Добрые предзнаменования - Гейман Нил - Страница 15
- Предыдущая
- 15/79
- Следующая
– Бирючину.
Этот голос был намного чопорнее двух предыдущих. Хозяин такого голоса – наверняка человек, который перед сборкой модели не только разделит и пересчитает все куски, прежде чем начать, как велят инструкции, а еще и покрасит те части, что нужно, и оставит их подсохнуть до сборки. Этот голос лишь время отделяло от бухгалтерской работы.
– Не едят псы траву, Венсли… Никогда ты такого не видел.
– Я жуков имел в виду. Они такие интересные, вообще-то. И когда спариваются, друг друга съедают.
Последовала задумчивая пауза. Гончая подобралась поближе и поняла, что звуки доносятся из ямы в земле.
На самом деле деревья скрывали древний карьер, где раньше добывался мел, теперь же он наполовину зарос колючками и лианами. Карьер был древний, но явно не заброшенный. Все вокруг было истоптано; гладкие части склона показывали, что его регулярно используют, чтобы покататься на роликах и поиграть в Стену Смерти (или, по крайней мере, в Стену Сильно Драной Коленки). Кое-где с более доступной зелени свисали старые куски опасно обтрепанной веревки. Тут и там меж веток висели листы рифленого железа и старые доски. Виднелся полуобгорелый, ржавый знак «Владения Триумф Герольд» (наполовину он был скрыт в куче крапивы).
В одном углу путаница колес и проволоки ясно обозначали место знаменитого Потерянного Кладбища – места смерти тележек из супермаркетов.
Для детей это был рай. Местные подростки обозвали это место Ямой.
Гончая продралась через крапиву и увидела в центре карьера четыре фигуры, сидящие на том, на чем всегда сидят члены приличных секретных компаний – на обычных ящиках из-под молока.
– Врешь!
– Нет.
– Спорим, что врешь, – проговорил первым заговоривший голос. Его звук ясно обозначал, что хозяин его – некто молодой женского пола; сейчас тон голоса был тоном потрясенного интереса.
– Так и делают, точно. У меня их шесть было, а потом мы куда-то уехали, я еще траву им поменять забыл, вернулись – увидел только одного, толстого такого…
– Не-е. Это не жуки, это богомолы. Я по телику видел – там большая самка другого богомола съела и даже не заметила.
Последовала еще одна заполненная мыслями пауза.
– О чем они молятся-то? – спросил голос Хозяина пса.
– Не знаю… Наверное, просят бога, чтобы жениться никогда не пришлось.
Гончая ухитрилась поместить один огромный глаз напротив дыры в сломанной ограде карьера и взглянула вниз.
– Вообще, это как с великами, – важно бросил говоривший первым. – Думал, подарят мне велик с семью скоростями и с таким сиденьем-бритвой, пурпурной цвета и все такое, а мне легкий голубой всучили. С корзинкой. Для девочек.
– Ну. Ты ж и есть девочка, – ответил какой-то из других голосов.
– Это половая дискриминация, вот что это такое. Давать девочкам девчачьи подарки только из-за того, что они девочки.
– Мне подарят пса, – бросил его Хозяин твердо. Хозяин стоял к псу спиной, и тот не мог его хорошенько разглядеть.
– Ага, одного из этих огромных ротвейлеров, да? – отозвалась девочка, и голос ее был полон вялого сарказма.
– Нет, это будет пес, с которым можно повеселиться, – сказал голос Хозяина. – Не большой…
Глаз в крапиве внезапно исчез – вниз.
– …один из этих умненьких псов, что могут залезать в кроличьи норы, а еще одно ухо у них смешное, наружу все время смотрит. Настоящая дворняга. Чистокровная.
Неслышимый для находящихся внизу, на краю карьера тихонько громыхнул гром. Он мог быть вызван неожиданным убеганием воздуха в вакуум, а этому причиной могло быть, к примеру, превращение большого пса в маленького.
Тихий хлопающий звук, что последовал за этим, мог быть вызван только одним – выворачиванием одного из ушей наизнанку.
– И назову я его… – продолжал Хозяин. – Назову…
– Да? Как? – поинтересовалась девочка.
Гончая ждала. Вот он, момент которого она ждала. Называние. То, что даст ей цель, ее назначение, ее "я". Ее глаза засветились тусклым красным светом (будучи теперь гораздо ближе к земле), и она продвинулась вперед по крапиве.
– Я назову его Пес, – решительно закончил Хозяин. – Меньше проблем будет с таким именем.
Адская гончая остановилась. Глубоко в своем дьявольском собачьем мозгу она знала, что тут что-то не так, но ее послушание и ее неожиданная сильнейшая любовь к Хозяину справились со всеми опасениями. Да и потом, не ей решать, какого она должна быть размера, так ведь?
Она побежала вниз по склону навстречу судьбе.
Вообще-то, странно. Выпрыгивать на людей ей всегда хотелось, а теперь – что совершенно неожиданно – гончая поняла, что еще и хвостом хочется повилять.
– Ты сказал, что это он! – простонал Азирафаил, рассеянно подбирая последний кусок с торта с отворота костюма. Он облизал свои пальцы.
– Это и был он, – ответил Кроули. – В смысле, я-то ведь должен это знать, верно?
– Тогда, должно быть, кто-то вмешался.
– Никого больше нет! Только мы, верно? Добро и Зло. Одна сторона или другая.
Он ударил кулаком по рулю.
– Ты не представляешь, что они могут со мной сделать, там, внизу, – простонал он.
– Должно быть, что-то очень похожее на то, что творят вверху, – ответил Азирафаил.
– Кончай, а? У ваших есть милосердие – основы мира, – выкрикнул Кроули сердито.
– Да? Ты в Гоморре бывал?
– Конечно, – отозвался демон. – Там была чудесная маленькая таверна, где можно было купить эти отличные коктейли из сброженных фиников с мускусными орехами и давленной лимонной травкой…
– Я имел в виду после.
– А.
Азирафаил проговорил:
– Что-то должно быть произошло в больнице.
– Не могло! Там всюду были наши люди!
– Чьи люди? – холодно переспросил Азирафаил.
– Мои люди, – поправился Кроули. – Ну, не совсем мои. Ты ж понимаешь – сатанисты.
Он попытался сказать это спокойно.
Кроме, того факта, что мир был замечательным и интересным местом, которым оба хотели наслаждаться подольше, было мало вещей, на счет которых они соглашались – к примеру, решили ничего не делать с теми, кто, по той или другой причине, решил поклоняться Князю Тьмы. Кроули они всегда смущали. С ними нельзя было быть по-настоящему грубым, но невозможно было не чувствовать по отношению к ним того, что, скажем, ветеран Вьетнама чувствует по отношению к тем, кто приходит на ежегодные встречи ветеранов, до зубов обвешавшись оружием.
Да и к тому же, так утомлял их вечный энтузиазм. Взять хоть эту возню с перевернутыми крестами, пентаграммами и петухами. Большинство демонов она просто изумляла и была совершенно не нужна. Все, что нужно для того, чтобы стать сатанистом – небольшое усилие сознания. Можно быть им всю жизнь, совершенно не зная, что такое пентаграмма и не увидев мертвых петухов нигде, кроме куриного супа.
А кое-кто из сатанистов старой школы и вообще был неплохим человеком. Он совершал все ритуалы, точно так же как те, кого он считал своими врагами, а потом уходил домой и жил остаток недели кроткой, не выделяющейся ничем жизнью посредственности, ни разу не подумав истинно злобной мысли.
А остальные…
Кое-кто из, так называемых, сатанистов не раз заставлял Кроули ежиться. Дело было даже не в том, что они делали, а в том, что всю вину за сделанное они возлагали на Ад. Придумают какую-нибудь жуткую идею – демон до такой и за тысячу лет не дойдет – темную, бессердечную гадость, что может придумать лишь человеческий мозг, а затем орут: «Дьявол Заставил Меня Это Сделать», – и симпатии судей уже на их стороне, при том, что Дьявол почти никогда не заставлял людей что-то делать. Не надо было. Только почему-то кое-кто из людей не мог этого понять. По мнению Кроули, Ад не был основным хранилищем зла, как и Небо – хранилищем добра; они были просто сторонами в огромной космической шахматной игре. Настоящий источник всего – настоящее добро и настоящее великое зло – был в человеческом мозгу.
– А, – кивнул Азирафаил. – Сатанисты.
- Предыдущая
- 15/79
- Следующая
