Петербургская субретка - Гейнце Николай Эдуардович - Страница 1
- 1/2
- Следующая
Николай Эдуардович Гейнце
Петербургская субретка (одна из столичных метаморфоз)
Андрей Николаевич Загорский только что проснулся, когда ему доложили, что его дожидается в передней горничная г-жи Малевской.
Загорский был одним из видных представителей «золотой» или, вернее, «золоченой» молодежи.
Последнее название ближе к истине уже потому, что золота в карманах этой молодежи, сравнительно с широкой жизнью, бывает зачастую весьма немного, – ее спасает «обширный кредит», но, конечно, спасает до поры до времени.
Счастливцам подчас улыбается отдаленное наследство.
В таком положении находились денежные дела и Андрея Николаевича.
Небольшое заложенное имение в Рязанской губернии было единственным его достоянием. Конечно, от продажи его можно было получить довольно порядочную сумму, но это имение служило краеугольным камнем кредита, оказываемого Загорскому «петербургскими благодетелями», и продажа его представилась делом рискованным, делом крайности.
Тем более что у Андрея Николаевича в запасе был богатый и старый дядя, отставной военный, хотя еще бодрый, молодящийся старик, но не могущий же прожить два века.
Так соображал племянник – его единственный наследник.
А потому мысль о продаже имения, хотя и приходившая в голову Загорскому, в силу этих соображений откладывалась.
По наружности Андрей Николаевич представлял из себя благообразного шатена с гладко причесанными волосами, с коротко подстриженной бородкой «a la Boulanger». Среднего роста с усталыми, не особенно умными глазами, всегда изящно одетый, он ничем не отличался от сотни других петербургских джентльменов, шлифующих в урочный час панели Невского проспекта – этих, по меткому выражению поэта, «детей вековой пустоты и наследственной праздности».
Накинув свой изящный шелковый халат, Загорский приказал лакею позвать к нему раннюю гостью.
– А, Лидия! – воскликнул он. – Письмо от Натальи Петровны?
Он протянул даже руку.
Наталья Петровна Малевская была хорошенькая и молоденькая светская женщина – жена одного из приятелей, даже друзей Андрея Николаевича, что, впрочем, не мешало ему быть с ней в интимной переписке, причем горничная Малевской – Лидия, служила для них уже в течение года верным почтальоном.
– Нет, не письмо, – смущенно произнесла хорошенькая горничная, – Наталья Петровна мне отказала…
– Отказала! – повторил он.
Это его смутило – Лидия была такая преданная.
– За что? – спросил он.
– Барыня меня заподозрила…
– В чем?
– Относительно барина…
– Относительно Сергея? – так звали Малевского. – Вот как! Ха-ха-ха! Ну и что же?
Лидия опустила глазки.
– Я не могу жаловаться на Наталью Петровну. Она обошлась со мной ласково, без крика, она сказала мне только: «Я даю тебе два часа, чтобы ты могла уложить свои вещи и уехать!» Рассчиталась она со мной тоже очень хорошо…
– Что же вы хотите от меня? Согласитесь сами, что просить за вас Наталью Петровну немножко не… удобно…
– Я и сама это очень хорошо понимаю, Андрей Николаевич, только я служила вам целый год верой и правдой… У вас знакомых целый город, – все господа хорошие…
– А у вас есть рекомендация?..
– Ни одной! Мне все барыни по злости отказывали: из-за своих мужей…
Лидия снова опустила глазки.
Загорский внимательно осмотрел ее с головы до ног.
Лидия была прехорошенькой девушкой, с густыми каштановыми волосами, высокая, стройная. Это был тип избалованной субретки.
– Ваш паспорт? – сказал он.
Она быстро сунула руку в карман дипломата и подала синенькую книжечку.
Такие книжечки выдаются С.-Петербургским градоначальником только дворянам.
Это его удивило.
Загорский развернул книжечку. Лидия оказалась дочерью поручика.
– Э! Да вы дочь бедных, но благородных родителей!
– Как же с, мой папенька был офицер, моя маменька…
– Довольно. Вы дитя несчастья.
У него блеснула мысль.
У вас есть, конечно, шляпка?
– О, да…
– В таком случае садитесь и подождите меня здесь, – сказал он, возвращая ей паспорт.
Он прошел в кабинет и сел за письменный стол.
Загорский решился привести в исполнение мысль, блеснувшую у него во время рассмотрения паспорта Лидии.
Среди его знакомых была одна барыня, – Ольга Николаевна Меньшова, жившая отдельно от мужа, служившего где-то в провинции и аккуратно высылавшего ей ежемесячное содержание.
Ольга Николаевна любила окружать себя хорошенькими лектрисами; устройство дальнейшей судьбы этих лектрис составляло ее специальность.
Андрей Николаевич бывал у Меньшовой редко, но всегда, как человек, по-видимому, богатый, являлся желанным гостем.
К ней-то и решился Загорский направить Лидию. Вращавшаяся совершенно в ином кругу, нежели тот, в домах которого последняя служила в горничных, Меньшова не могла знать прошлого рекомендуемой особы.
Загорский принялся за письмо:
«Дорогая Ольга Николаевна»!
«Подательница письма дочь одного из друзей моего покойного отца – круглая сирота, судьба которой достаточно печальна, чтобы вызвать сострадание доброго сердца.
Я знаю, что вы обладаете таким сердцем. Притом вы любительница хорошеньких; моя протеже не из числа тех, которые остаются незамеченными, в чем вы, конечно, сами убедитесь, а потому я надеюсь, что, посылая ее к вам, я тем самым кладу первый камень в основание устройства ее жизненной карьеры – вы же довершите здание».
– Вот письмо, с которым вы отправитесь на Малую Итальянскую, дом номер 17, к госпоже Меньшовой.
– Она замужем?
– Да, но мужа здесь нет, вы поступите к ней не в камеристки, а в компаньонки или лектрисы. Ах, черт возьми, забыл? Умеете вы читать и писать?
– Да.
– Смотрите – о прошлом ни полслова!.. Держите ухо востро. Сочините какую-нибудь жалостную историю насчет любви и помните, что вы круглая сирота… Поняли?
– Поняла…
– А в награду… поцелуй…
– Ах, что вы…
Время шло. Андрей Николаевич в вихре светской жизни совершенно забыл Лидию и сорванный поцелуй. Уже около года, как он потерял ее из виду, ни разу не заехав к Ольге Николаевне.
Впрочем, Загорскому за последнее время совсем было не до Лидии, не до Меньшовой. Несколько его векселей поступили в протест; кредиторы становились все назойливее и назойливее; без залога ни за какие проценты ни кто не верил. Вся надежда покоилась на дядюшке, на его отправлении в лучший мир… Если эта надежда обманет, продавай Рязанское имение, а там, хоть в петлю.
Погруженный в соображения: «где прихватить?», Загорский в обычный час шел по Невскому. Его внимание остановилось на изящной, совершенно новенькой «с иголочки» коляске, запряженной парой вороных.
Коляска подкатила к магазину Антонова на углу Михайловской улицы и из нее выпорхнула на панель изящно одетая барыня.
Загорский как раз проходил мимо. Барыня, увидав его, приостановилась.
Он не мог прийти в себя от удивления – это была Лидия.
Она узнала своего благодетеля.
Загорский подошел к ней; они разговорились. Лидия сообщила ему, что нашла себе покровителя, человека пожилого, но очень богатого, который ее страшно балует.
– Я обязана всем этим – она глазами показала на свой туалет и коляску – все-таки вам. Мы встретились с ним у Ольги Николаевны.
– Прекрасно, – воскликнул Андрей Николаевич, – значит, за вами, Лидия, шампанское!
– Ах он меня любит, так любит, – продолжала болтать Лидия, – что если бы…
Лидия остановилась.
– Что такое «если бы», – не понимаю.
Лидия, смеясь, прошептала что-то на ухо Загорскому.
– Так зачем же дело то стало?
– Невозможно! В его лета…
– Ну хорошо, Лидия, я вам и теперь помогу советом!
На этот раз он что-то начал шептать Лидии.
– Подумаю… однако же, прощайте…
– Прощайте и помните: маленькие рожки ведут к большому благополучию.
- 1/2
- Следующая
