Звездная пыль - Гейман Нил - Страница 37
- Предыдущая
- 37/43
- Следующая
– Стой где стоишь! – велел мистер Браун, угрожающе помахивая палкой, будто Тристран, как дикий зверь, мог наброситься на него в любую секунду.
Тристран рассмеялся.
– Да вы что, не узнаете меня? Это же я, Тристран Тёрн.
Но мистер Браун, старший и главный из двух стражей, и не подумал опустить дубинку. Он оглядел Тристрана с головы до ног, от поношенных коричневых башмаков до копны нечесаных волос. Наконец его неодобрительный взгляд остановился на загорелом лице юноши, и мистер Браун фыркнул.
– Даже если ты и впрямь тот самый никчемный мальчишка Тёрн, – сообщил он, – я не вижу причины пропускать вас обоих на ту сторону. В конце концов, мы охраняем эту стену.
Тристран заморгал.
– Я тоже не раз охранял стену, – сказал он, – и помню, что нет такого правила – не пропускать людей на сторону деревни. Нельзя проходить только оттуда – сюда.
Мистер Браун покивал. Затем произнес медленно и членораздельно, будто обращаясь к идиоту:
– И если ты в самом деле Тристран Тёрн – я допускаю такую возможность только во избежание неуместных споров, потому что ты совершенно не похож на Тристрана Тёрна ни внешностью, ни манерой речи, – так вот много ли ты помнишь случаев за все время твоей жизни, чтобы люди приходили с той стороны?
– Ну, в общем-то ни одного, – согласился Тристран.
Мистер Браун улыбнулся – той же самой улыбкой, какая возникала у него на губах, когда он вычитал из утренней зарплаты приказчика за пятиминутное опоздание.
– Вот именно, – подтвердил он. – Никакое правило не запрещает пропускать путников с той стороны, потому что не было таких случаев. Никто никогда не приходил оттуда – и не придет, по крайней мере пока я стою на карауле. Так что отойди от стены, пока я не проломил тебе голову своей дубиной.
Тристран был ошеломлен подобным приемом.
– Если вы считаете, что я прошел через все испытания – а испытаний, уж поверьте мне, я встретил немало – только для того, чтобы меня в последний миг завернул обратно какой-нибудь надутый скряга-бакалейщик в компании с сопляком, который списывал у меня на истории… – начал было он, но Ивэйна положила ему руку на плечо и сказала:
– Тристран, не надо. Ты не должен драться с собственным народом.
Юноша ничего не ответил. Он молча развернулся, и они вместе со звездой отправились прочь, вверх по склону холма. Вокруг происходила пестрая толчея: там и тут ставили прилавки, развешивали флаги, перекатывали бочки с вином и пивом. И внезапно на Тристрана нахлынуло странное чувство – что-то вроде ностальгии, равно состоящей из тяги и отчаяния. Юноша ясно осознал, что этот разношерстный народ он тоже может считать своим – потому что с ними у него куда больше общего, чем с бледными жителями Застенья в их шерстяных жилетах и ботинках, подбитых гвоздями.
Они с Ивэйной постояли, глядя, как маленькая женщина, чья ширина почти что равнялась ее росту, изо всех сил старается поставить свою палаточку. Тристран подошел и начал помогать ей, хотя его о том и не просили, – но вскоре лоток уже стоял, а Тристран носил из повозки тяжеленные ящики, развешивал на буковом суку яркие вымпелы, распаковывал и расставлял по прилавку тяжелые стеклянные графины и кувшины, каждый из которых был заткнут черненой пробкой и запечатан серебряным воском, а внутри за стеклом клубился разноцветный дым. Пока они с торговкой работали, Ивэйна присела на пень и спела им своим высоким, чистым голосом несколько небесных звездных песен – а потом и человеческих, из тех, что она слышала и выучила от людей по дороге.
Тристран и маленькая женщина закончили приготовления к завтрашней ярмарке уже при свете фонариков. Торговка настоятельно приглашала нежданных помощников отужинать. Ивэйне с трудом удалось убедить хозяйку, что она не голодна, но Тристран слопал все, что ему предложили, с большим энтузиазмом. К тому же он сделал кое-что необычное для себя – а именно, выпил почти полный графин сладкого вина, убедительно доказывая сотрапезникам, что оно не крепче виноградного сока и совершенно на него не действует. Но все равно к тому времени, когда квадратная дама предложила им переночевать на полянке позади ее повозки, Тристран то и дело засыпал пьяным сном.
Ночь выдалась ясная и холодная. Звезда сидела над спящим человеком, который некогда взял ее в плен, а потом стал ей спутником и товарищем, и дивилась, куда же так быстро подевалась ее ненависть. Спать девушке не хотелось.
Позади в траве что-то зашуршало. Это подошла черноволосая женщина, и теперь они вдвоем смотрели на спящего Тристрана.
– Все-таки в нем осталось что-то от садовой сони, – улыбнулась черноволосая. Уши у нее были заостренные, похожие на кошачьи, и выглядела она на вид ненамного старше самого юноши. – Иногда я думаю: интересно, ведьма превращает нас в животных или просто извлекает наружу нашу звериную сущность? Возможно, в моей натуре есть что-то от яркой певчей птицы. Я много размышляла об этом, но так и не пришла ни к какому заключению.
Тристран во сне заворочался, пробормотал что-то нечленораздельное. И тихонько захрапел.
Женщина обошла вокруг него и села у изголовья.
– Похоже, у него доброе сердце, – сказала она.
– Так и есть, – кивнула звезда. – Думаю, так оно и есть.
– Я должна тебя предостеречь, – сказала черноволосая женщина. – Если ты оставишь Волшебную Страну и окажешься… там, – она махнула стройной, охваченной цепью рукой в сторону деревни Застенье, – ты, насколько я понимаю, тут же превратишься в то, чем являешься в том мире: а именно – в холодный камень, упавший с небес.
Звезда вздрогнула, но ничего не сказала. Вместо того она протянула руку над спящим Тристраном и коснулась серебряной цепи, которая от запястья собеседницы уходила к ее лодыжке, а потом змеилась по земле и терялась в кустах.
– Со временем к ней привыкаешь, – объяснила черноволосая.
– В самом деле? И вы привыкли?
Лиловые глаза взглянули прямо в голубые, после чего женщина отвела взгляд.
– Нет.
Звезда отпустила цепь.
– Знаете, сначала этот парень посадил меня на цепь вроде вашей. Потом освободил меня, и я от него убежала. Но он отыскал меня и связал обязательством, которое для моего народа крепче любых цепей.
По лугу пробежал апрельский ветер, единым долгим вздохом шевельнув листву на кустах и деревьях. Женщина с кошачьими ушками откинула с лица волнистую черную прядку и сказала:
– Но тебя связывает еще одно обязательство, более давнее, – разве не так? Ты носишь с собой нечто, тебе не принадлежащее, и должна отдать его настоящему хозяину.
Звезда закусила губу.
– Кто вы? – спросила она.
– Ты же знаешь. Я была птицей в ведьмином фургоне, – ответила женщина. – А я знаю, кто ты, и знаю, почему ведьма так и не заметила твоего присутствия. Я также знаю, кто ищет тебя и зачем ты ей нужна. И еще мне известно происхождение топаза, который ты носишь на поясе на серебряной цепи. Зная все это, а также понимая, кто ты такая, я, конечно же, осведомлена о твоем обязательстве.
Женщина нагнулась и ласковыми пальцами убрала волосы с лица Тристрана. Спящий даже не шевельнулся.
– Сдается мне, что я вам не верю… и не доверяю, – произнесла звезда. На дереве над ними крикнула ночная птица. В темноте ее голос звучал очень одиноко.
– Я видела топаз у тебя на поясе, еще когда носила облик птицы, – объяснила женщина, вставая на ноги. – Я заметила его, когда ты купалась в реке, и сразу узнала.
– Но как? Как вы могли его узнать? – воскликнула Ивэйна.
Однако черноволосая ночная гостья вместо ответа покачала головой и ушла, бросив на спящего в траве юношу последний взгляд. И ночь сомкнулась за ее спиной.
Волосы снова упали Тристрану на лицо. Звезда наклонилась и нежно отвела их в сторону, не торопясь убирать ладонь с его щеки. А Тристран все спал.
Вскоре после рассвета Тристрана разбудил огромный барсук, ходивший на задних лапах и одетый в поношенный шелковый халат. Он долго сопел юноше в ухо, пока тот не открыл глаза. Тогда барсук церемонно спросил:
- Предыдущая
- 37/43
- Следующая
