Дым и зеркала - Гейман Нил - Страница 16

• Предыдущая
• 16/65
• Следующая

— Она, наверное, была замечательная. Старик кивнул.

— А что с ней случилось?

— Повесилась. Судачили, мол, это потому, что с приходом звука ее ждало бы забвение, что она не смогла бы пробиться, но это неправда: у нее был такой голос, который, раз услышав, уже никогда не забудешь. Легкий и согревающий, как кофе по-ирландски. Кое-кто говорил, мол, ей разбил сердце мужчина или женщина, а другие утверждали, что во всем виноваты игорные долги, или гангстеры, или выпивка. Кто знает? Времена тогда были бурные.

— Надо думать, вы слышали, как она разговаривает? Он усмехнулся.

— Она сказала: «Можешь узнать, куда подевалась моя накидка, бой?», а когда я ей ее приносил, она говорила: «Ты красивый, бой». А мужчина, который с ней был, сказал: «Не дразни прислугу, Джун», а она улыбнулась, дала мне пять долларов и сказала: «Ты ведь не в обиде, бой, правда?», а я только головой затряс. И тогда она так губки сложила, ну знаете?

— Недовольную гримаску?

— Навроде того. Но я вот тут ее почувствовал. — Он постучал себя по груди. — Эти губы. Такие любого с ума сведут.

Он прикусил нижнюю губу, сосредоточившись на вечности. А я спросил себя, где он сейчас и в каком времени. Тут он снова поглядел на меня.

— Хотите увидеть ее губы?

— О чем вы говорите?

— Пойдемте со мной.

— Что мы?..

Мне привиделся отпечаток губ в бетоне, точно отпечаток ладоней перед «Китайским театром Грамена»[11].

Покачав головой, он приложил палец к губам, призывая к молчанию.

Я закрыл книги. Мы прошли через двор. Дойдя до пруда с рыбами, он остановился.

— Посмотрите на Принцессу, — велел он.

— Ту, с красным пятном, да?

Он кивнул. Рыба напомнила мне китайского дракона, светлого и мудрого. Призрачная рыба, белая, как старая кость, если не считать алого пятнышка у нее на спине — в дюйм длиной и изогнутого. Рыба как будто застыла, чуть трепетала в воде, размышляла.

— Вот оно, — сказал старик. — У нее на спине. Видите?

— Не совсем вас понимаю.

Он помедлил, уставясь на рыбу.

— Может, сядете? — Я поймал себя на том, что остро ощущаю возраст мистера Дундаса.

— Мне платят не за то, чтобы я сидел, — очень серьезно ответил он, а потом добавил, точно объяснял маленькому ребенку: — В то время среди нас ходили боги. Сегодня сплошь телевидение — мелкие герои. Мелкие людишки в маленьких ящиках. Я кое-кого там вижу. Жалкие людишки. А вот кинозвезды тех времен… Это были гиганты, залитые серебряным светом… И когда вы их встречали во плоти, они все равно оставались великими. Люди в них верили. Они устраивали тут вечеринки. Если ты здесь работал, то знал, что происходит. Тут было и крепкое спиртное, и анаша. Такое творилось, ушам своим не поверите. И была одна вечеринка… фильм назывался «Сердца пустыни». Слышали о нем когда-нибудь?

Я покачал головой.

— Один из величайших фильмов двадцать шестого, наравне с «Какова цена славы» с Виктором Маклэнгленом и Долорес Дель Рио и «Эллой Синдерс», там еще Колин Мур играла. Слышали про них?

Я снова покачал головой.

— Но про Уорнера Бакстера-то хотя бы слышали? Про Белле Беннет?

— Кто они?

— Великие звезды двадцать шестого. — Он мгновение помолчал. — Да, «Сердца пустыни»… Отсняв его до конца, они устроили в его честь вечеринку. Прямо тут, в отеле. Вино, пиво, виски, джин… а ведь то было при сухом законе, но вся полиция была у студий в кармане, поэтому смотрела сквозь пальцы. Еще море закусок и всякие дурачества. Рональд Колмен приехал, и Дуглас Фэрбенкс — отец, а не сын, — и все актеры, и съемочная группа. Вон там, где сейчас шале, играл джаз-банд. В ту ночь Голливуд был без ума от Джун Линкольн. В фильме она играла арабскую принцессу. В те дни все арабское означало похоть и страсть. В те дни… эх, все меняется… Не знаю, из-за чего все началось. Я слышал, это был спор или пари, а может, она просто была пьяна. Думаю, пьяна. Как бы то ни было, она встала, а джаз-банд играл эдак медленно и тихо. Она подошла вот сюда, где сейчас я стою, и погрузила обе руки в пруд. Она все смеялась, смеялась и смеялась… Мисс Линкольн поймала рыбу — прямо так и взяла обеими руками из воды — и поднесла к своему лицу. Ну а я… я очень волновался, ведь рыбин только что привезли из Китая, и они стоили двести долларов каждая. Это, конечно, было до того, как мне доверили за ними приглядывать. Ведь не у меня из зарплаты бы вычли. Но двести долларов тогда были огромные деньги. Потом она улыбнулась всем нам, наклонилась и так медленно-медленно поцеловала рыбу в спину. А та даже не шелохнулась, хвостом не повела, лежала себе спокойно у нее в руках, а она поцеловала ее губами, красными как коралл, а остальные засмеялись и стали кричать «ура!». Она опустила рыбу назад в пруд, и на мгновение показалось, будто рыба не хочет от нее уходить: так и осталась у края, тыкалась носом в ее пальцы. А потом хлопнул первый фейерверк, и Принцесса уплыла. Помада у мисс Линкольн была краснее красного, и на спине у рыбы остался отпечаток губ… Вот. Видите?

Принцесса, белый карп с кораллово-красной отметиной на спине, вильнула плавником и продолжила свою бесконечную череду тридцатисекундных путешествий вдоль края пруда. Красная отметина действительно походила на отпечаток губ.

Старик бросил на воду еще пригоршню корма, и все три рыбы всплыли, чтобы его сожрать.

Я пошел назад в шале, унося с собой книги про фокусы былых времен. Звонил телефон: кто-то со студии. Со мной хотели поговорить про синопсис. Через тридцать минут меня будет ждать машина.

— Джейкоб будет?

Но линия уже была мертва.

Встреча была с австралийским Кем-то и его ассистентом, очкариком в костюме. Это был первый костюм, который я пока тут видел, а оправа очков сверкала ярко-голубым. Он как будто нервничал.

— Где вы остановились? — спросил Кто-то. Я сказал.

— Разве не там Белуши…

— Так мне говорили. Он кивнул.

— Когда он умер, он был не один.

— Не один?

Он потер пальцем вдоль острого носа.

— На вечеринке была еще пара ребят. Оба режиссеры, оба на тот момент первой величины. Имен мне лучше не называть. Они вам не нужны. Я про это узнал, когда продюсировал последний фильм про Индиану Джонса.

Неловкое молчание. Мы сидели за огромным круглым столом, а было нас всего трое, и перед каждым лежал экземпляр написанного мной синопсиса. Наконец я не выдержал:

— Что вы об этом думаете?

Оба кивнули — более или менее в унисон.

А потом изо всех сил попытались сказать, как он им неприятен, не говоря при этом ничего, что могло хоть как-то меня обидеть. Очень странный вышел разговор.

— У нас проблемка с финалом, — сказали они, как бы намекая, что виноваты во всем не я и не сценарий, и даже не финал, а они сами.

Они хотели, чтобы герои были посимпатичнее. Хотели ярких огней и контрастно-черных теней, а не оттенков серого. Они хотели, чтобы героиня была героической. А я кивал и делал пометки.

Под конец встречи мы с Кем-то пожали руки, ассистент в очках с голубыми стеклами и голубой оправой провел меня через лабиринт коридоров во внешний мир, к моей машине и шоферу.

Пока мы шли, я спросил, есть ли где-нибудь на студии фильм с Джун Линкольн.

— С кем? — Звали его, как оказалось, Грег. Достав небольшой блокнот, он что-то записал в нем карандашом.

— Она была звездой немого кино. Знаменитой в двадцать шестом.

— Она снималась на этой студии?

— Понятия не имею, — признался я. — Но она была знаменитой. Даже более знаменитой, чем Мари Провост.

— Кто?

— «Победитель, попавший на обед к собаке». Одна из величайших звезд немого экрана. Умерла в бедности, когда пришло звуковое кино, и была съедена собственной таксой. Ник Лоу написал про нее песню.

— Кто?

— «Я знал невесту, когда она играла рок-н-ролл». Но это к делу не относится. Кто-нибудь сможет найти мне фотографию Джун Линкольн?

Он записал в блокнотике еще что-то.

• Предыдущая
• 16/65
• Следующая