Корунд и саламандра - Гореликова Алла - Страница 49

• Предыдущая
• 49/54
• Следующая

Лека вскидывает голову — и натыкается взглядом на широкую улыбку капитана.

— Так что неделя тебе на поправку, а потом — конюшню чистить. Я тебя, сопляка, научу, что такое военный порядок.

О-ей, весело думает Лека… правильно говаривал отец Ерема, что история имеет свойство повторяться!

Время поджимает. Я думаю об этом постоянно: время. Я слишком много его отдал за то, что не расскажет о Смутных временах. За собственное удовольствие, за радость взглянуть на мир глазами Серого. Но — впервые не чувствую я вины, впервые не раскаиваюсь в любопытстве. Если б не оно, не любопытство мое, — не узнали бы мы о чуде Господнем. О настоящем, подлинном, истинном чуде.

Пусть — время. Можно поторопиться. Можно смотреть чаще — с некоторых пор это отнимает все меньше и меньше сил. И видения становятся длиннее… а что это как не знак — я все делаю правильно.

Но — время. Я должен думать о дознании. И я снова беру Лекин шнурок, «серебряную траву» королевы Нины… Могла ли она думать, что ее амулет станет защитой сыну ее падчерицы?

Мне нужно познакомиться с принцем Валерием. Так почему не выбрать для этого заставу?

Ночь, черное небо, и черная степь, и яркие, чистые, радостные звезды. Душистый ветер, неторопливый шаг лошадей, тявканье степной лисички и далекий крик совы. Пофыркивает кобыла Минека, позвякивают стремена, поскрипывает под Лекой седло. Дозор. От заставы к Сухоярке, потом, по широкой дуге, к Лисьей балке — проверить водопой.

Три дня, как на Сухоярке разбила лагерь семья Вечерней Совы. Дети Совы держат руку короля Андрия. Но застава присматривает за временными соседями: все-таки кочевники одной крови с Ордой.

Стойбище галдит не переставая. Визжит малышня, блеют овцы, ржут кони, вопят охотники, вернувшись с добычей. Женщины хозяйничают шумно, с перебранками. Вечерами вождь сидит со стариками: не то советуются, не то просто разговоры разговаривают. Кузнец допоздна правит ножи и кривые сабли. Трутся около воинов неугомонные мальчишки.

Едут по другому берегу дозорные. Они в своем праве, однако открыто следить за друзьями — оскорбление из тех, какие не прощаются. Они просто едут мимо.

— Минек, а кочевье надолго здесь? — Принц Валерий и сам прекрасно знает все тонкости кочевания: сколько Вагрик рассказывал о степной жизни! Но парню из столицы вроде как неоткуда это знать. И Лека задает вопросы.

— Навряд ли. К полной луне, верно, дальше двинутся. — Минек отвечает степенно, взвешивая слова. — Сушь идет, понял?

— Сухоярка высохнет вся?

— Ручеек останется. Самое опасное время.

— Ордынцы приходят только в сушь?

— Только. Но лучше ты забудь об этом. Ждать их надо всегда, так-то, малый.

— Почему тогда нас только двое?

— Дозор против Орды всяко не выстоит. Уж лучше заставе двоих потерять, чем десяток.

— Так, значит, мы просто «неизбежные потери»?

— Выручат, — усмехается возмущению новобранца Минек. — Ордынцы сразу не прикончат.

— Я слышал. — Лека знобко передергивает плечами. Да, он прекрасно знает, как убивают в Степи, Вагрик рассказывал и об этом. — Не знаю, стоит ли мир с халифатом таких соседей.

— А уж это, малый, не нашего ума дело. Мы — застава.

— Застава, — повторяет Лека. — Как сигнальный пост…

Сигнальный пост, задача которого — не остановить врага, а отправить своим весть. И, может быть, ненадолго задержать нападающих. Ровно настолько, чтобы успел подняться по тревоге ближний гарнизон.

— Дрейфишь, малый?

— Не без того, — честно отвечает Лека.

— Ну, эт ничего. Которые орут, что не боятся, те-то и ломаются. — Ветеран замолкает, слушает гвалт кочевья. Лека досадливо морщится: что интересного услышишь с другого берега! Минек, видно, на интересное и не рассчитывает: через пару минут он возвращается к разговору. — Иль тебе, как благородному, просто врать зазорно?

— Слушай, Минек, что вы все на мое благородство удивляетесь? Или для вас новость, что даже княжеский сын должен отслужить свое новобранцем?

— Сам-то ты, чай, не княжеский?

— Не-а. — Лека тихо фыркает.

— Вот и не знаешь, как княжьи сыновья служат, — назидательно поясняет Минек. — Или видал?

— Да как-то не присматривался, — признается Лека.

— Княжий сын, начнем с того, не на заставу служить послан будет, а в столичный гарнизон либо при отцовском отряде. Задания давать ему станут такие, чтоб почету поболе, а опасности не через край. А уж трибунал над ним устроить да все лето вместо отдыха навоз грести присудить, — Минек усмехается в усы, — да того капитана, что княжьего сына эдак прищучит, вмиг из капитанов разжалуют. Да и другие благородные, из тех, что попроще родом, тоже в столице либо при больших отрядах состоят. Там-то служба веселая, не с нами сравнивать. Ты, Валерий, не обижайся, коли не так скажу… ну не бывает такого, чтобы благородный юноша да на заставе отслуживал! А тыне чинишься, нос от наших рож не воротишь и за Серого — вона как… Мы уж думали, аль отец твой вовсе в немилости?

— С отцом порядок, — улыбается Лека. — Просто он у меня с принципами. Положено отслужить — так отслужи всерьез. И у Сереги такой же.

Костры стойбища остаются за спиной. Вновь обнимают дозорных привычные звуки ночной степи, и только кони тревожно фыркают: видно, учуяли запах крови и свежих шкур в летящем над Сухояркой ветре.

— Прости, малый, коль, что не так сказал. Людей-то на заставе — раз-два, да и обчелся, и каждого как облупленного знаешь. Вот и любопытно о новичках посудачить.

Арканы падают на плечи внезапно, словно ниоткуда. Дозорные и ножей выхватить не успевают, как оказываются сдернуты с седел и накрепко стянуты. Всадники на низкорослых злых конях налетают с визгом, окружают галдящей толпой…

— Ордынцы!

— Они что, видели нас? — запоздало удивляется Лека.

— А то! — в голос отвечает Минек. — Ты на глаза на ихние глянь.

Глаза ордынцев взблескивают во тьме светящейся зеленью. До пленников им пока нет дела. Лека с беспомощной злостью следит, как степняки радостно ощупывают их коней: славная добыча, свежая кровь в табун; слушает, как лает на своих вождь, напоминая о порядке — а до порядка ли, когда всем охота подержать в руках знаменитые северные луки, оценить сталь палашей…

— Малый, плохо дело, — шепчет Минек. — Я сигнал подать не успел.

Лека рвет руку из пут — тщетно. Никак не дотянуться… сигнальный амулет болтается на поясе бесполезным украшением, а рассчитывать, что ордынцы прельстятся золотым блеском и оторвут… нет, глупо. Не бывает такого везения.

— Мы ж не вернемся, поймут.

— Поздно. Коней уже выгонят. Так бы до подмоги отсиделись, а то на Лисьей бой принимать…

Постой, думает Лека, но ведь на Лисьей, у водопоя, все подготовлено для засады… балда, мало ведь врага туда навести, надо, чтоб свои подошли… раньше… а десяток охраны при табуне что сделает — только погибнет зря, ослабив заставу.

— Будет сигнал, — выдыхает сквозь зубы Лека. — Подыграй только.

— Как?!

— Серега почует. Амулеты… надо только, чтоб за меня взялись… сразу.

Минек замирает на миг… кивает:

— Может выйти. Им ждать некогда. Только вот что! Играй труса, понял? Расколись.

— Зачем… так?

— Дубина! Чтоб тебя взяли водопой показать. Кругом поведешь, тогда успеют… понял?

— Да, — через силу отвечает Лека.

— Сразу не сдавайся, не поверят. И не ври… сильно. У них тоже глаза есть, и считать умеют.

Минек замолкает: дошел черед и до пленников. С них стаскивают пояса и доспехи — ну вот, теперь сигнальные амулеты уходят безвозвратно, — и заново стягивают руки. Им приходится бежать за конями ордынцев, под визг и гиканье, и совсем скоро пленники видят кочевье вблизи.

• Предыдущая
• 49/54
• Следующая