Дети Ананси - Гейман Нил - Страница 47
- Предыдущая
- 47/74
- Следующая
– Я не просил ее причинять тебе вред.
– А как по-твоему, что она собиралась сделать, чтобы от меня избавиться? Написать мне увещевательное письмо?
– Не знаю. Я не подумал. Был слишком расстроен.
– Замечательно. Ну, если выйдет по ее, ты будешь расстроен, а я мертв. Мог бы просто попросить меня уйти, знаешь ли.
– Я и просил!
– Э-э-э… И что я сказал?
– Что тебе нравится у меня дома и что ты никуда не уйдешь.
Паук отпил воды.
– А ей? Что в точности ты ей сказал?
Толстый Чарли постарался вспомнить. А ведь если подумать, сказал он довольно странную вещь.
– Только, что дам ей кровь Ананси, – неохотно признался он.
– Что?
– Она об этом меня попросила.
Не веря своим ушам, Паук уставился на него во все глаза.
– Но это же не только я. Это же мы оба!
Внезапно у Толстого Чарли пересохло во рту. Он понадеялся, что причиной тому был воздух пустыни, и отпил воды из бутылки.
– Подожди-ка. Почему мы в пустыне?
– Никаких птиц. Помнишь?
– Тогда что это? – спросил Толстый Чарли и указал на небо.
Сперва они казались крошечными, потом стало ясно, что они просто очень высоко: они кружили и ложились на крыло.
– Стервятники, – объяснил Паук. – Они на живое не нападают.
– Ага, – согласился Толстый Чарли. – А голуби боятся людей.
Точки закружили ниже; спускаясь, птицы словно бы увеличивались в размерах.
– Намек понял, – сказал Паук, а потом: – Вот черт! Они были не одни.
Кто-то наблюдал за ними с дальнего бархана.
– Кыш! – крикнул Толстый Чарли. Его голос поглотил песок. – Я беру свои слова назад! Сделка отменяется! Оставь нас в покое!
На жарком ветру затрепыхались полы плаща, и бархан опустел.
– Она ушла, – с облегчением сказал Толстый Чарли. – Кто бы мог подумать, что все будет так просто.
Паук тронул его за плечо и указал вправо. Теперь женщина в буром плаще стояла на соседней песчаной гряде, так близко, что видны были черные стеклянистые глаза.
Стервятники превратились в растрепанные черные тени над головой и вскоре приземлились на песок: их голые розовато-лиловые шеи (лишенные перьев потому, что так много проще совать голову в гниющий труп) вытянулись, подслеповатые глазки уставились на братьев, словно птицы раздумывали, подождать ли, пока они умрут, или сделать что-нибудь, дабы ускорить этот процесс.
– О чем еще шла речь при сделке? – спросил Паук.
– А?..
– Еще что-нибудь было? Она дала тебе что-нибудь, чтобы ее скрепить? Иногда в подобных случаях бывает обмен.
Стервятники понемногу подбирались ближе, смыкали ряды, сужали круг. В небе появились новые черные мазки, которые росли, зигзагом приближаясь к братьям. Пальцы Паука сжались на запястье Толстого Чарли.
– Закрой глаза.
Холод ударил Толстого Чарли как прямой хук в живот. Он сделал глубокий вдох и почувствовал, что ему заморозило легкие. Он кашлял и кашлял, а кругом диким зверем завывал ветер.
Он открыл глаза.
– Можно спросить, где мы теперь?
– В Антарктиде, – ответил Паук и доверху застегнул кожаную куртку, хотя холод ему как будто не слишком мешал. – Боюсь, тут прохладно.
– А середины у тебя не бывает? Из пустыни прямо к торосам?
– Зато здесь нет птиц, – объяснил Паук.
– Не проще было бы перенестись в какое-нибудь здание и посидеть в четырех стенах, где уютно и птиц нет? Могли бы пообедать.
– Ну да. Теперь ты жалуешься, что щеки покусывает?
– Тут не только щеки покусывает. Тут холодина страшная. Да и вообще, смотри!!!
Толстый Чарли указал на небо. В холодной вышине неподвижно висела бледная закорючка, похожая на миниатюрную букву «ш».
– Альбатрос, – сказал он.
– Фрегат, – возразил Паук.
– Что?
– Это не альбатрос, а фрегат. Он, наверное, вообще нас не заметил.
– Он-то, возможно, нет, – признал Толстый Чарли. – А вон те?
Повернувшись, Паук увидел еще кое-что, что кричало явно не как «фрегат». Возможно, пингвинов, которые, переваливаясь, падая на брюхо и скользя по льду, надвигались на братьев, было меньше миллиона, но впечатление создавалось именно такое. Как правило, смертельный страх при виде пингвинов испытывают лишь мелкие рыбешки, но если этих симпатяг достаточно много…
Толстый Чарли без спроса взял Паука за руку и закрыл глаза.
А когда открыл их, кругом было теплее, хотя он так и не понял, где очутился. Все было цвета ночи.
– Я ослеп?
– Мы в заброшенной угольной шахте, – сказал Паук. – Пару лет назад я видел ее фотографию в каком-то журнале. Если только не существует безглазых зябликов, которые эволюционировали, чтобы пользоваться темнотой и питаться углем, нам, пожалуй, ничего не грозит.
– Шутишь, да? Насчет безглазых зябликов?
– Более-менее.
Толстый Чарли вздохнул, и этот вздох эхом прокатился по подземной пещере.
– Знаешь, – сказал он, – если бы ты просто исчез из моей жизни, если бы ты уехал из моего дома, когда я тебя попросил, мы не попали бы в такой переплет.
– Помощи от тебя ни на грош.
– А я и не собирался тебе помогать. Один бог знает, как я буду объясняться с Рози.
Паук кашлянул.
– Думаю, об этом тебе волноваться нечего.
– Потому что?..
– Она с нами порвала.
Повисло долгое молчание. Потом Толстый Чарли сказал:
– Конечно, порвала.
– Я тут немного напортил. – Пауку явно было не по себе.
– А что, если я ей все объясню? То есть скажу, что я это не ты, что ты выдавал себя за меня…
– Уже сказал. Вот тут она и решила, что никого из нас больше не хочет видеть.
– И меня тоже?
– Боюсь, и тебя тоже.
Тишина.
– Послушай, – произнес из темноты голос Паука. – На самом деле я вовсе не собирался… Ну, когда я появился у тебя на пороге, я хотел лишь поздороваться. А не… э-э-э… Я действительно все испоганил, да?
– Ты пытаешься извиниться?
Тишина, потом:
– Да. Наверное.
Снова тишина.
– Хорошо, извини, что я попросил Женщину-Птицу от тебя избавиться.
Не видя Паука, произнести это почему-то было легче.
– Ага. Спасибо. Хотелось бы только знать, как от нее самой теперь избавиться.
– Перо! – воскликнул вдруг Толстый Чарли.
– О чем это ты?
– Ты спрашивал, дала ли она мне что-нибудь, чтобы скрепить сделку. Дала. Она дала мне перо.
– Где оно?
Толстый Чарли постарался вспомнить.
– Точно не знаю. Оно было у меня, когда я очнулся в гостиной миссис Дунвидди. А в самолете уже нет. Наверное, оно все еще у миссис Дунвидди.
Молчание, ставшее ответом на эти слова, было долгим и мрачным. Толстый Чарли даже забеспокоился, что Паук сбежал и бросил его в темноте под миром. Наконец он не выдержал:
– Ты еще здесь?
– Здесь.
– Рад слышать. Если бы ты меня тут бросил, не знаю, как бы я выбрался.
– Не искушай меня.
Снова молчание.
– В какой мы стране? – спросил Толстый Чарли.
– В Польше, кажется. Я же говорил, что видел лишь фотографию. Только на ней были лампы.
– Тебе нужно увидеть фотографию места, чтобы в него попасть?
– Мне нужно знать, где оно.
Просто поразительно, думал Толстый Чарли, как тихо в этой шахте. У нее совершенно особенная тишина. Он задумался о тех отрезках вечности, когда отсутствуют звуки. Интересно, отличается ли тишина могилы от, скажем, молчания космоса?
– Я помню миссис Дунвидди, – сказал вдруг Паук. – Щуплая старушонка. Толстые линзы. Полагаю, нам придется поехать во Флориду и забрать у нее перо. А потом отдадим его Птице. Она отзовет своих кошмарных тварей.
Толстый Чарли допил воду из бутылки, которую они прихватили с собой из кафе на маленькой площади, расположенной где-то в не-Италии. Закрутив на место крышку, он поставил пустую бутылку куда-то в темноту, спросив себя, можно ли считать, что он мусорит, если этого никто не видит?
– Тогда возьми меня за руку и пойдем к миссис Дунвидди.
Паук издал какой-то странный звук. В нем не было ни бравады, ни храбрости, напротив, он казался обеспокоенным и тревожным. Толстый Чарли вообразил себе, как Паук в темноте сдувается, словно лягушка-бык или старый воздушный шарик. За все время их недолгого знакомства Толстому Чарли очень хотелось посмотреть, как с Паука собьют спесь, как он хнычет, точно перепуганный шестилетний мальчишка.
- Предыдущая
- 47/74
- Следующая
