Коралайн - Гейман Нил - Страница 12
- Предыдущая
- 12/21
- Следующая
У Коралайн потекли слюнки. Но она не сдавалась:
– Мне сказали, ты любишь игры.
Черные глаза другой матери блеснули, и она ответила:
– Все любят игры.
– Да, – согласилась Коралайн, слезла с тумбочки и уселась за кухонный стол.
Бекон в гриле шипел и потрескивал. Аромат от него шел восхитительный.
– Ты бы обрадовалась, если бы ты заполучила меня в честной игре? – спросила Коралайн.
– Возможно, – уклончиво заметила другая мама. Она казалась невозмутимой, но пальцы ее начали дергаться и что-то выстукивать, а красный язычок быстро облизнул губы. – Что именно ты предлагаешь?
– Себя, – сказала Коралайн, сжав под столом коленки, чтоб унять дрожь. – Если проиграю, я навсегда останусь здесь, с тобой, и позволю тебе себя любить. Я буду самой покорной дочерью. Буду есть твою еду и играть в «дочки-матери». И дам тебе вшить мне пуговицы вместо глаз.
Другая мать немигающе уставилась на нее своими черными пуговицами.
– Звучит заманчиво, – признала она. – А что будет, если ты не проиграешь?
– Тогда ты меня отпустишь. Вообще всех отпустишь – моих настоящих маму с папой, умерших детей – всех, кого ты сюда заманила.
Другая мама достала бекон из гриля и положила на тарелку, на которую вывернула еще сырный омлет, переворачивая сковородку так, чтобы омлет сложился в идеальную омлетную форму.
Она поставила завтрак перед Коралайн, добавив стакан свежевыжатого апельсинового сока и чашку горячего шоколада с пенкой, а потом сказала:
– Да, думаю, мне понравится эта игра. Так какой она будет? Игра в загадки? Состязание в смекалке? Или в мастерстве?
– Разведывательная игра, – предложила Коралайн. – Игра в поиск вещей.
– И что ты собираешься искать в этой игре «спрячь-найди», Коралайн Джонс?
Коралайн растерялась. Но вдруг выпалила:
– Моих родителей. И души всех детей за зеркалом.
В ответ другая мать торжествующе улыбнулась, и Коралайн усомнилась в правильности выбора. Впрочем, теперь поздно было что-то менять.
– По рукам, – сказала другая мама. – А теперь, дорогая моя, съешь свой завтрак. Не бойся, он не отравлен.
Коралайн посмотрела на аппетитный завтрак, презирая себя за то, что так легко сдается; но ведь есть так хотелось!
– Где гарантия, что ты сдержишь слово? – спросила она.
– Я клянусь, – ответила другая мама. – Клянусь могилой собственной матери.
– А у нее есть могила? – уточнила Коралайн.
– О, да! – заверила другая мама. – Я собственноручно ее туда запихнула. А когда обнаружила, что мамаша пытается выбраться, засунула в могилу обратно.
– Поклянись чем-нибудь другим. Чтобы я знала, что ты не обманешь.
– Моей правой рукой, – уступила собеседница, поднимая вверх предмет клятвы. Она медленно пошевелила пальцами, демонстрируя ногти, сильно смахивающие на когти. – Клянусь правой рукой.
Коралайн пожала плечами.
– Ладно. По рукам.
Она принялась за завтрак, пытаясь не проглотить всё разом. Оказывается, она проголодалась сильнее, чем думала.
Пока Коралайн ела, другая мать не сводила с нее глаз. Трудно сказать, что выражали ее угольные глаза-пуговицы, но Коралайн решила, что она тоже выглядит изголодавшейся.
Коралайн выпила апельсиновый сок, но так и не смогла прикоснуться к чашке с шоколадом, хотя знала, что наверняка он бы ей понравился.
– И откуда мне начинать искать? – спросила она.
– Откуда пожелаешь, – ответила другая мама безразличным голосом.
Коралайн посмотрела на нее и крепко задумалась. И, наконец, решила, что нет смысла обыскивать сад и лужайки: они были ненастоящими, их не существовало. В мире другой мамы не было ни заброшенного теннисного корта, ни бездонного колодца. Все, что было здесь настоящим – лишь сам дом.
Она оглядела кухню. Открыла духовку, заглянула в морозилку, пошарила в салатном отделении холодильника. Другая мама всюду следовала за ней, поглядывая на Коралайн с угадывающейся в уголках рта самодовольной ухмылочкой.
– И все-таки, какой величины душа? – спросила ее Коралайн.
Другая мать села за кухонный стол, прислонясь спиной к стене, и ничего не ответила. Щелкнула только по зубам своим длинным, покрытым бордовым лаком ногтем, а потом тихонько застучала пальцем по глянцевой поверхности пуговичных глаз: «тук-тук-тук».
– Прекрасно! – заявила Коралайн. – Можешь не говорить. Мне все равно. Не имеет значения, поможешь ты мне или нет. Всем и так известно, что души имеют величину пляжного мяча.
Она надеялась, что другая мама скажет что-нибудь вроде «Что за чушь, душа величиной со зрелую луковицу», или «размером с чемодан», ну, или «с дедушкины часы»; но другая мать лишь промолчала, не прекращая тукать по глазу ногтем с постоянством и непреклонностью капающей из крана воды. И вдруг Коралайн обнаружила, что это и есть звук падающих капель: она осталась в кухне одна.
Коралайн пробрала дрожь. Она предпочитала знать местоположение ненастоящей матери, ведь если той нигде нет, значит, она где-то в другом месте. И потом, всегда легче бояться кого-то, кого не видишь. Коралайн сунула руки в карманы, и пальцы сомкнулись вокруг обнадеживающего дырявого камня. Она достала его, вытянула перед собой, словно держала в руке пистолет, – и вышла в прихожую.
Тишину нарушало лишь мерное капанье воды.
Она посмотрела в зеркало на противоположной стене прихожей. На какое-то мгновение его поверхность затуманилась, и Коралайн показалось, что в нем появились чьи-то лица, неясные и бесформенные; а потом лица исчезли, и в зеркале никого больше не осталось, кроме слишком маленькой для своего возраста девочки, которая держала в руке нечто, напоминающее мягко сияющий зеленый уголек.
Коралайн в изумлении опустила взгляд на ладонь: там по-прежнему лежал дырявый булыжник, непримечательный коричневый камешек!
И снова перевела взгляд на зеркало, в котором камешек превратился в мерцающий изумруд. Из отражения камня протянулась зеленая нить, ведущая в комнату Коралайн.
– Хмм... – сказала Коралайн.
И отправилась в свою спальню. При ее появлении игрушки возбужденно запорхали, словно были безумно рады ее видеть, а из коробки, приветствуя ее, выкатился маленький танк, проехавшись по другим игрушкам. Из коробки танк выпал, неудачно перевернувшись, и лежал на полу, неистово перебирая гудящими гусеницами, как жук, приземлившийся кверху брюшком, пока Коралайн его не перевернула. Смущенный танк убрался под кровать.
Коралайн осмотрела комнату.
Она заглянула в шкафы и комоды. Затем взяла коробку с игрушками за край и высыпала их все на ковер, где они принялись ворчать и расправляться, неуклюже разбредаясь по полу. Через комнату прокатился серый стеклянный шарик и стукнулся о стену. Ни одна игрушка даже отдаленно не напоминала душу. Коралайн подняла и внимательно рассмотрела серебряный браслет, увешанный амулетами в виде зверушек, бегущих друг за другом по периметру браслета – лиса, которой не суждено догнать кролика, медведь, который никогда не настигнет лису.
Она разжала ладонь и в безрезультатной надежде на подсказку глянула на свой дырявый камень. Большинство игрушек из ящика успели уползти под кровать, осталось лишь несколько безделушек (зеленый пластмассовый солдатик, стеклянный шарик, броский розовый йо-йо и прочие мелочи), которые всегда можно найти на дне ящиков с игрушками в любом из миров: забытые вещи, наскучившие и брошенные.
Коралайн уже хотела пойти искать где-нибудь в другом месте. Но вдруг вспомнила голос во тьме – тихий и шепчущий – и вспомнила, что он ей велел. Она подняла камень с дыркой, поднесла к правому глазу, закрыла левый и посмотрела в отверстие камня.
Сквозь камень мир виделся бесцветным и блеклым, как рисунок простым карандашом. Всё в нем было серое; впрочем, нет, не всё! На полу что-то мерцало – какой-то предмет цвета тлеющих углей в камине детской комнаты, цвета красно-апельсиновых тюльпанов, покачивающих венчиками под майским солнцем. Коралайн протянула левую руку, опасаясь, что мерцание исчезнет, если она отведет взгляд, и нащупала пылающий цветами предмет.
- Предыдущая
- 12/21
- Следующая
