Выбери любимый жанр

Точка Лагранжа (Сборник) - Бенедиктов Кирилл Станиславович - Страница 59


Изменить размер шрифта:

59

Существовал, правда, один хитрый путь, позволявший миновать лающее скопище овчарок, ротвейлеров и ризеншнауцеров и углубиться в мало посещаемую часть парка. Путь этот пролегал по насыпи вдоль железной дороги; в определенном месте следовало свернуть и спуститься в придорожную канаву, пересечь ее и, раздвинув кусты, выйти на протоптанную местными следопытами тропинку, ведущую на северный берег озера. Антон знал этот маршрут еще со времен своей боевой юности; позже он показал его Ане, предупредив, что одной здесь лучше не ходить. Напрасное предупреждение — Аня, вполне пугливая, несмотря на экзотическую сферу интересов, девушка, боялась ходить по тайной тропинке даже в компании с Антоном. И, разумеется, строго-настрого запрещала гулять там с Лизонькой.

Ну, запрещать-то она могла сколько угодно. Если бы Антон посчитал нужным, никакие женины запреты его бы не остановили. Но Вероника сказала, что на площадке сегодня пусто, и не соврала. Подойдя к переезду, он убедился, что со стороны площадок не доносится ни лая, ни сердитых хозяйских окриков, ни истошного визга маленьких собачонок. Будний день, пятнадцать минут шестого. Вполне возможно, что сегодня у братьев наших меньших выходной. Это давало возможность пройти к озеру более длинным, но и более сухим путем — после таяния снегов, случившегося относительно недавно, в последней декаде марта, в низинах стояла вода, и канаву под насыпью пришлось бы преодолевать вброд.

Антон постоял у переезда, поджидая, пока вынырнувшая из-за поворота грязно-зеленая гусеница электрички простучит своими колесами в направлении станции Москва-Третья, слегка нажал на ручку коляски, приподнимая передние колеса так, чтобы они встали на постеленный между рельсами деревянный мостик, и покатил Лизонькин экипаж к собачьей площадке.

3

Весна притаилась в парке. Пряталась в по-зимнему голых ветвях деревьев, готовящихся вздуться тугими почками. Блестела в отражавших прозрачное апрельское небо лужах. Клокотала в гортанных криках ворон, большими стаями круживших над пустынными аллеями. Скажем так: зима уже капитулировала, но парад победы еще не состоялся.

Скоро, совсем скоро откуда ни возьмись в одночасье полезет свежая зеленая травка, брызнут нежные клейкие листочки, черным жиром залоснится земля. Но весна пока что не была уверена в своем торжестве. Кто ее знает, зиму, — вернется тайком, прокрадется, как тать в ночи, ударит ледяным кулаком, засыплет доверчивую травку снежной крупой и, уничтожив первые ростки новой жизни, самодовольно отступит. Антон всегда считал, что такая погода с неожиданными возвращениями снега и мороза больше свойственна предательскому месяцу марту, но в этом году и апрель выдался ненадежный. Даром что светит солнышко — в глубокой тени под осинами еще прячутся неопрятные кучи серого снега:

Осин на северном берегу озера росло видимо-невидимо — целая роща. Дорожка, по которой Антон катил коляску, была усыпана тонкими сухими ветками, противно хрустевшими под тугими пневматическими шинами. Лизонька, впрочем, не просыпалась — весенний воздух крепко усыпил ее, теплый ветерок навевал приятные сны — на сонной физиономии малышки то и дело появлялась блаженная улыбка. Спи, родная, спи, бормотал Антон, стараясь все же объезжать самые крупные ветки, вот обойдем вокруг озера, пройдем по аллейке, как раз полтора часа и пройдут:

Ни одного человека навстречу. Вроде бы недалеко от железной дороги, от собачьих площадок — а народу обычно никого. Во всяком случае, на северном берегу. На южном когда-то в незапамятные времена пытались выстроить городок аттракционов — там до сих пор торчат металлические остовы непонятных конструкций и изрисованные жуткими граффити кабинки для переодевания. Строительство закончилось вместе с эпохой развитого социализма, и теперь удивительные артефакты давно минувших дней постепенно приходили в полную и окончательную негодность.

Антон любил северный берег. Можно идти, неторопливо покачивая коляску, любоваться меняющимися в зависимости от времени года картинами природы, думать о своих творческих планах, не отвлекаясь на суетливых коллег по прогулочному делу: У всех свои подходы к прогулке. Антон предпочитал одиночество.

Положа руку на сердце, думать про материал совершенно не хотелось. Хотелось просто идти по сухо хрустящим веткам и радоваться весне. Вдыхать чистый апрельский воздух. Любоваться серо-стальными водами озера, в которых ломкими линиями отражались рябые стволы:

Антон не сразу сообразил, что лед на озере, оказывается, растаял. За последний месяц он привык к тому, что, несмотря на жаркое временами солнце, ледяной панцирь словно бы и не становился тоньше. Лежал огромной серой нашлепкой, выделяясь на фоне стряхнувших уже снежные покровы берегов, и совершенно не собирался таять. И тут — на тебе — за какие-то два дня полностью исчез.

Глядя на освободившееся от ледового плена озеро, Антон наконец-то почувствовал удовольствие от прогулки. Голова кружилась от запахов разогретой солнцем земли, озерной воды, впитавшей в себя холодный свежий аромат недавно растаявшего льда. Колеса негромко поскрипывали в такт неторопливым шагам. Чудесно жить на свете, подумал Антон, даже если приходится время от времени воспевать подвиги господ Череповецкого и Клямкина:

У поворота дорожки, плавно огибавшей небольшой обрыв, он остановился. Он часто останавливался тут во время своих прогулок. Три минуты на созерцание.

Славное место. По левую руку взбегают на невысокий пригорок крапчатые осины. По правую расстилается подернутая мелкой рябью огромная линза озера. Воздух, простор. Берег здесь был довольно крут. Почти у самой воды выламывалось из глинистого склона уродливое корявое дерево, вступившее в отчаянную борьбу с силой земного притяжения за право расти так, как хочется — то есть почти параллельно поверхности озера. Там, где бугрились вцепившиеся в размытую паводком глину узловатые толстые корни, желтел крошечный цветок мать-и-мачехи. Один-единственный. Первый в эту весну.

Минуту Антон постоял в задумчивости, глядя на одинокую желтую капельку. Когда-то в детстве он уже с конца марта принимался считать дни, дожидаясь появления первых канареечных одуванчиков на газоне перед домом — и радовался им, как старым друзьям. Весна для него всегда начиналась цветами — пусть даже такими маленькими и неказистыми, как эта мать-и-мачеха.

Антон прекрасно знал, что, будучи сорванным, прекрасный золотой вестник весны превратится в невзрачное грязно-желтое растение с некрасивым толстым стеблем. Но привязанности детства сильнее, чем думают взрослые. К тому же ему очень хотелось сделать подарок Лизоньке. Пусть такой, смысла которого она не поймет. Пусть даже она сожмет мать-и-мачеху в своем пухлом кулачке и испачкает желтыми пальчиками новую пеленку. Это будет приношение символического характера. Дар оживающей природы новой торжествующей жизни. Аня, с ее любовью ко всякой зауми и двойным смыслам, оценила бы такую идею.

Он оглянулся — нет ли кого поблизости, поставил коляску на тормоз и принялся спускаться к воде. В эту минуту выглянувшее из-за легкого кисейного облачка солнце озарило своим праздничным светом и озеро, и осиновую рощу, и застывшие на противоположном берегу странные металлические формы. Антон краем глаза заметил, что на огромной, поваленной на бок водяной горке сидят вроде бы какие-то люди. Что ж, если они смотрят в его сторону, наверняка подумают, что мужик уронил с обрыва бутылку и теперь лезет ее выручать: Обрыв оказался почти отвесным, ухватиться было не за что, приходилось все время откидывать корпус назад, чтобы не упасть в липкую, растекшуюся под весенним солнышком грязь. Спустившись метра на два, Антон уже пожалел, что затеял эту авантюру, — белые кроссовки до самого адидасовского трилистника залепило бурой, жирно поблескивающей глиной. Случись рядом Аня, непременно выговорила бы мужу за мальчишество и разгильдяйство — ребенка бросил, полез черт знает куда, пусть даже и за символическим цветком: Отступать, однако, не хотелось — дерево, изгибавшееся над водой, словно змея в параличе, было уже совсем рядом, и до притаившегося в его корнях цветка оставалось буквально протянуть руку, когда рифленая подошва правой кроссовки Антона — «Адидас Торшн», пружинящий шаг — все-таки потеряла сцепление с полужидкой глинистой слизью склона.

59
Перейти на страницу:
Мир литературы