Царь Каменных Врат - Геммел Дэвид - Страница 11

— Что за чертовщина?! — воскликнул Тенака.

Человек замерцал и исчез. Тенака обернулся к Рении — она смотрела прямо перед собой, широко раскрыв глаза.

— Кто-то сыграл с нами шутку, — сказал Тенака, отряхивая снег с камзола.

— Но зачем?

— Не знаю. Пошли отсюда — лес лишился своих чар.

— Они были совсем как настоящие. Я уж подумала, что нам конец. Что это, призраки?

— Кто их разберет? Так или иначе, следов они не оставили, и мне недосуг разгадывать загадки.

— Но ведь должна быть причина. Неужели все это устроили только ради нас?

Он пожал плечами, подал ей руку на крутом склоне, и они вернулись в лагерь.

В сорока милях от них в тесной комнате сидели четверо мужчин, закрыв глаза и соединив умы. Один за другим они открыли глаза, откинулись на спинки стульев и потянулись, словно очнувшись от глубокого сна. Их глава — тот, который явился Тенаке на поляне, — встал, подошел к стрельчатому окну и посмотрел вниз, на луг.

— Ну, что скажете? — не оглядываясь, спросил он. Трое переглянулись, и один из них, коренастый, с густой желтой бородой, ответил:

— По меньшей мере он достоин. Он без колебаний бросился тебе на помощь.

— Так уж ли это важно? — спросил главный, по-прежнему глядя в окно.

— По-моему, да.

— Объясни почему, Аквас.

— Стремясь к своей цели, он не утратил человеколюбия. Он готов скорее рискнуть своей жизнью — даже лишиться ее, — нежели бросить человека в беде. Свет коснулся его.

— Что скажешь ты, Балан?

— Судить о нем слишком рано. Быть может, он действовал под влиянием минуты, — ответил другой, выше и стройнее Акваса, с гривой курчавых темных волос.

— Катан?

Последний из четверых, худощавый, с узким лицом аскета и большими грустными глазами, улыбнулся.

— Будь моя воля, я сказал бы «да». Он достоин. Он человек Истока, хотя и не знает об этом.

— Значит, в главном мы согласны. Думаю, пришло время поговорить с Декадо.

— Не следует ли сначала убедиться окончательное, отец настоятель? — спросил Балан.

— Жизнь ни в чем не убеждает нас окончательно — кроме того, что все мы смертны.

Уже час как прозвучал сигнал к тушению огней — улицы Дренана опустели, затих огромный белый город. Луна в своей третьей четверти висела в ясном небе, и ее отражение осколками дробилось в омытых дождем булыжниках Столбовой улицы.

Из тени высокого здания вышли шестеро. На них были надеты черные доспехи, и черные шлемы скрывали их лица. Быстро и целеустремленно зашагали они ко дворцу, не глядя ни вправо, ни влево.

Двое полулюдов с тяжелыми секирами преградили им путь, и шестеро остановились. Шесть пар глаз воззрились на полулюдов — и полулюды, взвыв от боли, бросились бежать.

Множество взглядов следило за шестерыми из-за ставен и плотно задернутых занавесок — они ощущали эти взгляды и чувствовали, как по мере узнавания любопытство сменяется страхом.

Они шли молча и наконец остановились у ворот. Заскрежетал засов, распахнулись тяжелые створки, часовые склонили головы, и шестеро в черных доспехах прошли во двор, а оттуда — в освещенный чадящими факелами коридор с многочисленной стражей. Завидев шестерых, все отступали в сторону и отводили глаза. В торце коридора открылись двойные двери из дуба и бронзы. Предводитель вскинул руку — пятеро повернулись кругом и застыли у дверей, опустив руки в черных перчатках на выточенные из черного дерева эфесы мечей.

Предводитель вошел, подняв забрало.

Как он и полагал, первый министр Цески Ээртик ждал его один за письменным столом. Министр поднял темные глаза с тяжелыми веками.

— Добро пожаловать, Падакс, — сухо, с отзвуком металла произнес он.

— Приветствую вас, советник, — улыбнулся Падакс — высокий, с квадратным лицом и глазами серыми, как зимнее небо. Несмотря на полные чувственные губы, лицо его нельзя было назвать привлекательным. Что-то странное таилось в его чертах, какой-то неуловимый изъян.

— Император нуждается в ваших услугах. — Ээртик встал из-за дубового стола, прошелестев темным бархатным одеянием. Этот звук напомнил Падаксу шелест змеи в сухой траве, и он снова улыбнулся.

— Я всегда готов служить императору.

— Он знает, Падакс, — и знает, что вы цените его щедрость. Некий человек замыслил против императора зло. Нам сообщили, что сейчас он где-то на севере. Император желает взять в плен или убить его.

— Тенака-хан.

— Так вы знаете? — изумленно раскрыл глаза Ээртик.

— Как видите.

— Можно спросить, откуда?

— Нельзя.

— Этот человек — угроза для империи, — скрывая раздражение, сказал Ээртик.

— Можете считать его покойником, как только я отсюда выйду. Известно вам, что его сопровождает Ананаис?

— Нет, неизвестно, но теперь, когда вы сказали об этом, тайна прояснилась. Считалось, что Ананаис умер от ран. То, что они вместе, представляет какое-то затруднение для вашего ордена?

— Нет. Один, двое, десяток, сотня... какая разница? Против моих храмовников им не устоять. Утром мы отправимся в путь.

— Требуется ли от меня какая-либо помощь?

— Да. Через два часа пришлите в Храм ребенка. Девочку моложе десяти лет. Необходимо совершить определенные религиозные обряды. Я должен приобщиться к силе, что держит Вселенную.

— Будет сделано.

— Храмовые постройки обветшали. Я подумываю о том, чтобы присмотреть другой храм — побольше.

— Император придерживается того же мнения. К вашему возвращению я разработаю кое-какие планы.

— Передайте мою благодарность властелину Цеске.

— Непременно. Да будет ваш путь легок, а возвращение радостно.

— На все воля Духа. — Падакс опустил забрало черного шлема.

Настоятель стоял у стрельчатого окна и смотрел на висячий сад. Двадцать восемь братьев преклонили колена перед розовыми кустами. Несмотря на раннюю пору года, розы пышно цвели, и аромат их наполнял воздух.

Настоятель закрыл глаза, воспарил над телом, слетел в сад и опустился около стройного Катана.

Разум Катана раскрылся ему навстречу, и они вместе проникли в хрупкие стебли и сосуды растения.

Роза — красная роза — приветливо приняла их.

Оставив Катана, он подключился к следующему брату. И так — ко всем двадцати восьми.

Только роза Балана еще не расцвела — но бутоны уже набухли, и она ненамного отставала от остальных.

Он вернулся на башню, открыл глаза и глубоко вздохнул. Провел рукой по вискам и перешел к южному окну — на той стороне располагался огород.

Там, стоя на коленях в рыхлой земле, работал монах в грязном буром облачении. Настоятель спустился по винтовой лестнице, ступил на отмытые дочиста плиты дорожки и сошел по каменным ступеням в огород.

— Привет тебе, брат, — сказал он. Монах поднял глаза и поклонился.

— Привет тебе, отец настоятель.

Настоятель опустился на каменную скамью.

— Продолжай. Я не хочу прерывать твои труды.

Монах вернулся к очистке земли от сорняков — руки у него почернели, и ногти растрескались.

Настоятель огляделся. Огород был ухожен, орудия хорошо наточены, дорожки прополоты и подметены.

Он перевел любовный взгляд на садовника. Как же он изменился с того дня, пять лет назад, когда явился сюда и сказал, что хочет стать монахом. Тогда на нем были блестящие доспехи, на поясе — два коротких меча, а на перевязи, пересекающей грудь, — три кинжала.

— Почему ты хочешь служить Истоку? — спросил его в тот день настоятель.

— Я устал от смерти.

— Ты живешь, чтобы убивать, — сказал настоятель, пристально глядя в настороженные глаза воина.

— Я хочу стать другим.

— Ты ищешь убежища? — Нет.

— Почему ты выбрал наш монастырь?

— Я... я молился...

— И получил ответ?

— Нет. Но я шел на запад, а после молитвы передумал и повернул на север. И пришел к вам.

— Ты думаешь, это и есть ответ?