Письмо на панцире - Ефетов Марк Симович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая

«Всё ясно, — сказал сам себе Василь. — Вита тоже говорила о таких же камнях. Тут должно быть убежище черепахи».

Теперь он стремительно карабкался по горной тропинке вверх, думая при этом о том, что операция должна продлиться не больше двадцати-тридцати минут. Значит, как раз к тому времени, что он добежит к корпусу, можно будет попросить вожатую позвонить в ялтинскую больницу — узнать, что с Витой.

Аппендицит — это всё-таки не фурункул под мышкой.

Иван Павлович приехал в больницу и так неожиданно появился в палате у Виты, что она, хотя и ждала его и знала, что отец приедет, уткнулась лицом в подушку и заплакала.

Папа сел рядом на табуретку, осторожно обнял Виту за, плечи:

— Виточка, доченька, что ж ты от меня прячешься?

Нет, она уткнулась в подушку на один только миг, чтобы скрыть свои слёзы. А потом вытерла лицо о наволочку, протянула руки к папе, закрыла их замком у него на затылке…

Через полчаса её везли на высоких таких носилках на колёсиках, которые называются каталкой, а гада рядом до самой двери операционной, куда посторонним уже никак нельзя.

Иван Павлович остался в коридоре. Ему казалось, что он просидел долго, но это только казалось. На самом деле он сидел всего лишь двадцать две минуты — меньше, длится в школе один урок. А потом выкатили каталку, ней лежала накрытая простынёй Вита, и, когда её везли мимо папы, она негромко сказала:

— Нет у меня теперь никакого аппендицита. Вырезали и выбросили.

Папа сидел рядом, как полчаса тому назад. Он держал Витину руку в своих ладонях.

— Тебе не больно?

— Немножко. Совсем немножечко. Но мне хорошо. Доктор сказал, что поболит-поболит и постепенно перестанет.

Иван Павлович видел, что Вите действительно больно, но она не хочет в этом сознаться.

Вите надо было спать, а папе — уходить.

— Ты улетишь? — спросила Вита.

— Нет, доченька, я ещё буду заходить к тебе. Ведь ты пробудешь здесь несколько дней.

— Да, да! — воскликнула Вита и при этом подумала: «Наверно, болезни существуют для того, чтобы потом была радость от всего: оттого, что перестало болеть, что не надо ждать операции, и главное, что всё это плохое позади, а впереди…» Даже не сосчитать было всех радостей, что ждали её впереди. Впереди её ждало разрешение ходить, а потом она должна была поехать с папой на санитарной машине, но совсем с другим настроены не в больницу, а из больницы. И потом она будет снова в Артеке — теперь уже в каком-то родном, почти как в своём доме…

Уйдя от Виты, Иван Павлович спустился во двор больницы и у самых ворот столкнулся с двумя мальчиками в синих трусах и белых майках. Они несли что-то величиной с большую дыню, завёрнутое в дырявую мешковину. За ними шла девушка в форме пионервожатой

За время болезни Виты в Артеке произошло много событии.

Главное событие завертелось вокруг Гаррика из иностранной смены. Он рассказывал ребятам из своего отряда, как летел в Артек с другой стороны земного шара, и ещё о том, как дядя купил ему путёвку. Василь, кровать которого стояла рядом с Гарри и потому они быстро подружились, спросил:

— А почему дядя? У тебя нет родителей? Ты что — сирота?

Разговаривали они с грехом пополам — немного по-русски, который Гарри усвоил довольно быстро, а больше руками, пальцами — жестикуляцией. На это Василь, как известно, был мастак.

— Ты спрашиваешь, почему дядя? — Гарри произносил слово «дядя» с почтением. — Это же не просто какой-то там дядя, а богатый дядя. Мой папа только и делает, что вкалывает в конторе. Почти всё его жалованье идёт домовладельцу за нашу квартиру. А когда мама моя болела, она вообще бы не вылечилась, если бы не дядины деньги. Они у него хранятся в банке.

Василь сразу же как-то невзлюбил Гарриного дядю. Правда, нелюбовь эта была заочной, а всё равно нелюбовь.

А пензенская девочка просто сказала, что дядя у Гаррика жадный.

Но Гарри не соглашался с артековскими ребятами: дядя — это деньги, а деньги — это всё.

И тут вдруг, когда в лагере раздавали письма, Гарри — надо сказать, не хлюпик — разорвал роскошный такой, продолговатый авиаконверт, прочёл, должно быть, только что полученное из дома письмо, уткнулся лицом в одеяло и так зарыдал, что любой плаксе-девочке было его не перереветь.

Пока прибежала вожатая, Гаррика окружили со всех сторон.

— Что случилось?

— Гаррик, повернись же, посмотри на меня, скажи что-нибудь…

— Умер у тебя кто?

— Заболел?..

Только вожатой удалось оторвать Гаррика от одеяла, в которое он зарылся с головой. Теперь он колотил кулаками подушку, избивал её, как боксёрскую грушу, приговаривая:

— Лопнул! Лопнул! Лопнул!

Выкрикивал он, конечно, в сердцах на своём языке, но вожатая перевела. Ведь одно и то же слово он повторял десятки раз.

Первая сообразила девочка из Пензы:

— Банка лопнула…

В общем, в какой-то степени она оказалась права. Лопнула, правда, не банка, а банк. И притом тот самый, где хранил свои капиталы дядя Гаррика.

— Что же теперь будет? — спрашивала сочувственным голосом пензенка. — Не горюй. Может, дядя теперь на пенсию проживёт?

Но тут же выяснилось, что капиталисты пенсию не получают.

В тот день вожатой пришлось туговато. Дети собирались кучками, перешёптывались, разбегались по зарослям. Догадаться было не трудно, что замышляется какое-то дело, которое надо держать в секрете. К чему дело шло, стало проясняться, когда вожатая услышала слова «шапку по кругу'». Это сказал золотистоволосый веснушчатый парень из соседней дружины. А горячие южане, особенно африканцы, говорили не шёпотом, а громко, повторяя самое популярное слово в Артеке:

— Дружба!

К обеду ребятами всё уже было решено: помочь Гарри, пустив, как сказал парень с веснушками, шапку по кругу.

Первой запротестовала руководительница той именно группы, откуда был Гарри.

— Это ещё что за глупости — миллионерам собирать деньги шапкой по кругу! Эти богачи сами устраивают всякие штуки с банками, чтобы закрыть своё предприятие и выбросить на улицу тех, кому действительно через месяц не на что будет жить. О миллионерах можете не беспокоиться. У них если нет денег на роскошную яхту, то на автомобили и на несколько особняков хватит…

А заключила она так:

— Я детям моей группы денег на помощь миллионерам не дам. Всё!

Это была решительная женщина, и с её помощью спор по поводу денег для Гарри, можно сказать, был решён. Но тут появились Василь и вожатая Вера, которые тоже о чём-то спорили.

— Нет, — твёрдо говорила Вера, — сразу после операции нельзя.

— А когда можно будет? — спрашивал Василь.

— Когда врачи разрешат.

Вот тут-то и раздались со всех сторон голоса:

— Это о Вите?

— Как там Вита?

— А ей уже сделали операцию?

— Можно и нам её навестить?

При слове «операция» выбежал вперёд Гарри. Он ловко вскочил на большой плоский камень и, сложив рупором ладони у рта, крикнул:

— Я буду сказать важный разговор!

Шумно стало вокруг вожатой Веры. Теперь, перебивая друг друга, говорили не только по-русски, но на разных языках, и потому разобрать что-либо было невозможно.

— Спокойно, — негромко, но властно сказала Вера. Потом это же слово она повторила по-английски и по-французски.

— Гарри, подойди ко мне.

Теперь Гарри говорил с Верой на своём родном языке. Он объяснил ей, что согласился со своей руководительницей группы. В конце концов, если банк и лопнул, у дяди действительно хватит денег, потому что есть же у него не два, а три очень длинных автомобиля, и ферма у него тоже останется. Пусть дети не пускают шапку по кругу для него. Но вот Вите на операцию надо собрать обязательно. Операция — это очень-очень дорого. Когда его маме делали операцию…

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая