Дело, которому ты служишь - Герман Юрий Павлович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/85
• Следующая

– Как ты думаешь, Эрнс поправится? – спросила Варя Володю.

– Угу! – ответил он.

– А почему он все зевает? Это не кислородное голодание?

Устименко промолчал.

– Не снисходит до нашей милости! – сказала Варя Аглае Петровне. – Великий человек, будущее светило.

– И рассеянный, как все великие! – подтвердила Аглая.

– Но великие люди не гнушаются обычными гражданами, ведь так? – осведомилась Варвара. – А ваш племянник гнушается.

Вдвоем – Аглая и Варя – сели на один стул и, обнявшись, принялись говорить про Володю так, будто его вовсе здесь не было.

– Он из тех, кто интересуется только собой.

– Дутая величина. Воображения больше, чем соображения.

Володя отсутствующим взглядом посмотрел на тетку и на Варю, спросил, который час, и вновь принялся рыться в своих конспектах.

– Еще из него, может, ничего и не выйдет! – предположила Аглая. – Внешне сама наука, а внутри пустота.

Варвара печально согласилась:

– Смотреть противно.

– Конечно, противно! – подтвердила Аглая. – Ведь фундаментальных знаний ни на грош, один только фасон. У нас на рабфаке таких называли «барон фон Мыльников».

– А может быть, он просто, Аглая Петровна, тупица и зубрила?

– Даже наверное. С ограниченным кругозором.

– Послушайте! – жалким голосом произнес Володя. – За что вы так на меня?

И вдруг Аглая заплакала. Но не так, как плачут обычно женщины, а по-особому, по-своему. Она даже смеялась, а слезы между тем, словно брызги, летели из ее глаз.

– Что ты, о чем? – совсем растерявшись, спросил Володя.

Только теперь ее бесполезно было спрашивать. Она не отвечала, подбирая пальцами крупные, словно горошины, слезинки. Варвара налила воды, Аглая подошла к окну, распахнула, высунулась наружу. Было видно, как вздрагивают ее плечи. Потом, внезапно успокоившись, сказала:

– Не обращайте, дети, внимания. Я что-то устала за это время, знаете, так бывает. Живешь-живешь – и устанешь. Ну, а теперь совсем трудно мне. Справлюсь ли?

– С чем? – тихонько спросила Варя.

– Со всем, – задумчиво ответила Аглая.

Накинула плащ и ушла.

Потом Варя, притворяясь хорошей девочкой, мыла посуду, а Володя читал газету и внезапно понял, о какой своей новости хотела давеча рассказать тетка. В «Унчанском рабочем» была напечатана заметка о конференции педагогов Каменского района и о том, что там выступила завоблнаробразом т.Устименко А. П.

– Ты понимаешь, Варя? – спросил Володя. – Ох, я свинья! Конечно, ей очень трудно, первые дни такой работы, и вчера, когда я вернулся... Ох, как паршиво!

Варя села, развязала тесемки фартука, кинула полотенце на стол.

– Ну скажи же что-нибудь! – велел Володя.

– Что?

– Ведь не так уж я виноват.

– Тут ничего не поделаешь, – вздохнул Варвара. – Ты такой! Самое главное твое не здесь, а там.

– Где там? И какое главное?

– Не сердись! – попросила Варя грустно. – Может быть, это и хорошо, но это трудно, Володя. Там, в институте, ты, наверное, вовсе не эгоист, но тут это даже страшно.

Удивительно, как умна бывала эта девочка. И как умела угадать самое существенное. Но тут же она сморозила дичайшую глупость.

– Мне цыганка нагадала, – сказала Варя, – знаешь, в прошлое воскресенье. Честное слово... не веришь честное пионерское! Такая страшная цыганка, старая, носатая, глазища – во! Нагадала, что... в общем, про нас с тобой. Будто я тебе не нужна. Будто у нас с тобой разные дороги...

Володя молчал, отвернувшись, глядел на красные гроздья рябины под открытым окном, ежился от холодного осеннего ветра.

– Ну ладно, Варюха, я, конечно, скотина, – подавленно согласился он, – но не такая уж. Вот увидишь, переменюсь в корне. Буду чутким и, как его... есть еще всякие сахаринные слова...

– Ты не сможешь.

– А вдруг?

– Не сможешь! – повторила Варвара, глядя прямо в глаза Володе. – Тогда это будешь не ты. Это будет другой человек. А мне нужно, чтобы именно ты не ушел разной дорогой. Ты!

– А ты? – спросил он.

– Что я?

– Ведь и ты можешь уйти разной дорогой. Твоя дурацкая цыганка сказала, что у нас разные дороги, а не у меня.

Он подошел к Варваре и взял ее за руки повыше кистей. Любя ее, никак он не мог решиться сказать это словами. И не то чтобы не мог решиться, а просто стыдился. Скажешь: я тебя люблю, а она ответит: ну и что же? С Варьки все могло статься. Да и так она сама все понимает.

– Ты понимаешь, рыжая? – спросил он.

– Что? – простодушно ответила она.

Тогда он сжал ее запястья. Никак Володя не мог отвыкнуть от этих школьных мальчишеских штук – дергать ее за косы, крутить руки. Но сейчас ничего не получилось – маленьким дракам наступил конец. Чувство жалости и нежности было куда сильнее мальчишества, которое еще осталось в нем.

– Так-таки ничего не понимаешь?

– Ничего! – пряча лицо, ответила Варвара.

– Тогда берегись! – жестко сказал Володя и, неудобно притянув к себе, прижал ее спиной к подоконнику.

Холодный ветер хлестал ему в щеку и шумел ветвями рябины за отрытым окном, но он ничего этого не замечал, он не слышал, как Варя, высвободив руки, толкала его ладонями; он начал соображать только тогда, когда между своими губами и Вариным розовым ртом увидел ее ладошку, которую она ловко подсунула в самое последнее мгновение.

– Вот! – сказала она.

– И очень глупо! – все еще задыхаясь, рассердился Володя.

– Ты должен объясниться мне в любви! – поправляя волосы, серьезно, без улыбки велела Варвара. – Понимаешь? На микробов и на Пастера с Кохом у тебя есть время, а на Степанову нет? Не бойся – не засмеюсь.

– И предложить руку и сердце?

– Сердце – да, а руку – обойдусь!

– Значит, ты не пойдешь за меня замуж?

– Это мое дело!

– Я-то предполагал, что оно все решено.

– То есть как это? – удивилась Варвара.

– Довольно просто: мы с тобой женимся.

– В твое свободное время, да, Володечка?

Он молчал, моргая: сердце все еще колотилось у него в груди. А Варя, высоко подняв локти, заворачивала на затылке свою взрослую прическу.

– Я очень тебя люблю, Варюха! – сказал Володя.

– По-товарищески? – хитро осведомилась она.

Володя немножко смутился.

– И как товарища – тоже.

– На досуге?

– А что ты, собственно, хочешь? Башню из слоновой кости?

– И башню неплохо! – покладисто согласилась Варвара. – А еще лучше, – хижину на озере. И чтобы мы с тобой и еще такие беленькие барашки. Шарика возьмем переименованного...

Глаза ее лукаво светились.

– Ужасно ты боишься быть сентиментальным, Вова, – сказала она, – ужасно. Ну так боишься – хуже смерти. А это ведь грустно. Покуда крутил мне руки или за косы дергал, еще была какая-то романтика, а теперь «коротенько», как любит выражаться наш Женюра: пойдешь за меня замуж – и все. Ах ты, Вова, Владимир. Иногда мне кажется, что я гораздо старше тебя.

– Не понимаю, чем уж я так плох?

– А ты и не плох. Ты даже хорош. Конечно, в свободное время.

Не глядя на него, она сметала ладонью крошки со стола, и еще раз Володя подумал, как верно Варя видит и как точно размышляет. Что это за чудо – юность? Совсем еще девчонка, а уже умеет заметить смешное и скверное, умеет наказать словом, умеет зацепить за больное место.

Очень ему досталось от Вари в этот день.

Он только ежился.

Но потом она его похвалила:

– Работник из тебя получится недурной.

– Всего только? Недурной? – обиделся он. – А вот из тебя работник будет никакой, это уж можешь мне поверить.

– Не все в этом грешном мире гении.

– Это пoшло.

– А попрекать меня моей ординарностью – это не по?шло?

– Перестань, надоело! – велел Володя.

– Знаешь, что еще в тебе плохо, – словно не слыша его, сказала Варя, – знаешь? Ты беспощадный! Ах, какой ты беспощадный, Вовка, какой ты мучитель! Это невозможно объяснить толком, но ты либо терпеть не можешь, либо обожаешь.

• Предыдущая
• 30/85
• Следующая