Русское варенье - Улицкая Людмила Евгеньевна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/5
- Следующая
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Спасибо, Семен. Мы вам очень благодарны. Не знаю, что бы мы без вас делали!
КОНСТАНТИН. Проклятое электричество…
СЕМЕН. Что всегда, то бы и делали… Восемь заявочек с утра, это точно. Но я говорю – Лепехины у меня в первую голову. Всем говорю. Ну, чего там? (Подходит к уборной.) Ой-ей-ей!
Бульканье, звяканье инструментов, пробивается стрекот пишущей машинки, трели мобильного телефона. Звонит и второй телефон – городской. Елена снимает трубку.
ЕЛЕНА. Да, привет, Сонечка! Нет, мы в городе давно не живем. Городская квартира сдана. Да, англичанин живет. Нет, совершенно не милый. Крыса старая. Чем-то торгует. Нет, нет. Этим Ростислав занимается. Это какой-то его знакомый, братец нам жильца нашел. Спасибо, Сонечка. Нет, испанского я не знаю. Нет, я бы с итальянским не хотела, ну, я забыла уже. С французским – пожалуйста. Можно английский. Сколько? Ты смеешься? Каждый день отсюда тащиться в город за такие деньги? Ну, спасибо, конечно, что вспомнила, но это просто никакое предложение. Совсем никакое… Пока. Спасибо, что позвонила. (Марии Яковлевне) Работу предложили. За пятьсот долларов сидеть в конторе пять дней в неделю с десяти до шести… Перекладывать бумажки и отвечать на телефонные звонки…
Елена вынимает пульверизатор с духами, брызгает на руки, нюхает. Константин принимает позу дерева и замирает.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Ты отказалась?
ЕЛЕНА. Угу… Вообще-то им нужен итальянский и испанский…
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Странно. Испанский – совсем уж лишний язык.
ЕЛЕНА. У нас только Дюдя знает испанский. И мама немного. Да хоть бы и знала – не за пятьсот же долларов…
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Наверное, ты права… Когда я работала в профсоюзах, давали контрамарки в театр, бесплатные путевки…
ЕЛЕНА. Труд без поэзии, без мысли… Ужасно надоела эта проклятая дачная жизнь. Здесь на работу невозможно устроиться… Пора кончать.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Ты хочешь, чтобы мы опять переехали в Москву?
ЕЛЕНА. Нет. В Москву не хочу. Я хочу в Париж…
КОНСТАНТИН (не меняя позы). В Китай… Или в Индию…
По лестнице спускается Лиза с мобильным телефоном в одной руке и плиткой шоколада в другой.
ЛИЗА. Париж – грязный вонючий город! Весь в собачьем дерьме. Французы твои – надутые скупердяи... И Париж твой – дешевка и показуха… Самый фальшивый город на свете. (Набирает номер.) Вера? Новый оператор? Хорошо. Восемнадцать двадцать два. Ближайшие два часа не соединяйте. Нет, только кредитные карточки.
ЕЛЕНА. То ли дело твой Амстердам, да?
ЛИЗА. Да уж конечно, Амстердам повыше стоит… дерьмового твоего Парижа…
КОНСТАНТИН (все еще в позе дерева). В Индию! Всем надо в Индию! В ашрам!
МАРИЯ Яковлевна (замечает шоколад). Лизочка, воздержись!
Раздается грохот, появляется Семен с разбитым бачком. Мария Яковлевна отрывается от огромной миски, в которой что-то размешивает. Снова включается электричество. Константин надевает наушники, кивает в такт неслышимой музыке. Потом, не снимая наушников, идет к холодильнику, снова достает круг колбасы, отрезает большой кусок, жует. Садится за свой стол.
СЕМЕН. А по мне, Франкфурт всего лучше. Я там три года на заработках был… Вообще-то за границей давно уже все в полной комплекции… В Германии с питанием лучше всего мне понравилось. Да и климата нашего не могу одобрить… Конец апреля, а холод собачий… А у них там все цветет, пахнет… тьфу! (Ставит на стол две половины сломанного бачка.) Все, Мария Яковлевна! Гвоздец!
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА ЛИЗА, ЕЛЕНА (хором). Семен!
Лиза принимает миску из теткиных рук и начинает месить. Пробует тесто.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. По часовой стрелке…
СЕМЕН. Конец пришел, говорю. Всему приходит конец. Все сгнило. Вентиль не работает, проржавел. Я заглушку поставил.
ЛИЗА. А если против часовой, тогда что? (Месит против часовой стрелки.)
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА И течь больше не будет?
СЕМЕН. Да чему ж течь? Вы прям как дитя. Я ж говорю, воду перекрыл. Если в кране нет воды, воду выпили жиды.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Семен! Что вы говорите? При чем тут жиды?
СЕМЕН. Десять долларов с вас, Мария Яковлевна.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. За что, Семен?
СЕМЕН. За демонтаж оборудования.
ЛИЗА (облизывает ложку). Тесто вкусное… Мне вообще сырое тесто больше печеного нравится.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Но вы же на прошлой неделе взяли десять долларов за починку!
СЕМЕН. Так я ж вам говорил – чинить не имеет смысла.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. А что же делать?
СЕМЕН. Что делать, что делать… Продавать эту дачу надо. Сгнила вся. Вон, Левинсоны продали. И академик Тришкин.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Тришкин – это такой высокий, на том краю? (Показывает.)
СЕМЕН. Нет, маленький, на том краю (показывает в противоположную сторону). Это который свой гектар нарезал на участки по шесть соток, а только дорожку к своей двери оставил.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Куда же очки задевались?
Елена встает и направляется к себе.
СЕМЕН (почти кричит). Лель, ты говорила, там окно у тебя не закрывается… Могу посмотреть.
ЕЛЕНА. Какой ты резвый, Семен!
Поднимаются по лестнице. Слышны несколько ударов молотка. Новый яростный вопль кошки.
ЛИЗ А. И чего она так убивается?
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Надо ему сказать, чтобы он сделал дверь.
ЛИЗА. Какую дверь, Маканя?
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Дверь в уборную. Во дворе.
ЛИЗА. А вы отсюда снимите и туда навесьте. Я говорю, чего Мурка так орет? А завтракать сегодня будем?
Вынимает плитку, но не успевает ее распечатать.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Лиза! Воздержись! Скоро будем завтракать. Все куда-то разбрелись…
ЛИЗА (выглядывает в окно). Бедная кошка! Сидит на дереве, одна-одинешенька. Мне кажется, она просто залезть залезла, а слезть сама не может.
Константин идет в неработающую уборную, забирает оттуда два рулона туалетной бумаги и выходит во двор, продолжая жевать колбасу. Лиза ест ложкой тесто из миски. Мария Яковлевна в задумчивости грызет яблоко. Лиза ставит чайник на плиту.
ЛИЗА (вслед Константину). Костя, сними Мурку с дерева, а?
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Надо кому-то пойти за творогом…
Лиза молчит.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. На сырную пасху надо три килограмма творогу…
ЛИЗА. Я чайник кипячу.
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. В такие дни обычно быстро разбирают…
ЛИЗА. Я привезла яйца. Я свой вклад яйцами вложила… (Кудахчет, изображая курицу.) МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА Лизик, у тебя просто талант! Ты могла бы стать актрисой, ей-богу…
Продолжая квохтать, Лиза ковыряется рукой под юбкой и вытаскивает оттуда яйцо. В кухню входит Андрей Иванович. Треск пишущей машинки.
АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Ну ты как всегда валяешь дурака, племянница?
ЛИЗА. Нет. Я как раз не валяю дурака. Я на полном серьезе.
АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Н-да… Русский человек любит прикидываться дурачком…
ЛИЗА. Вон Варвара из церкви идет…
АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. А как насчет завтрака?
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Восемь фунтов – это три килограмма творогу, и два фунта сметаны – это восемьсот грамм, и два фунта сливочного масла…
АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Я пройдусь перед завтраком…
Снимает с вешалки старый плащ, шляпу, медленно одевается. В дверях сталкивается с Варварой.
ВАРВАРА. Добрые люди уже отобедали, а у нас еще завтрак не подавали…
МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА. Вавочка, не сходишь ли в магазин за творогом…
ВАРВАРА. Нет, Маканя. Мне надо отдохнуть, я пять часов в церкви отстояла. Сегодня Страстной Четверг.
Треск пишущей машинки замирает. Одновременно появляются Наталья Ивановна и Семен.
- Предыдущая
- 4/5
- Следующая
