Дети Ананси - Гейман Нил - Страница 29

• Предыдущая
• 29/74
• Следующая

Стоило самолету взлететь, как выяснилось, что из-за путаницы с питанием на борт не взяли упаковок с ленчем. Имелись только упаковки завтраков, то есть индивидуальные контейнеры с овсянкой и бананы для всех пассажиров, которым придется есть пластмассовыми ножами и вилками, потому что ложек, к сожалению, нет. Последнее было, пожалуй, даже неплохо, потому что и молоко к овсянке тоже отсутствовало.

Это был адский перелет, а Толстый Чарли проспал все «веселье».

Во сне Толстый Чарли оказался в огромном зале, и одет он был в парадный костюм. Он стоял на высоком помосте, по одну его сторону была Рози в белом подвенечном платье, подругую – ее мама, тоже (что пугало) в подвенечном платье, хотя ее было покрыто пылью и паутиной. Вдалеке на горизонте (а точнее, в дальнем конце зала) люди стреляли и махали белыми флагами.

– Это просто гости со стола «Ж», – сказала мама Рози. – Не обращай на них внимания.

Толстый Чарли повернулся к Рози, она же с нежной улыбкой облизнулась.

– Торт, – сказала Рози в его сне.

Это послужило сигналом оркестру. Новоорлеанский джаз-банд заиграл похоронный марш.

Помощником шеф-повара оказалась вчерашняя полицейская. С пояса у нее свисали наручники.

– А теперь, – сказала Толстому Чарли Рози, – разрежь торт.

Гости за столом «Б», которые были вовсе не люди, а мультяшные мыши, крысы и животные со скотного двора (но в человеческий рост и навеселе), запели песни из диснеевских мультиков. Толстый Чарли знал, что они хотят, чтобы он пел вместе с ними. Даже во сне он почувствовал, как его охватывает паника от одной только мысли, что ему придется петь на публике, почувствовал, как руки и ноги у него немеют, как покалывает губы.

– Не могу я с вами петь, – сказал он, отчаянно подыскивая отговорку. – Мне нужно разрезать торт.

При этих словах весь зал умолк. И в тишине шеф-повар вкатил небольшую тележку. Лицо у повара было как у Грэхема Хорикса, а на тележке красовался экстравагантный свадебный торт: вычурный, многоэтажный шедевр кондитерского искусства. На самом верхнем уровне опасно балансировали крохотные жених с невестой – точь-в-точь два человечка, пытающихся устоять на верхушке покрытого глазурью «Крайслер билдинг».

Сунув руку под стол, мама Рози достала длинный нож с деревянной ручкой – почти мачете, клинок у него был ржавым. Она подала его Рози, которая взяла правую руку Толстого Чарли и положила ее поверх своей левой, и вместе они вдавили ржавый нож в толстую белую глазурь на самом верхнем этажеторта – между женихом и невестой. Поначалу торт сопротивлялся клинку, и Толстый Чарли нажал сильнее, надавил изо всех сил. Он почувствовал, как торт начинает поддаваться. Еще чуть-чуть.

Нож прошел через верхний уровень свадебного торта. Соскользнул вниз и разрезал торт, прошел через все слои и уровни – и торт раскрылся…

Во сне Толстый Чарли подумал было, что торт начинен бусинами из черного стекла или полированного гагата, а потом, когда они посыпались из-под бисквита, сообразил, что у бусин есть ножки… что у каждой бусины есть восемь проворных ножек… и из торта эти бусины хлынули черной волной. Пауки заполонили собой белую скатерть, пауки закрыли маму Рози и саму Рози, превратив их белые платья в траурные, а потом, будто повинуясь могучему и злобному разуму, сотнями потекли к Толстому Чарли. Он повернулся, чтобы бежать, но его ноги застряли в какой-то резиновой липучке, и он рухнул на пол.

Тогда пауки набросились на него, их ножки заелозили по его голой коже, он попытался встать, но кишащая волна накрыла его с головой.

Толстый Чарли открыл рот, чтобы закричать, и он тут же заполнился пауками. Они забежали ему в глазницы, и все погрузилось во тьму…

Открыв глаза, Толстый Чарли не увидел ничего, кроме черноты, и закричал… и кричал, и кричал. Потом сообразил, что просто погасили свет и шторки на окнах опущены, потому что остальные пассажиры смотрят кино.

Это был поистине адский перелет. Толстый Чарли только внес свою лепту, чуть больше его испортив.

Встав, он попытался выйти в проход, спотыкаясь при этом о чужие ноги, а потом, когда почти туда добрался, выпрямился и ударился головой о полку для вещей, отчего ее дверцы открылись и на голову ему рухнула чья-то ручная кладь.

Те, кто сидел поближе и видел, засмеялись. Это была отличная клоунада и она всех бесконечно порадовала.

Сотрудница паспортного контроля прищурилась на американский паспорт Толстого Чарли так, словно была разочарована, что он не какой-то там иностранный подданный, которого она могла бы просто не пустить в страну, но потом со вздохом махнула проходить.

Он спрашивал себя, что будет делать, когда минует таможню. Наверное, возьмет напрокат машину. И поест… Сойдя с эскалатора, он прошел через заграждение безопасности, главный торговый вестибюль аэропорта Орландо и нисколько не удивился (как сделал бы это еще неделю назад), заметив миссис Хигглер, которая, сжимая в руке огромную кружку кофе, ощупывала взглядом лица новоприбывших. Они увидели друг друга практически одновременно, и она направилась в его сторону.

– Голоден? – спросила она.

Толстый Чарли кивнул.

– Надеюсь, ты любишь индейку.

Толстый Чарли спрашивал себя, не на этом ли брюквенного цвета седане ездила миссис Хигглер, когда он был ребенком. Наверное, да. Логично предположить, что когда-то автомобиль был новым. В конце концов, все когда-то было новым. Но сейчас он превратился в дряхлую развалину: обивка из кожзаменителя потрескалась и осыпалась, пластик под дерево на приборной доске и бардачке казался пыльным.

Между передними сиденьями лежал коричневый бумажный пакет для покупок.

В древней машине миссис Хигглер не было подставки под чашку, и свою гигантскую кружку миссис Хигглер держала, зажав между коленями. Судя по всему, машину изготовили до наступления эры кондиционеров, поэтому ехали они опустив окна. Толстый Чарли ничего не имел против. После холодной сырости в Англии флоридская жара казалась отдохновением. Миссис Хигглер направлялась на юг, к платному шоссе. По дороге она болтала: о последнем урагане и о том, как она возила своего племянника Бенджамина в аквапарк в Орландо и в Диснейленд, и о том, что туристические курорты уже не те, о строительных кодексах, цене на бензин, и что именно она сказала врачу, когда тот посоветовал ей сделать операцию на бедре, и почему туристы вечно кормят аллигаторов, и почему новоприбывшие строят дома на пляжах, а потом удивляются, что у них нет или пляжа, или дома, или как смеют аллигаторы жрать их собак. Толстый Чарли слушал вполуха, с него все скатывалось как с гуся вода. В конце концов это только слова.

Притормозив, миссис Хигглер взяла билет для платной трассы. И замолчала. Казалось, задумалась.

– Так, значит, ты познакомился с братом, – не спросила, а скорее констатировала она.

– Могли бы меня предупредить, – проворчал Толстый Чарли.

– Я предупреждала, что он бог.

– Но ничего не говорили о том, какая он заноза в заднице.

Миссис Хигглер только сморщила нос и отпила большой глоток кофе из кружки.

– Нельзя где-нибудь остановиться и перекусить? – спросил Толстый Чарли. – В самолете давали только овсянку и бананы. Никаких ложек. И молоко кончилось еще до того, как дошли до моего ряда. Перед нами извинились и в возмещение раздали всем талоны на еду.

Старуха покачала головой.

– За талон я мог бы получить в аэропорту гамбургер.

– Я же сказала. Луэлла Дунвидди приготовила тебе индейку. Как по-твоему, каково ей будет, если мы приедем, а ты уже наелся в «Макдоналдсе» и у тебя нет аппетита? А?

• Предыдущая
• 29/74
• Следующая