Пелко и волки (сборник) - Семенова Мария Васильевна - Страница 58
- Предыдущая
- 58/70
- Следующая
Нидуд ещё зашёл в дом, туда, где у него стояли крепко запертые сундуки – Трюд, хозяйка двора, ключи от них всегда носила на поясе. Подняв тяжёлую крышку, Нидуд наугад выбрал несколько колец; толстыми и грубыми были те кольца, – кузнец, выковавший их, привык, видно, делать одни топоры...
Нидуд вновь вышел во двор и сказал:
– Вернусь, подарки привезу.
Лодка быстро бежала вперёд, увлекаемая пятью парами вёсел. Поместившись на носу, Нидуд смотрел то вперёд, на приближавшийся остров, то вниз, в зелёную морскую пучину. Но не камни и не цепкие водоросли высматривал он в колебавшейся воде. О пленнике, попавшем ему в руки, наверняка уже прослышали все окрестные тролли. Не захотят ли они отбить чудо-мастера и заставить его ковать для себя? Что же, меч у Нидуда был всегда наготове...
Старый Хильдинг держал рулевое весло, твёрдой рукой направляя судёнышко к цели. Ярл с юности привык водить корабли, и его не могли перехитрить ни коварные мели, ни камни, великаньими зубами торчавшие из пучины. А уж все воды на несколько дней пути близ Нидудова двора Хильдинг ярл знал не хуже, чем свою постель в длинном доме у конунга. А её, эту постель, он всегда безошибочно отыскивал и трезвым, и пьяным, и даже с закрытыми глазами...
Волюнд лежал на дне лодки, под ногами у гребцов. И смотрел в небо.
Одиноко торчала из бездонных морских глубин голая скала – остров Севарстёд... Ни травинки, ни кустика не росло на чёрных гранитных откосах, лишь местами тронутых пятнами мха... Только чайки, промышляющие рыбой, гнездились здесь на узких уступах, да ещё собиратели птичьих яиц не в добрый час поднялись на эти скалы, выстроили жилище...
Домик, куда решили водворить пленного мастера, стоял на плече исполинского утёса, прислонившись к нему, словно воин, опившийся браги. Стены были сложены из камней. А чтобы не задувал внутрь холодный северный ветер, чья-то рука проконопатила щели мхом.
Когда все полезли по тропинке наверх, Нидуду случилось неожиданно оступиться. Будто живой, выскользнул из-под сапога предательский камень, и конунг упал на руки, больно ушибив локоть. Лишь чудо спасло его от полёта вниз, в стылую воду, плескавшуюся у подножия скал.
Нидуду привиделся в этом нехороший знак. Он сказал, помрачнев:
– Я упал. Видно, удачи мне здесь не будет. Хильдинг, шедший сзади, возразил:
– Ты не упал, конунг. Ты просто коснулся этого острова, подтверждая, что он твой.
Нидуд усмехнулся:
– Ну что же. Пускай будет так...
Кто-то принёс сухого мха и сделал подстилку; Волюнда уложили на этот мох, возле стены, которой служила сама скала. Потом вкатили в хижину камень, тяжёлый, чёрный, с плоской макушкой, и утвердили у очага. Он послужит пленнику наковальней. Рядом сложили кузнечные инструменты, которыми он пользовался ещё на свободе... Когда Волюнд увидел их, его глаза на мгновение оживились. Но тут же потускнели опять.
Нидуд подошёл к нему, позвякивая в ладони своими кольцами. Он сказал:
– Ты будешь жить здесь. Я стану приезжать и привозить тебе еду. Отдохни, если хочешь, и окрепни, а потом начнёшь ковать, что я прикажу. Или, может быть, ты возьмёшься за работу прямо сейчас? Сделай красивыми эти кольца.
Раскрыв ладонь, он показал ему золото. Волюнд молча приподнялся на локтях и отвернулся к стене.
Нидуд остался стоять над ним, задумчиво теребя усы. Правду сказать, этого он ожидал менее всего. Почему-то ему казалось, что Волюнд ещё и благодарить его будет за мягкосердечие...
Старый Хильдинг сказал ему, глядя в огонь, весело потрескивавший между камнями:
– Мы можем заставить его, конунг. Разреши, я попробую...
Но Нидуд покачал головой и ответил:
– Нет. Ты не был с нами в походе, Хильдинг, ты не знаешь. Этим его не согнёшь. Пусть-ка лучше с ним поговорит голод!
Волюнду надели на руки оковы, а на шею – железный ошейник. От ошейника протянули толстую цепь к кольцу, намертво вросшему в стену.
Нидуд сказал ему:
– Мы подождём. Если надумаешь работать, скажи. Минул день, потом другой...
Волюнд неподвижно лежал на своей подстилке, отвернувшись к стене. И молчал.
– По-моему, мы зря дожидаемся, конунг, – на шестой вечер сказал Нидуду Хильдинг ярл. – Может быть, позволишь мне сделать, как я предлагал?
– Нет, не позволю, – сказал Нидуд, сидевший по другую сторону огня. – Мне работник нужен, а не мёртвое тело.
А Волюнд молчал по-прежнему, и было очень похоже, что жизнь в нём постепенно угасала, как пламя костра, в которое забыли подбросить дров... Наконец, на восьмой день, когда в хижине с ним был только Хильдинг, он повернул к нему голову. И тихо проговорил:
– Передай своему вождю, что я буду ковать.
– Я вижу, мало понравилась тебе голодная смерть, когда ты посмотрел на неё вблизи, – с усмешкой ответил старик. – Ты покорился. Это хорошо.
Волюнд сказал:
– Думай так, как тебе больше хочется. И вновь отвернулся к стене...
Выслушав радостную весть, Нидуд поспешил в дом.
– Тебя, что ли, мне всё-таки благодарить? – обратился он к Хильдингу. Ярл отрицательно мотнул головой:
– Он сам признал твою власть над собой, конунг.
Волюнда щедро накормили селёдками с овсянкой: это была добрая пища. Потом Нидуд разомкнул цепь, соединённую с кольцом в стене, и он кое-как подполз к наковальне. В очаг подбросили плавника. Мерно задышали маленькие меха, и воины собрались в кружок, наблюдая за работой...
Когда Волюнда снова посадили на цепь, Нидуд вышел наружу, чтобы всласть полюбоваться ещё горячими кольцами. Никто теперь не признал бы в них тех неуклюжих обрубков, которыми они были ещё накануне! Они блестели такими узорами, что все согласились – равных им найдется не много.
Нидуд вернулся в хижину и сказал:
– Я доволен. Скоро я приеду опять.
– А он всё-таки струсил, твой Волюнд, – сказал конунгу Хильдинг, когда они шли на лодке обратно. – Я-то надеялся, что он умрёт не покорившись, и уже готовился похвалить эту смерть. Но он оказался трусом!
Нидуд ответил, что ему нет особенной разницы, трус или герой станет для него ковать. Но Хильдинг упрямо гнул своё:
– На его месте я остался бы твёрд. Впрочем, мне показалось, что у него были очень нехорошие глаза, когда он со мной говорил. Не задумал ли он чего?
Нидуд ответил:
– У того, кто сидит на цепи, редко бывают ласковые глаза.
И больше они к этому разговору не возвращались. Однако потом, уже дома, когда стихло вызванное подарками веселье, Нидуд конунг сказал так:
– Этот Волюнд и вправду редкостный кузнец, однако человек он, как я погляжу, злой и очень упрямый. Поэтому никто не должен ездить к нему на остров без моего позволения. И вы, родичи, в особенности!
2
Привольно и сыто жилось тем летом в высоком и длинном доме повелителя ньяров! Часто ездил он на остров Севарстёд и всякий раз привозил назад драгоценности, которыми невозможно было налюбоваться. Счастливы были те, кому перепадало что-нибудь из этих сокровищ. Воины смеялись и говорили, что нынче богатства начали рождаться сами собой – успевай только вовремя подставить ладони!
И лишь Хильдинг, седоголовый ярл, хорошо помнивший то время, когда дед Нидуда был молодым воином, – лишь он один становился день ото дня всё ворчливее. Он упрямо отказывался от подарков, не желая иметь ничего, что не было взято в бою его собственным мечом. И вот однажды на пиру он сказал:
– Я вижу, смелые викинги перевелись. По крайней мере в здешних местах!
Конунг спросил его:
– Это ещё почему?
– Потому, – ответил Хильдинг, – что твой отец никогда не покупал того, что мог взять силой.
Нидуд сказал:
– Торговлю никогда не называли зазорной. А то, что мой меч ещё не заржавел в ножнах, это я хоть кому могу доказать. И тебе, Хильдинг, в том числе.
Ярл, улыбаясь, отложил в сторону рог, из которого пил, – простой, обкусанный, не украшенный ни золотом, ни серебром. Разговоры за столом приутихли – люди прислушивались.
- Предыдущая
- 58/70
- Следующая
