям и порождаемым ими конфликтам, в «Неврозе и личностном росте» дается полный отчет о внутрипсихических защитах и их связях с межличностными.

В «Неврозе и личностном росте» Хорни предупреждает нас против «одностороннего внимания либо к внутрипсихическим, либо к межличностным факторам», утверждая, что динамику невроза можно понять «только как процесс, в котором межличностные конфликты приводят к особым внутрипсихическим конфигурациям, которые, будучи зависимыми от прежних стереотипов человеческих отношений, в свою очередь изменяют их». Тем не менее, она пренебрегает собственным предупреждением, сосредоточиваясь преимущественно на внутрипсихических факторах, что создает проблемы для читателя. Поскольку внутрипсихические построения – результат межличностных конфликтов, логичнее с них и начать изложение теории. Так и построены «Наши внутренние конфликты», но в «Неврозе и личностном росте» Хорни, желая прежде всего рассказать читателю о своих новых идеях, несколько запутывает его, начиная с внутрипсихических стратегий, и даже временами выводит решения, принимаемые в межличностном плане, из внутрипсихических решений. Мне бы хотелось осуществить синтез ее двух последних работ, дабы «расчистить путь» читателю к более быстрому восприятию «Невроза и личностного роста».

Пытаясь справиться с чувством «меня никто не любит», с ощущениями своей незащищенности и ненужности, порождающими базальную тревогу, человек может принять решение о смирении или соглашательстве и начать движение к людям; может принять агрессивное или экспансивное решение и начать движение против людей; или же принять решение об отчуждении, уходе от людей. Хорни ввела термины соглашательство, агрессия, уход в «Наших внутренних конфликтах», а в «Неврозе и личностном росте» говорила о смирении, захвате и отчуждении или «уходе в отставку»; но оба ряда терминов взаимозаменяемы. Здоровый человек способен проявлять гибкость, подвижность и избирать направление своего движения в зависимости от обстоятельств, но у человека, отчужденного от себя, «выбор» движения становится компульсивным и безальтернативным. Каждое из трех решений включает некую констелляцию поведенческих стереотипов и личностных черт, концепцию справедливости и набор верований, представлений о природе человека, об общечеловеческих ценностях и условиях жизни человека. Оно включает также «сделку с судьбой», предполагающую вознаграждение за покорность диктату выбранного решения.

Каждое защитное направление движения «раздувает» один из элементов базальной тревоги: беспомощность в решении о соглашательстве; враждебность в агрессивном решении; изолированность в решении об уходе. Поскольку в условиях, продуцирующих базальную тревогу, неизменно возникают все эти три чувства (беспомощности, враждебности, изоляции), человек делает защитную стратегию из каждого; а поскольку эти три стратегии (направления движения) включают несовместимые друг с другом черты характера и системы ценностей, его раздирают внутренние конфликты. Чтобы обрести ощущение цельности, человек делает упор на одной из стратегий и становится в основном смиренным, агрессивным или отчужденным. Какое направление он выберет, зависит от особенностей его темперамента и от сил, действующих на него со стороны окружения.

Другие тенденции продолжают существование, но становятся бессознательными, проявляясь в замаскированной форме и окольными путями. Конфликт между тенденциями не был разрешен, он просто был загнан в подполье. Когда «подземные» тенденции по какой-либо причине приближаются к поверхности, человек ощущает жесточайшее внутреннее беспокойство, которое порой парализует его, не дает ему двигаться вообще ни в каком направлении. Под каким-то мощным влиянием или под действием крупного провала своего основного решения человек может переизбрать свою главную стратегию защиты на одну из вытесненных. Он считает, что «переменился», «многому научился», но это лишь замена одной защиты на другую.

Тот, у кого доминирует смирение, пытается одолеть свою базальную тревогу, добиваясь расположения и одобрения и устанавливая контроль над другими через их потребность, заинтересованность в нем. Он стремится привязать к себе других своей слабостью, любовью, уступчивостью, добротой. Поскольку ему одновременно нужно сдаться на чью-то милость и необходимо получить возможность безопасно выражать свою агрессивную тенденцию, его часто влечет к себе противоположный, экспансивный тип человека: через него он может участвовать в господстве над жизнью. Такие отношения часто перерастают в «болезненную зависимость», при которой наступает кризис, если уступчивый партнер начинает ощущать, что его подчинение не получает награды, ради которой он жертвовал собой.

Ценности уступчивых и смиренных «лежат в области доброты, жалости, любви, щедрости, самоотдачи, покорности; тогда как самомнение, честолюбие, бессердечие, бессовестность, властность вызывают у них отвращение».

Поскольку «любое желание, стремление, поиск чего-то большего» они считают «дерзким и опасным вызовом судьбе», их самоутверждение и самозащита чрезвычайно заторможены. Они избирают христианские ценности, но вынужденно, потому что эти ценности необходимы для их системы защит. Они вынуждены верить в то, что надо «подставлять другую щеку», и в то, что в мире существует порядок, установленный провидением, а добродетель в конце концов восторжествует. Их сделка заключается в том, что если они будут смиренными, любящими, будут избегать гордыни и не гнаться за славой, судьба и другие люди будут милостивы к ним. Если судьба не желает соблюдать эту сделку, они или отчаиваются в божественной справедливости, или приходят к выводу о своей виновности, или начинают верить в справедливость, превосходящую человеческое понимание. Они нуждаются не только в вере в справедливость миропорядка, но и в вере в природную доброту людей, поэтому очень чувствительны к разочарованиям в этой сфере.