Пелко и волки (сборник) - Семенова Мария Васильевна - Страница 61
- Предыдущая
- 61/70
- Следующая
– Я удивилась, когда впервые увидела тебя... Я думала, отец привезёт гнома... старого бородатого карлика... а ты оказался совсем не таким...
Волюнд отозвался почти немедленно:
– Я тоже удивлялся, Лебяжье-белая. Мне казалось, у такого волка, как твой отец, и дети должны быть не дети, а мохнатые волчата.
Бёдвильд закусила губы и замолчала.
Волюнд долго трудился над испорченным кольцом, возвращая своему изделию первоначальную красоту. Бёдвильд наблюдала за ним.
Давно не видевший его мог бы и не узнать... Одежда затрепалась, осунувшееся лицо заросло бородой, пострашнело... Прежними были только глаза. Эти глаза внушали ей страх.
Сперва она так и подскакивала при каждом его неожиданном движении. Но постепенно усталость и тепло одолели её, и она задремала...
Голос Волюнда заставил её очнуться.
– Возьми своё кольцо, Лебяжье-белая...
Вздрогнув, Бёдвильд открыла глаза. Волюнд протягивал ей кольцо, насаженное на гибкий прут. Она взяла его и надела на палец.
Кто не знал о поломке, ни за что не догадался бы о ней теперь. Кто знал – сказал бы, что кольцо от умелой починки стало едва ли не лучше. Как прежде, радовали глаз блестящие грани и тонкий узор, сплетённый из невесомых золотых нитей... Бёдвильд не могла оторвать глаз.
– Возьми и застёжку, конунгова дочь, не то позабудешь.
Бёдвильд не глядя потянулась за фибулой... и железные клещи сомкнулись у неё на запястье! Бёдвильд даже не вскрикнула...
Не было больше хозяйской дочери и раба. Был победитель, взявший добычу. И пленница у его ног.
Бёдвильд смотрела на него круглыми от ужаса глазами. Волюнд стоял над ней – цепко стоял на изувеченных ногах, придерживая свои кандалы... Наконец Бёдвильд выдавила из себя:
– Что... ты... задумал?..
Волюнд засмеялся. Бёдвильд никогда в жизни не слышала ничего более страшного. Он сказал:
– Нидуд, старый волк, тебе родной отец. А Хлёд и Эскхере, его волчата, твои любимые братья. Так что, по-твоему, у меня на уме?
Бёдвильд всхлипнула.
– Сакси... ты... ты не тронул его... я...
Волюнд огрызнулся:
– Я вижу, тебе было бы легче, если бы ты нашла здесь его череп, оправленный в серебро!
Бёдвильд съёжилась, всё тело охватил ледяной холод. Страшно кончалась её жизнь, ещё толком и не начавшаяся...
Какое-то время Волюнд молча разглядывал беспомощную конунгову дочь. А потом усталым движением опустился на мох и застыл в той же позе, в которой сидел, когда Бёдвильд вошла. Его ноги касались её подогнутых колен. Он сказал:
– Прости меня, Бёдвильд. Я должен был знать с самого начала, что не смогу причинить тебе зла.
Он протянул ей фибулу на ладони, и ладонь была тёплая и твёрдая от мозолей, как ясеневая доска. Бёдвильд взяла пряжку и застегнула у себя на плече.
Волюнд к ней больше не обращался; наверное, он ждал, чтобы она ушла и оставила его одного. Бёдвильд подобрала с пола принесённый с собой узелок и распутала туго стянутые концы. Она сказала:
– Вот возьми, это мёд... А этим ты, если хочешь, можешь помазать свои ноги...
Волюнд не ответил. Он смотрел в огонь, и глаза у него были пустые. Но когда Бёдвильд направилась к двери, он сказал ей, не поворачивая головы:
– Приезжай ещё...
Наверное, на сей раз Волюнд не захотел договариваться с ветром – Бёдвильд поворачивала свою лодочку то так, то этак, хитростью побеждая его встречный напор.
Берег высился впереди сплошной тёмной громадой, но Бёдвильд, выросшая у моря, заблудиться не боялась. Уже почти достигнув сторожевых скал фиорда, она обернулась назад, туда, где остался остров Севарстёд, а на нём хижина и в ней Волюнд, – и что же увидела!
Нацеленные в прибрежную темноту, прямо на неё шли три корабля. Они не несли парусов, и лишь вёсла, послушные сильным рукам гребцов, мерно вспахивали море... Потом луна ярко осветила драконью голову, украшавшую нос передней лодьи. И силуэт человека, стоявшего рядом с драконом, – высокую, широкоплечую фигуру отца!
Бёдвильд так стремительно переложила руль, что парус хлопнул у неё над головой. Лодочка черпнула бортом воды, но не опрокинулась и резвее резвого побежала навстречу подходившему кораблю.
– Отец!.. – во всё горло закричала Бёдвильд. – Ни-дуд конунг!..
Голос её сорвался.
– Бёдвильд! – удивлённо и радостно откликнулись с корабля. – Бёдвильд!..
Гребцы ещё несколько раз ударили длинными вёслами, потом подняли их вверх. Бёдвильд схватилась за протянутые руки. Её живо втащили в лодью, и она тут же оказалась в объятиях отца. А лодочку отвели за корму и там привязали.
– У кого ещё есть подобная дочь! – говорил Нидуд, растроганно гладя её по голове. – Какой ещё конунг похвастается, что его дочь среди ночи прыгнула в лодку и отправилась его встречать!..
3
Бёдвильд блаженно прижималась к его груди и не разубеждала его.
Ни Хильдинг, ни Трюд так и не догадались об истинной причине, погнавшей Бёдвильд в ночное путешествие по морю... Сам конунг до того гордился её поступком, что и не подумал подробно её расспросить, и говорить неправду не пришлось.
Единственным, кто сразу же её раскусил, оказался маленький Сакси. На следующий же день он отозвал её в сторонку:
– Бёдвильд, я, по-моему, что-то про тебя знаю...
У неё пробежал по спине холодок:
– Что же ты знаешь, братец?
Сакси хитро покачал головой и сказал:
– Теперь, если мы поссоримся, мы сможем рассказать друг про друга. И здорово же нам обоим влетит...
Бёдвильд ответила:
– Мне совсем не хотелось бы ссориться с тобой, Сакси.
Он вздохнул:
– И мне с тобой, сестрица. Бёдвильд сказала:
– Но если это всё-таки случится, можно ли мне попросить тебя промолчать о том, что ты, как тебе кажется, знаешь?
Сакси нахмурился.
– Значит, тебе можно говорить, а мне нельзя?
– Я-то не скажу, – ответила Бёдвильд, и он знал, что так оно и будет. – Но вот если ты проболтаешься, мне придётся хуже, чем пришлось бы тебе, если бы это я проболталась.
– Почему? Бёдвильд сказала:
– Не знаю. Просто мне будет плохо, вот и всё. Тогда Сакси поднял голову и гордо сказал:
– Клянусь тебе бортом лодьи, пусть он отвалится у неё посреди моря. Клянусь тебе краем щита, пусть он рассыплется в прах от первого же удара. Клянусь тебе конским хребтом, пусть он меня не снесёт. И ещё сталью меча – пусть я никогда не возьму его в руки, если хоть полслова скажу кому-нибудь обо всём этом деле!
В ту осеннюю ночь, на борту боевого корабля, не было ничего прекраснее рук отца, лежавших на её плечах, – рук добрых, сильных, родных! И заскорузлой кожаной куртки, к которой она прижималась лицом, ощущая идущий от неё запах всех солёных морских ветров...
Но золотое колечко оставалось на своём месте. И иногда словно бы тихонько сжимало её палец, напоминая: я здесь...
Бёдвильд помнила.
Иногда она поглядывала в сторону моря. Туда, где в осенних дождях, а потом в зимних метелях угадывались хмурые скалы острова Севарстёд. И ей казалось, будто кто-то смотрел с этих скал на серые морские волны и ждал, дождаться не мог маленького паруса, сшитого из старого плаща...
Зима принесла холода, туманы и снегопады. Люди вытащили из сараев лыжи и сани, а на вершинах гор появились снежные шапки.
Однажды Бёдвильд услышала, как Нидуд, вернувшись из очередной поездки на остров, сказал старому Хильдингу:
– Крыша в хижине протекает.
Хильдинг ответил:
– Вот и я заметил, что он стал кашлять. Да и дров сжёг больше обычного.
Нидуд сказал:
– Надо будет как-нибудь починить эту крышу. После этого Бёдвильд целый день только и думала, что о дырке в крыше лачуги; и ещё о том, что Волюнд, конечно, сидел прямо под этой дырой, потому что его не пускала слишком короткая цепь. И кашлял, кашлял, уткнувшись лицом в костлявые худые колени...
- Предыдущая
- 61/70
- Следующая
