Дело, которому ты служишь - Герман Юрий Павлович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/85
- Следующая
Потом, уже к ночи, они перебрались в Володин закуток, и здесь, среди разбросанных книг, журналов, конспектов, под Рембрандтовым «Уроком анатомии», сын стал рассказывать отцу, что такое естественные науки. Афанасий Петрович сидел на Володиной койке, зорко и жестко всматривался в Володино осунувшееся и румяное лицо и слушал его горячечные рассуждения о том, как шагает медицина, что такое подлинный новатор, какими путями идут поиски искусственного белка, как станут оперировать человеческое сердце...
– Ну, это ты, дружок, поднаврал, – сказал Афанасий Петрович. – Операции на сердце – это перебор.
– Перебор? – завизжал Володя. – Перебор? Ты извини, отец, но твои слова напоминают мне тех людей, которые смеялись над русским доктором Филипповым, который еще в восьмидесятых годах прошлого века накладывал швы на сердце животных. А немец Рен в девяносто шестом году наложил шов на рану сердца, и больной остался жив. Консерваторы в науке...
– Ну-ну, – примирительно заворчал отец, – ну-ну, новатор, давай круши дальше. И головы пришивать станете обратно?
– Не смешно! – обиделся Володя. – Кстати, ты летчик, а мечты о летающем человеке...
– Ладно, ладно, – перебил Афанасий Петрович, – все понятно, только вот войны...
– Что войны? – не понял Володя.
– Ты газеты-то читаешь?
– Читаю. Не совсем, правда, регулярно.
– Надо совсем регулярно. И понимать надо, кто такие Гитлер, Геббельс, Гиммлер и эта свинья, которая себя летчиком называет, – Геринг. А также Крупп фон Болен. К нам комиссар один наведывался, большого ума человек. Глубокий дал анализ – конечно, не для болтовни – специально для нашего брата, для военных. Так вот, сынуха, заварится каша, подзадержит, боюсь, все эти искусственные белки.
– Подзадержит? – грустно спросил Володя.
– Обязательно. Кабы не империалисты всех стран, оно конечно, сильно наука рванулась бы вперед.
Он расстегнул ворот гимнастерки, задумался на мгновение, потом с усмешкой – грустной и чуть чуть сконфуженной – произнес:
– На подъем наш род поднимается. Дед твой ломовым извозчиком на Харьковщине был, я, вишь, вояка, летчик, полком командую, а сын мой искусственный белок станет варить, ученый. Не живая твоя мама – порадовалась бы. Ну, давай валяй, еще рассказывай...
После полуночи Володя совсем заврался. Мечты он выдавал за будни науки; далекое будущее, очень далекое, казалось ему реальностью. Отец вздыхал, но глаза его смотрели весело.
– Есть у нас один такой, военинженер Пронин, – вдруг перебил Афанасий Петрович. – Хороший мужик, знающий, но только его слишком долго слушать опасно.
– Почему? – спросил Володя.
– А потому, что под ноги не глядит. Только вперед. А на тропочке и кочка случиться может, и еще что-либо... вступишь – обтирать сапоги надо. Ложись, сын, спать.
И, заметив, что Володя огорчился, добавил:
– Все ж вдаль лучше смотреть, чем только под ноги, Но и под ноги надо.
Утром Володя обнаружил деньги, оставленные отцом, и записку насчет того, чтобы он покупал себе книги не стесняясь и все, что понадобится для «скорейшего, сын, изготовления искусственного белка». Подпись была официальная: «А. Устименко», потом приписка: «Все ж, покуда суд да дело, учись, как положено трудовому гражданину. Крепко надеюсь».
Скелеты не продаются
Денег было порядочно – пачка тридцаток и еще две пачки мелкими купюрами, – ну, в общем, целое богатство, и Володя решил немедленно купить себе предмет, о котором он давно и восторженно мечтал...
Магазин учебных пособий, недавно открытый, был невдалеке от городского рынка, возле катка. Здесь у лотка с пирожками Устименко встретил Варю. Она ела два пирожка вместе, крепко сдавив их пальцами, – один с мясом, другой с капустой. На руке у нее висели коньки. Было слышно, как за высоким забором катка играет духовой оркестр.
– Хочешь пирожка? – спросила Варя таким голосом, как будто они виделись вчера. – Вкусные! Я жареные люблю больше, чем печеные, особенно если есть пару вместе...
Крупные, тяжелые хлопья снега падали на Варину шапочку, на пирожки, на рукав пальто.
– Опять потечет каток, верно, Владимир? Что за зима такая ужасная!
И удивилась:
– Худущий какой!
«Дум-дум-дум, – хлопали за забором литавры, – дум-дум-дум».
– Ты уже откаталась? – спросил Володя.
– Откаталась! – на всякий случай соврала Варя. «Ох, как я все-таки в него влюблена!» – с бьющимся сердцем думала она. – Даже некрасиво».
– Пойдем скелет покупать.
– Чего-чего?
– Человеческий скелет! – произнес Володя. – В магазин учебных пособий. Там в витрине есть. Я видел.
– Для школы?
– Для какой для школы! – рассердился Володя, – Для себя лично.
– Для тебя? – показала на него пальцем Варя.
И они пошли. Но в магазине учебных пособий все оказалось совсем иначе, чем Володя предполагал. Лысый, очень неприятный человек с полным ртом золотых зубов сказал Володе, что скелеты человеческие и животные продаются лишь учебным заведениям и только по предварительным заявкам, по безналичному расчету. Частным же лицам никакие скелеты проданы быть не могут.
– А если он ученый? – сказала Варя, кивнув на Володю. Она никогда не лезла за словом в карман.
– Ученые приобретают через научные учреждения.
– А если он не состоит в научном учреждении?
– Тогда он приравнивается к частному лицу! – сверкнув золотыми зубами, сказал продавец.
– Что ж, мы спекулировать вашим скелетом будем? – рассердилась Варя. – Человеку нужно, человек посвятил себя науке...
Володя вышел: ему было стыдно. Вечно она устраивает скандалы – эта Варвара. Но ее все не было и не было. Минут через двадцать он вернулся в магазин: Варя писала в жалобную книгу своим крупным, еще детским почерком. Володя заглянул через ее плечо и прочитал: «Отказ продажи скелетов не по безналичному расчету можно назвать головотяпством...»
– Варя! – прошептал он.
– Перестань разводить интеллигенщину! – огрызнулась она.
– Но это же смешно!
«Головотяпством или чем-либо худчим...» – писала Варвара.
– Худшим, – шепотом поправил Володя.
– Догадаются! – сказала Варвара. – И уйди, Устименко, дай мне довести это дело до логического конца!
Щеки ее горели. И милый косенький локон висел возле уха, возле маленького уха с голубой сережкой в мочке.
Так со скелетом ничего и не вышло. Зато в магазине старой книги, что на площади имени Десятого октября, возле собора, Володя купил анатомический атлас издания девятисотого года, недорогой и довольно чистенький. Варвара шла рядом, позванивая коньками, в шапочке набекрень, красная, и говорила о том, как много еще бюрократизма и как беспощадно следует бороться с этими проклятыми пережитками прошлого.
– Родион Мефодиевич пишет? – спросил Володя.
– В воскресенье письмо было, – ответила Варвара и с бюрократизма перескочила на сообщение о том, что, возможно, у нее будут два билета на спектакль Художественного театра «Дядя Ваня». – Они уже приехали, – говорила Варвара, – остановились все в Московской гостинице. Зинка Крюкова двоих видела. Кого точно – не поняла, но, может быть, товарища Качалова и товарища Ливанова. Оба в шубах. Ты опять о чем-то думаешь?
– Все-таки в вашем увлечении театром есть нечто психопатическое, – сказал Володя. – Да и если говорить серьезно, Варвара, кому нужно это искусство? Бестолочь, трата времени, бессмысленное расходование нервных клеток, чистейший идиотизм.
Они опять немножко поссорились, но все-таки не совсем. В это воскресенье Варвара увидела в Володе то, чего еще не понимали в нем взрослые, умные, образованные люди: она поняла Володину незаурядность. И с радостным изумлением вошла в его закуток, в котором не была столько времени, села на колченогий стул и, слегка раскрыв рот, стала слушать Володины мысли о Пастере и Кохе, о Павлове и Мечникове, о Пирогове и Захарьине, о возможности борьбы со злокачественными опухолями и, конечно же, об искусственном белке. Обедать она осталась тоже у Володи и за супом сказала:
- Предыдущая
- 3/85
- Следующая
