Возвращение седьмого авианосца - Альбано Питер - Страница 27

• Предыдущая
• 27/70
• Следующая

— Отдавай! Отдавай! — закричал Коноэ, продвигаясь к носу, где он сам освободил бакштов, и указывая на уплывающие буи, которые медленно удалялись в сторону пристани мемориала. — Это позор для моряков «Йонаги».

Коноэ отвязал швартовочный трос, ударил в колокол, мотор взревел, и длинный серый вельбот устремился к «Аризоне».

Стоя на носу вельбота, несшегося мимо «Йонаги», выглядевший стальной Фудзи, Коноэ отчетливо видел буи, запутавшиеся в сваях, удерживавших пристань.

Вельбот быстро оставил сзади нос авианосца, и вот уже под их килем сквозь толщу воды виден ржавый корпус «Аризоны». Они стремительно проскочили его, оставив справа барбет и полдюжины труб, торчавшие над водой.

Коноэ начал волноваться, когда заметил, что они направляются к центру мемориала, где выгнулась похожая на мост конструкция, реял американский флаг и с десяток людей смотрели на них через семь огромных проемов в белом бетоне.

— Вправо! Вправо! К пристани! — закричал лейтенант, жестикулируя и поворачиваясь к рулевому. Крик Футабатэя потонул в шуме двигателя, когда он лихо повернул руль, заставляя вельбот резко повернуться.

— Нет! Нет! Барбет! Ты что, ослеп, старый дурак!

Раздался яростный звон колокола. Футабатэй сильно переложил руль влево, но его попытка спасти положение запоздала. Острый ржавый край барбета скользнул по левому борту как раз пониже ватерлинии. Раздался грохот, треск дерева и удар, ошеломивший Коноэ: его ноги вдруг стали мокрыми — через длинную щель длиной почти в половину борта стала затекать вода, лодка начала тонуть.

— Держи конец, — закричал с пристани американский матрос, раскручивая над головой легость.[10] Двое других схватили спасательные круги.

— Нас удержат поплавки, — крикнул в ответ Коноэ, — просто подтяните нас.

Через несколько минут полузатонувший вельбот был пришвартован к доку, и шестеро японцев выбрались из него.

Коноэ посмотрел на нос «Йонаги», возвышавшийся над мемориалом стальной скалой, и осознал, что никто не заметил происшествия. Он отчаянно замахал руками, как человек, пользующийся международной азбукой Морзе. Но ни с мостика, ни с полетной палубы, ни откуда бы то ни было еще не последовало никакого ответа. И если бы даже его затруднительное положение было понято, людям на корабле потребовалось бы время, чтобы спустить другую шлюпку. Потом он заметил еще две вещи: рулевой Футабатэй и моторист Нака исчезли, а белый паром с туристами приближается к мемориалу.

Поблагодарив американских матросов и убедившись, что швартовы прочно держат вельбот, он крикнул: «За мной!» и вошел на территорию мемориала с военным летчиком Мотадзуки и матросами Нацуми и Куникадой.

Они оказались в длинном, белом, похожем на гробницу сооружении, опоясывавшем по периметру место гибели кораблей. Коноэ услышал взволнованные голоса и увидел двух пожилых людей в дальнем конце, стоявших перед громадной мраморной доской с высеченным на ней большим количеством имен. Четверка быстро пошла вдоль галереи мимо нескольких американских туристов, которые разглядывали их с молчаливым любопытством. Японцы остановились перед доской, простиравшейся от пола до потолка и от стены до стены. Внизу по центру огромным буквами было выбито: «В память о погребенных здесь героях, отдавших свои жизни в бою 7 декабря 1941 года на корабле ВМС США „Аризона“.

Коноэ не почувствовал жалости. Он смотрел на колонки с именами и вспоминал Токио, налет, свою семью, кенотаф в эпицентре ядерного взрыва в Хиросиме с десятками тысяч имен погибших, а здесь потопленные корабли, хранящие кости нескольких дюжин каких-то «героев». Нет! Ни одна его слеза не прольется здесь.

— Банзай «Акаги»! Банзай «Кага»! — вдруг заорал Футабатэй, выбрасывая кулак в сторону имен на камне.

К прославлению авианосцев, атаковавших Перл-Харбор, присоединился Нака.

— Банзай «Секаку»! Банзай «Цуйкаку»!..

— Что, черт возьми, происходит? — проревел кто-то сзади.

Обернувшись, Коноэ обнаружил направляющуюся к ним группу туристов, возглавляемых восемью здоровенными мужчинами старше среднего возраста в нелепых остроконечных шапках с надписью «Пост 109».

— Какого черта, япошки, вас принесло сюда? — бросил сквозь сжатые губы высокий светлолицый мужчина с огромным животом, перевешивающимся через ремень. Поправив шапку и наклонившись вперед, он приблизил к Коноэ злобное лицо дьявола из индуистского храма.

Лейтенант ответил дьяволу:

— Мы не япошки — мы солдаты императора. — Он услышал знакомый «попыхивающий» звук двигателя приближающегося вельбота. — И мы уходим.

— Хрен уйдешь. — Восьмерка приблизилась плотной стеной. — Солдаты императора, говоришь? Ха! — прохрипел толстяк. — Мы легионеры! Видали мы этого императора! А не ты ли убивал здесь этих людей? — И он показал на стену.

Лейтенанта охватил приступ первобытной ярости. Безумный гнев проснулся в нем такой же неудержимый, как и тогда, когда он стоял лицом к лицу с Брентом Россом на ангарной палубе, — безумие без страха, без сомнений. Он открыл рот, но кто-то его опередил:

— А кому ты служил, когда ты уничтожал Токио, Иокогаму, Кобе, Хиросиму, Нагасаки…

— Оставьте их в покое, они надрали задницу Каддафи, — раздался крик в задних рядах.

— Ерунда! — крикнул через плечо высокий легионер. — Они старались для Японии, а не ради нас. — Он показал пальцем на имена. — Они погубили наших ребят!

— И эти сволочи потопили «Нью-Джерси» и «Тараву»! — визгливо завопил чей-то голос.

— Банзай «Хирю»! Банзай «Сорю»! — демонстративно заорали Нака и Футабатэй.

— Они с авианосцев, которые и натворили все это! — закричал один из легионеров. — Выкинем их вон!

Раздались вопли зевак, и здоровяк замахнулся. Но Коноэ легко поднырнул под его руку и снизу нанес кулаком, утонувшим по самое запястье, удар в огромный мягкий живот, задрожавший как желе. Дыхание здоровяка обожгло ему ухо.

— Сраный джеп! — Жесткие костяшки пальцев врезались сбоку в голову японского офицера, и он почувствовал, как клацнули его зубы, прикусив язык; во рту появился солоноватый привкус крови. Удар развернул Коноэ, и он, продолжая поворачиваться, правой ногой нацелился в горло толстяка, желая поразить того смертельным ударом. Но попал каблуком сбоку по шее, лишь частично задев горло. Прижав руки к шее и тяжело дыша, словно идущий под нож гильотины приговоренный к смерти, толстяк упал на пол, как сдувшийся воздушный шарик.

Через секунду японцы и остальные легионеры сплелись в диком и орущем клубке драки. Физически подготовленные японцы, даже старые Футабатэй и Нака, были слишком изворотливы и быстры для своих затяжелевших, нетренированных противников. Нака с криком побежал и прыгнул, пытаясь сбросить ногами отступавшего американца, через проем в стене в воду.

Но Мотадзуки сбили с ног, и два легионера, сидя на нем, обхаживали его кулаками, будто молотами. Коноэ прыгнул и очутился наверху свалки. Ударил. Рукой. Ногой. На него навалилась толпа. Раздались крики. Ругань. Блеснули вспышки камер. Вопли боли. Потом голос Ацуми, эхом прозвучавший в длинном темном туннеле:

— Прекратите! Прекратите!

От мраморной доски завибрировал голос громадного американца:

— Оставь это дерьмо. Я отправлю всю эту срань в камеру.

Огромные руки сграбастали Коноэ и поставили на ноги. Капитан третьего ранга Ацуми грубо толкнул его к стене и угрожающе махнул дубинкой. Позади него японские матросы-охранники, американский береговой патруль, военная полиция и экипаж парома растаскивали дерущихся к противоположным стенкам.

— Позор! — пробормотал Ацуми. — Позор!

Коноэ оставалось лишь смотреть на свои ноги.

Брент Росс передвинулся на дальний край стола, когда группа офицеров один за другим вошла во флагманскую рубку. Сначала ввели лейтенанта Коноэ и военного летчика Мотадзуки. Оба они были растрепаны. В черных волосах Мотадзуки виднелась свежая ссадина. Один глаз Киити почти заплыл, а его зеленая форменная рубашка на груди была измазана пятнами крови. Коноэ пострадал не слишком сильно: содранная кожа на левом ухе и щеке, разбитые губы и поцарапанный лоб. Летчики навытяжку стояли у переборки рядом с адмиралом Фудзитой.

• Предыдущая
• 27/70
• Следующая