Чужеземец - Каплан Виталий Маркович - Страница 44

Кто бы это мог быть? Где ему приходилось видеть такие глаза? Вопросы ломились в голову, бесцеремонно стучались в черепную коробку, но впустить их он не смог — вновь накатило тёмное беспамятство, вернулись тёплые волны, в которых так приятно было раствориться без остатка.

И уже растворившись, он вдруг понял: это глаз мула. У здешних мулов именно такие глаза — как пятаки.

Не удалось раствориться без остатка. Волны мало-помалу гасли, слабели, теряли тепло. А боль, напротив, проснулась, напомнила о себе. Пускай и не как раньше — но грызла упорно. Болело всё — и руки, и спина, и голова, но хуже всего было груди. При каждом вздохе разливался по жилам расплавленный свинец. Это значит… да, похоже, рёбра сломаны. Плохо… При здешней медицине это означает кранты…

Размечтался! Какая тебе медицина? Тут понять бы, где ты… Алан вновь попробовал открыть глаза. Надо же — получилось!

Комната была небольшая и без окон. Освещалась лишь факелом, который торчал в позеленевшем медном кольце на стене. А стены завешены тростниковыми циновками, и такие же циновки — вместо дверей. Пошевелив руками, он и под собой обнаружил такие же циновки, на ощупь довольно мягкие.

Глинобитный пол был чисто выметен, понизу тянуло холодком, в котором явственно ощущались какие-то пахучие травы.

Это куда ж его занесло? Городская темница? Совсем непохоже! Местные темницы Алан знал. Угораздило попасть в первый же здешний месяц. История вышла глупая — не удалось расплатиться на постоялом дворе… Самое обидное — с финансами у него было неплохо, улыбчивый меняла в Тингайе дал за слиток столько медяшек, что едва в поясе уместились. Однако монеты трактирщику не понравились. Мрачный бородатый дядька и лизал их, и кусал, а после заявил, что не деньги это вовсе, а незнамо что… Послал поварёнка за стражей. Вот и пришлось скоротать ночку в анорлайской тюрьме… Вообще-то ему тогда здорово повезло. Отсидел ночь с ногами в колодке, отгоняя от себя кусачих жуков, а утром его выволокли на свет, без особого усердия всыпали дюжину плетей и отпустили восвояси, посоветовав не мелькать в Анорлайе, где бродяг не любят. Самое удивительное — все вещи вернули в целости, ну, за вычетом половины медяшек. Добрые люди, могли бы и голым оставить.

Нет, общего с темницей тут — всего лишь факел и отсутствие окон. Явно жилой дом.

Но чей? И как он тут оказался? Кто притащил его сюда?

И кто вымыл? Оглядев себя, насколько позволяли силы, Алан не увидел ожидаемой грязи и запекшейся крови. Не увидел и своего хитона — зато обнаружил, что обмотан мягкими и на первый взгляд чистыми тряпками. Они не сковывали движений, но и двигаться пока было нечем. Руки едва шевелились в суставах, а о ногах ему не хотелось думать. Ног он не чувствовал.

Не оставалось ничего другого, как ждать. В конце концов, когда-нибудь всё разъяснится. Во всяком случае, главное понятно — умереть ему не пришлось. Может, потому что нужен здесь Господу? Мысль была приятная, такую мысль хотелось смаковать, как шоколадный пломбир. Это ж надо, какой великий праведник, просветитель заблудших, защитник сирых… Для круглого счёта не хватает лишь слова «равноапостольный»… Во рту сделалось кисло. Куда уж логичнее предположить: ты настолько не готов к зачёту, что тебя выгнали, велев как следует подготовиться и прийти во вторник… Дал Господь шанс покаяться, так нечего гордыню чесать…

Молитва шла трудно, мысли разбегались, но многолетняя привычка брала своё.

Кое-как он в уме прочитал вечернее правило, хотя вечер ли сейчас, утро ли — сказать было решительно невозможно. По внутренним ощущениям не поймёшь — там, внутри, звучало лишь два голоса — боль и жажда. Ну и третий, пока ещё тихий голосок намекал, что неплохо бы и облегчиться. Интересно только, как это осуществить технически?

Где-то вдали послышались лёгкие шаги. О! Идёт информация! Алан, собрав все силы, приподнялся на локте и уставился на ближнюю дверную циновку.

Отодвинув занавесь, в комнату вошла женщина. Довольно высокая по здешним меркам, в обычной одежде — просторной серой тсамни, так что не понять, худая или полная.

Судя по волосам, в которых седина сравнялась с чернотой, женщина была в почтенных годах. Правда, её загорелое лицо не слишком напоминало старушечье, не наблюдалось морщин и складок. А кроме того — глаза. Большие, карие, даже с какой-то прозеленью. Что-то в них такое чувствовалось… нестандартное.

— Мир тебе, добрая женщина, — с трудом проговорил Алан. Каждое движение давалось болью, голос вышел хриплый, точно у безнадёжного алкоголика.

— Ишь ты, уже и языком ворочаем, — хмыкнула женщина с порога. — Занятное дело.

При таких-то ранах… Ну-ка, давай поглядим, что с тобой сейчас творится.

Она как-то неуловимо быстро оказалась рядом, опустилась на корточки и деловито принялась разматывать повязки. Руки её двигались ловко, намекая на немалый опыт.

Не прошло и пары минут, как Алан оказался полностью обнажён, однако смущения не почувствовал. Медицина — она и в Африке медицина, и дальше Африки.

Где всё-таки расположен Объект, спорили до сих пор. Конечно, местное небо в первый же год изучили более чем тщательно, но астрономы разводили руками — из расположения звёзд и туманностей ничего не вытянуть, Млечный Путь отсутствует как класс. Ни малейшего сходства с земным небом. Ясно только, что в радиусе пары тысяч парсеков от Земли такой картины быть не могло. Вполне возможно, что это не только не наша Галактика, но и вообще другая вселенная. Сторонники гипотезы Многомирья просто визжали от счастья.

Местное солнце, впрочем, напоминало земное. Чуть побольше, спектральный класс не G2, а G3, масса отличается на полтора процента. Зато планетная система куда беднее — мёртвый раскалённый шар, весьма напоминающий Меркурий, но ещё ближе к звезде, далёкий газовый гигант, едва различимый на местном небе, и, собственно, Объект. Неотерра, как обозвали его астрономы, но название не слишком прижилось.

Планета поразительно напоминала Землю — и размерами, и составом атмосферы, и магнитным полем. Даже здешняя Луна была весьма похожа на свою земную коллегу.

Чуть больше, зато чуть дальше, приливы с отливами в точности как на Земле.

Конечно, расположение континентов отличалось. Их было всего три, и размерами они заметно уступали земным. Нечто продолговатое, располагающееся там, где у земного шара — Африка, затем — аналог Австралии. И, наконец, местное подобие Евразии, которое он уже без малого год как топчет.

— Да, отделали тебя славно, — вздохнула женщина. Голос у неё оказался низкий, богатый оттенками. — Только не надо сказок про злых разбойников, которые мне тут плёл твой мальчишка… Знаю я разбойников, знаю и манеру добрых поселян…

— Гармай! — в груди словно граната разорвалась. — Он тут?!

— Да уж ясное дело, — хмыкнула тётка. — Ушлый паренёк. И крепкий… такую тушу на себе волок… от Аргимги до Огхойи-то изрядно будет, ежели ногами.

— Где он?! — встрепенулся Алан. — Позови его!

— Незачем, — отмахнулась женщина. — Я его к хозяйству приспособила, пускай покрутится… отработает часть твоего лечения. А вот как с тобой быть…

Камни-то, да в умелых руках — штука суровая. Пожалуй, луны две тебе тут валяться, от силы полторы. Два ребра поломаны, крови вытекло в избытке. И что с головой твоей, пока неясно. Хорошо хоть, речь не отнялась. Ну уж коли говорить можешь, то расскажи — кто ты, как имя тебе, какого звания, чем по жизни промышляешь… Я в своём доме невесть кого держать не стану.

Алан на минуту задумался. Что можно ей сказать, а чего не стоит? Потом решил, что от правды ничего страшного не случится. Тем более, что Гармай, судя по всему, многое успел разболтать. И пожелай тётка сдать его огхойским властям — давно бы уже и сдала. Если она знает, что крестьяне побили его камнями — наверняка догадывается и о причине.

— Звать меня Аланом, — опершись на локоть, заговорил он. — Странник я, хожу по земле… а ни родителей, ни семьи у меня давно уже нет… Что касается звания, то оно у меня самое простое — человек я… Вестник Бога Истинного. А пришёл из очень дальней страны, в Высоком Доме про такую не знают и имя её ничего тебе не скажет, добрая женщина.