Каникулы Уморушки - Каришнев-Лубоцкий Михаил Александрович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/27
• Следующая

– А я – нет! – выкрикнул Петя сердито. – Я моюсь!

– На здоровье, с легким паром! – немного невпопад поторопилась сказать Виолетта Потаповна.

– Спасибо, – буркнул за дверью внук.

Бабушка отошла в сторону и села на стул.

– Сейчас он выйдет и я все узнаю…

Это «сейчас» случилось минут через тридцать – не раньше. Дверь из ванной, наконец, отворилась, и на пороге показался свежепропаренный внук Виолетты Потаповны. Он был ТАКОЙ, КАК ВСЕГДА. Уши его торчали там, где торчали обычно, вихры на голове были тщательно причесаны и приглажены, бабушкин халат, разукрашенный волнистыми попугайчиками, совершенно не напоминал то жуткое трико, обклеенное еще более жуткой рыжей шерстью, на ногах красовались голубые «ванные» тапочки, ничем, даже отдаленно, не схожие с ужасными копытами. А главное!!! – не было хвоста, этого безобразного облезлого хвоста с грязно-бурой и плохо расчесанной кисточкой на самом конце. Виолетта Потаповна хорошо успела его рассмотреть, пока внук скакал мимо нее в ванную. Она даже запомнила этот хвост на всю оставшуюся жизнь, хотя она считала его явной, но совершенно необяснимой, зрительной галлюцинацией.

Вернувшись от Брыклина в квартиру Ивана Ивановича, Уморушка прямо с порога стала хвастаться:

– Уж я показала этому несчастному Петрушке, где раки зимуют! Уж я ему все вылепила!! Он, бедный, от меня даже в ванну запрятался, но я его и там достала – от меня не спрячешься! Ты погляди, Мариш, что он с костюмом бесенка сделал, ты посмотри только!

Маришка посмотрела и ахнула:

– Что же мы теперь вернем в новокуличанскую школу? Эту жалкую тряпку? Ну, я ему завтра тоже все скажу! Ну, он у меня попляшет!

А утром Маришка в сопровождении Уморушки отправилась заниматься воспитанием отбившегося от рук и предавшего родную школу Пети Брыклина. Подкараулив, когда Петя выйдет из дома, девочки дружно набросились на него и стали стыдить. При этом Маришка норовила сунуть облезлый костюм бесенка прямо ему под нос.

Брыклин попытался сбежать, но вдруг почувствовал, что ноги его словно бы приросли к земле и не могут ступить ни шагу. «Только этого мне не хватало!» – подумал он с горечью и обреченно подставил свою голову под град упреков.

Долго ругали его Маришка и Уморушка, но, наконец, и они устали.

– Будешь просить прощения? – спросила Уморушка, пыхтя и отдуваясь. – Иначе с места отсюда не сдвинешься!

Петя дрогнул. После вчерашней истории он испугался попасть в новую. «Придется каяться… И перед кем – перед девчонками!..» – Брыклин всхлипнул и жалобно произнес:

– Простите… Больше не буду…

– Что не будешь? – спросила Маришка.

Петя посмотрел в небо и задумался. А, правда, что? Несчастья, которые свалились на его бедную голову, совсем сбили с толку горемыку-Петю.

– Предавать не буду, – подсказала ему Маришка.

– Не буду предавать… – послушно повторил Брыклин.

– Буду беречь чужие костюмы! – подсказала Уморушка.

– Буду беречь чужие костюмы… – пробубнил Петя.

– Не буду сбегать из чемоданов! – добавила Уморушка.

– Не буду сбегать из чемоданов… – обреченно повторил Брыклин. И вдруг не выдержал и вскипел:

– А вы меня уменьшать будете?! А в чемоданы пихать еще станете?! А к земле приковывать?! А похищать?! Что молчите?

Услышав о «приковывании к земле», Маришка почуяла неладное, посмотрела на ноги Брыклина и скомандовала:

– А ну, переступи!

Петя молча развел руками и продолжил стоять, не шелохнувшись.

– Твоя работа? – спросила Маришка Уморушку.

– Моя, – призналась юная лесовичка. И, вскинув голову, с жаром воскликнула: – Так сбегет, окаянный! Опять сбегет!

– Не «сбегет», а «сбежит», – поправила ее Маришка. И добавила: – От нас не сбежит, расколдовывай.

Уморушка что-то сердито буркнула, и Петя облегченно вздохнул:

он снова почувствовал, что к нему вернулась свобода передвижения.

– Я ни за что бы не согласился участвовать в смотре за чужую школу, – признался он, хотя уже никто не настаивал на его признаниях. – Но меня заставили… уговорили…

– Кто? – удивились Уморушка и Маришка разом.

– Альтер Эго.

Девочки переглянулись: это странное имя они слышали впервые.

– Мое второе «я», – пояснил Петя Брыклин. – Так уговаривал, так уговаривал…

«Не ври! – вдруг прошептал проснувшийся Альтер Эго. – Я уговаривал тебя НЕ ВЫСТУПАТЬ за чужую школу!»

«Отстань! – огрызнулся Петя. – Не тебе пришлось по кустам продираться, не тебе довелось на шоссе замерзать!»

Альтер Эго смутился и смолк. Воспользовавшись его молчанием, Брыклин с жаром стал расписывать Маришке и Уморушке те страдания, которые ему причиняет днем и ночью жестокий Альтер Эго. Петя так растрогал девочек, что Уморушка, наконец, не выдержала и, всхлипнув, спросила:

– Как же ты с ним дальше жить будешь? Ведь вся жизнь впереди!

– Не знаю… – развел горестно руками Брыклин. – Буду терпеть… Не отделю же я его от себя!

Услышав последние слова, Уморушка вдруг побледнела. Она часто бледнела, когда ей в голову приходило важное решение.

– Ты не отделишь… – сказала она медленно и многозначительно. – А я отделю!

– А может, не надо? – тихо спросила Маришка и тоже побледнела.

– Надо, – решительно ответила ей Уморушка. – Человек страдает. – Она кивнула на Петю, а тот тоже почему-то кивнул головой. – Дело доброе, а для добрых дел и запрет нарушить можно.

И она, не дожидаясь новых возражений со стороны подружки, громко произнесла:

– Анды-шаланды-баланды!.. Эс-фэс-бэс!.. Абрус-швабрус-кадабрус!

В синем безоблачном небе сверкнула молния, где-то над полями прогрохотал рассыпчатый гром, и Петя Брыклин вдруг почувствовал, что у него в груди кто-то затрепыхался, словно пойманный в силки голубь. Но через миг это ощущение исчезло, сменившись другим – тяжелой и щемящей пустоты.

– Не надо!.. Пожалуйста, не надо!.. – вскрикнул он тихо.

Но было уже поздно…

Но было уже поздно, рядом с Петей стоял веснушчатый темноволосый мальчик в голубой клетчатой рубашке и потертых джинсах, чуть курносоватый, как сам Петя, и с такими же светло-карими глазами.

– Ой, мамочки… – сказала Маришка дрогнувшим голосом и боязливо дотронулась рукой до незнакомца. – Настоящий…

– А то как же! – с гордостью произнесла Уморушка. – Мы баловством не занимаемся!

И, посмотрев на растерянного Петю Брыклина, добавила:

– Знакомься, Петюш. Твое второе «я»!

Брыклин робко протянул руку.

– Привет…

– Привет!.. – ответил Альтер Эго, обмениваясь рукопожатием с Петей Брыклиным. – Вот ведь чудеса какие начались! Я, честно сказать, никак этого не ожидал.

– Мы тоже не ожидали, – вмешалась в их разговор Маришка. – Это все наша торопыга наделала – Уморушка!

Уморушка обиженно надула губы:

– Для доброго дела старалась… Сам же просил…

– И что мы теперь с ним делать будем? – не унималась Маришка. – Может быть, ты знаешь, что с ним теперь делать?

Уморушка пожала плечами: об этом она еще не подумала.

– А со мной ничего делать не нужно, – успокоил Маришку Альтер Эго. – Я сам устроюсь. Вот школу кончу – в арктическое училище поступлю. Я с детства полярником стать хочу.

– Это я полярником хотел стать! – выкрикнул и тут же поймал себя на слове Петя Брыклин. – Хотел… А сейчас не хочу…

– Почему? – удивилась Маришка. – С ним не хочешь на одной льдине зимовать? – и она показала рукой на отделившегося от Пети мальчишку.

Про зимовку на одной льдине с Альтером Эго Брыклин еще не думал, но ему вдруг вспомнились те трудности, что выпадали на долю всех полярников, и ему мгновенно расхотелось идти учиться в арктическое училище. Вспомнив о морозах в 50–60 градусов, он даже поежился.

• Предыдущая
• 10/27
• Следующая