Не плачь, моя леди - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 23

Как-то вечером, года три назад, когда Лейле пришлось неожиданно уехать доснимать эпизоды, Тед повез Элизабет в «Кэннери». Они просидели там несколько часов, болтая; он рассказывал, как гостил летом в детстве на Монтеррее, у бабушки с дедушкой, о самоубийстве матери, ему тогда исполнилось двенадцать лет, о том, как презирал отца. Об автомобильной катастрофе, унесшей жизни его жены и ребенка. «Я не мог ни работать, ни жить, – говорил он. – Около двух лет ходил точно зомби. Если б не Крейг, пришлось бы передать управление нашей фирмой кому-нибудь еще. Крейг руководил вместо меня. Стал моим рупором. Практически стал мной!»

На другой день Тед обронил: «Ты слишком хорошо слушаешь».

И она поняла: ему неловко, что он так разоткровенничался с ней.

Подождав, пока почти закончился «час коктейлей», Элизабет вышла из бунгало. Шагая по тропинке к особняку, она приостановилась, наблюдая спектакль на веранде: ярко освещенные окна, красиво одетые люди, группками по двое-трое, потягивающие фальшивые коктейли, разговаривают, смеются, расходятся, сбиваются в новые группки…

От сверкания звезд на черном небе захватывало дух; искусно размещенные фонари освещали тропинку, подсвечивая цветы на кустах; ласковый, мирный плеск океана; а позади особняка высился черный массив бани: черное мраморное сооружение, играющее бликами отраженного света.

Где же мое место? – гадала Элизабет. Когда она снималась в Европе, легче забывалось одиночество, отчужденность от других людей, которая давно стала реальностью ее существования. Как только фильм отсняли, она кинулась домой, уверенная, что дом станет раем, знакомый Нью-Йорк – желанным утешением. Но не прошло и десяти минут, как ее безумно потянуло уехать, и, как утопающая за соломинку, она ухватилась за приглашение Мин. Теперь снова считает часы до возвращения в Нью-Йорк, к себе. Такое чувство, словно дома у нее нет нигде.

Станет ли суд очищением для ее чувств? Раскрепостит ли осознание того, что она способствовала возмездию убийце Лейлы? Позволит ли пробиться к другим людям, начать новую жизнь?

– Извините. – На нее чуть не налетела молодая пара.

Она узнала теннисиста-профессионала и его подружку. Сколько уж она загораживает им дорогу, не давая пройти?

– Простите, замечталась.

Элизабет отступила, и парочка, вежливо улыбнувшись, прошла. Элизабет медленно двинулась за ними на веранду. Официант предложил ей напитки, и Элизабет, взяв бокал, быстро отошла к дальним перилам: к светским разговорам не тянуло.

С ловкостью бывалых хозяев вечеринок среди гостей скользили Мин и Хельмут. Мин, очень эффектная в воздушном шелковом платье, с висячими бриллиантовыми серьгами. Немного удивившись, Элизабет обнаружила, что Мин, оказывается, тонкая как тростинка. Но пышная грудь и властные напористые манеры создавали иллюзию величественной полной дамы.

Хельмут, как всегда безукоризненный, в синем шелковом пиджаке и светло-серых фланелевых брюках, источал обаяние, склоняясь к ручкам гостей, приподнимая безупречную дугу брови – безукоризненный джентльмен.

Почему все-таки он ненавидел Лейлу? За что?

Сегодня столовая была убрана в персиковых тонах: кремово-золотистые скатерти и салфетки, в центре столов – кремовые розы, фарфор «Ленокс» с изящным золотисто-персиковым рисунком. Столик Мин накрыт на четверых. Подойдя, Элизабет увидела, как метрдотель, дотронувшись до руки Мин, показал на телефон.

Вернулась Мин раздраженная. Тем не менее ее приветствия были искренними.

– Элизабет, наконец-то! Хоть немного смогу с тобой посидеть. Я-то готовилась устроить для вас с Сэмми приятный сюрприз, она вернулась раньше. Но видно, она не заметила моей записки и еще не знает, что ты тут. Я ее пригласила за наш столик, но она только что позвонила – не придет, неважно себя чувствует. Я сказала ей, ты здесь, и после обеда она зайдет к тебе в бунгало.

– Она больна? – встревожилась Элизабет.

– Да нет. Всего лишь долгая поездка в машине. Но поесть ей все-таки нужно. Зря не пересилила себя. – Мин явно хотелось сменить тему.

Элизабет наблюдала, как тренированным оком Мин окинула столовую. Горе официанту, который провинился: стукнет посудой, прольет что-то или заденет гостя. Элизабет вдруг задумалась: как не похоже на Мин приглашать Сэмми за свой столик. Неужели догадалась, что у Элизабет есть особая причина для встречи с Сэмми, и желает узнать какая?

А Сэмми, проницательно разгадав ловушку, ловко избежала ее?

– Ой, простите, что опоздала! – пропела Эльвира и выдернула кресло, не дав официанту помочь ей. – Мне делали специальный макияж уже после того, как я оделась к обеду, – сияя, сообщила она. – Как вам? Нравится?

На Эльвире было строгое бежевое платье, расшитое замысловатыми узорами из коричневых бус, на вид очень дорогое.

– А платье у вас в бутике купила, – тут же доложила она. – У вас столько всякой красоты. Накупила косметики, продавщица посоветовала какой. Такая любезная.

Когда к столику подошел Хельмут, Элизабет, забавляясь, следила за лицом Мин: сесть за их столик разрешалось только по специальному приглашению. Этот нюанс от миссис Михан ускользнул. Мин могла бы оправить ее и пересадить за другой столик, но миссис Михан занимала самое дорогое бунгало на Спа, покупала все, что попадалось на глаза, и обижать ее было бы глупо.

– Вы очаровательно выглядите! – Губы Мин тронула натянутая улыбка. – Завтра я лично помогу вам выбрать еще платья.

– Вы такая любезная! – Эльвира играла со своей брошью. Она повернулась к Хельмуту. – Барон, я еще раз прочитала вашу рекламу. Ту, в рамке, в бунгало.

– Вот как?

Интересно, это просто игра воображения Элизабет, или Хельмут и вправду чуть подобрался?

– Позвольте вам сказать, все, что вы пишете про курорт, – истинная правда! И до чего красиво!

«Через неделю жизни тут вы будете чувствовать себя свободно и безмятежно, как бабочка, парящая на облаке!»

– Да, что-то в этом роде.

– Но вы ведь сами сочиняли? Вы мне так говорили?

– Нет, я только помогал. Мы обращались в специальное агентство.

– Чепуха, Хельмут! Миссис Михан реклама явно понравилась, и она согласна с ней. Да, миссис Михан, мой муж – натура творческая. Он сам сочиняет ежедневные приветствия для гостей, и десять лет назад, когда мы преобразовали отель в курорт, реклама агентства ему не понравилась, и он переписал все сам. Реклама завоевала много призов, поэтому мы и повесили по экземпляру в каждое бунгало.

– Она конечно же привлекает сюда всяких знаменитостей, – заверила Эльвира. – Вот бы мухой на стенке стать, чтоб услышать их всех… – Она засияла улыбкой. – Или бабочкой, парящей на облаке!

Они лакомились низкокалорийным муссом, когда Элизабет осенило, до чего же ловко Эльвира выкачивает информацию из Хельмута и Мин. Они рассказывали ей истории, которые даже Элизабет никогда не слышала: об эксцентричном миллионере, который на день открытия курорта прикатил на велосипеде, а его «роллс-ройс» величественно ехал следом; про то, как присылали специальный частный самолет за бриллиантовым украшением, забытым одной из четырех жен шейха на столике у бассейна…

И когда уже все выходили из-за столика, Эльвира напоследок спросила:

– А кто был у вас самым-пресамым интересным гостем?

Без колебаний и даже не обменявшись взглядом, в один голос оба ответили:

– Лейла Ла Салле.

Почему-то Элизабет вздрогнула.

Ни на кофе, ни на музыкальную программу Элизабет задерживаться не стала. Добравшись до своего бунгало, она тут же позвонила Сэмми. Трубку не брали. Недоумевая, Элизабет набрала номер приемной.

В голосе Сэмми, когда ответила на звонок, слышались нетерпение, взволнованность.

– Элизабет, я чуть в обморок не грохнулась, когда Мин сказала, что ты здесь. Нет-нет, со мной все в порядке. Я здорова. Сейчас зайду.

Через десять минут Элизабет распахнула дверь и обняла хрупкую женщину, страстно преданную Лейле, делившую с ней последние десять лет ее жизни.