Предатель крови - Хенди Барб - Страница 40

В ее прикосновении не было ни сердечности, ни тепла. И все же Малец знал, что не сумел бы на нее воздействовать, если бы этих чувств не было в глубине ее души. Он испытал боль утраты, на миг затосковав по материнской ласке, по теплу сестер и братьев, ночами прижимавшихся к нему во сне… а Эйллеан между тем уносила его прочь из селения.

Она собиралась в путь не одна. Остановившись в лесу, она ждала, когда спутник присоединится к ней.

Бротандуиве.

«Пес во Тьме» был одет так же, как Эйллеан, и над широкой повязкой, прикрывавшей нижнюю часть лица, были видны только его большие глаза и переносица. Но Малец увидел его лицо целиком в памяти Эйллеан и отметил, что его тонкие губы почти всегда сурово сжаты. Судя по серебристым волосам, Бротан был стар, хотя и немного моложе Эйллеан. Ростом на полголовы выше женщины, он был высок даже для эльфа и более плотного сложения, чем большинство его соплеменников.

Малец ощутил в нем глубоко скрытое смятение — словно Бротан устал от жизни и разочарован своим местом в мире. От этого ощущения Мальцу стало одиноко и неуютно в обществе анмаглахков, хотя с Эйллеан все же было полегче.

Путешествие их было долгим. Пройдя через эльфийские леса, они углубились в горы, безлюдные и холодные. Спутники Мальца почти не разговаривали в пути — то ли им было нечего сказать друг другу, то ли их тайные мысли были настолько схожи, что они не нуждались в словах. Малец потерял счет дням и ночам. Он дрожал на руках у Эйллеан — она несла его, потому что снег зачастую был чересчур глубок для его коротких щенячьих лап. Перевалив через горный хребет, путники углубились в поросшие лесом подножия гор, намеренно держась в стороне от дорог, которые теперь встречались намного чаще. Наконец на исходе одной из ночей они достигли места назначения, и Малец тотчас узнал его — это были озеро и замок из воспоминаний Эйллеан.

На четырех угловых башнях замка жарко пылали огни, и впервые в жизни Малец учуял запах разложения и смерти. Этот тошнотворный запах не только уязвил его обоняние, но и, казалось, обжег внутренности.

Обойдя озеро по берегу, эльфы оставили по левую руку замок и видневшиеся за ним городские дома и остановились на краю леса. Бротан молча ждал, а Эйллеан между тем одной рукой прижала к себе Мальца и достала из-под куртки серебряное зеркальце. Потом она запрокинула голову, и Малец, проследив за ее взглядом, тоже посмотрел на яркую луну, сиявшую на безоблачном ночном небе.

Эйллеан поймала зеркальцем лунный свет; затем повернула сверкающий овал к берегу озера. Мальцу казалось невозможным, чтобы столь призрачного лучика хватило для целей Эйллеан, однако женщина продолжала свои действия, покуда в одном из домов, в окне верхнего этажа не мелькнули три ответные искорки. Дом был тот самый, который Малец видел в воспоминаниях Эйллеан. А вскоре из глубины леса донеслись едва слышные, приближавшиеся к ним шаги.

К ним вышла молодая эльфийка в черном плаще. Малец сразу же разглядел ее сходство с Эйллеан. Ее длинные серебристые волосы были распущены и шелковым облаком окутывали стройную гибкую фигуру. Янтарные глаза молодой женщины были так же бесстрастны и суровы, как и у ее матери. Эйллеан протянула ей Мальца и сказала на языке эльфов:

— Куиринейна, дочь моя… это для мальчика.

Куиринейна (что в переводе означало «Сердце водяной лилии») приняла у нее Мальца, и он сразу же ощутил, насколько прикосновения ее рук отличаются от бесстрастных касаний Эйллеан. В них была затаенная нежность, и она лишь усилилась, когда в мыслях молодой женщины промелькнул образ ее сына. Она звала мальчика иначе — Лисил.

— Благодарю тебя, — сказала она вслух. — Быть может, такой друг поможет ему сохранить разум и личность перед лицом того, что мы вынуждены с ним творить.

— Ему предстоит исполнить важную миссию, — резко ответила Эйллеан. — И он справится с ней, только если вырастет, не соприкасаясь с образом жизни и обычаями нашего народа. Этот щенок отчасти возместит мальчику то, чего он лишен, однако же продолжай обучать его всему, что знаешь сама, и не щади его. Милосердие — недопустимая слабость, если мы хотим, чтобы он в полной мере овладел ремеслом своего отца и проникся духом нашей касты.

Малец насторожил уши. Он не понимал, что стоит за этими словами. В мыслях Куиринейны пронеслась вереница кратких образов, но молодая женщина так поспешно отогнала их, что Малец успел различить немного. Только кровь и смерть, окровавленные клинки и тишина во тьме. Он замер, не смея шелохнуться.

Эти трое принадлежали к клану анмаглахков, и однако же они вели речь о замысле, который не был известен никому из их сородичей. Тайный заговор казался неуместным, немыслимым среди тех, кто призван был хранить народ эльфов.

— Я в этом не уверен, — негромко заметил Бротан. Эйллеан развернулась к нему.

— Я высказалась за тебя, когда пришло твое время присоединиться к нам в этом деле… стать участником нашего замысла. Нам нужен иной путь, нежели тот, которым требует идти Вельмидревний Отче в своем застарелом страхе. Если ты сомневался в нашей правоте, надо было сказать об этом до того, как ты стал одним из нас.

— Довольно, мама, — сказала Куиринейна. — Бротан лишь высказал сомнения, которые иногда обуревают и нас. И как бы сильно ни нуждались мы в ином пути, орудием в достижении нашей цели предстоит стать моему сыну. Мое сердце ежеминутно разрывается от боли за него.

Эйллеан медленно покачала головой и ничего не ответила дочери.

— Вельмидревний Отче ждет уже много лет, — сказал Бротан, обращаясь к Куиринейне. — И все меньше верит доводам, которые мы приводим ему, объясняя, почему ты до сих пор не устранила Дармута.

— Мои доводы все те же, — отозвалась она. — Это правда, что смерть Дармута ввергнет провинцию в хаос, однако же прочие провинции Войнбрдов по-прежнему опасаются начать открытую войну друг с другом. А ведь Вельмидревний Отче желает именно войны, а не просто грызни за бесхозную провинцию.

— Рано или поздно такой ответ Вельмидревнего Отче не устроит, — сказала Эйллеан.

— Значит, придумайте что-нибудь еще, — бросила Куиринейна. — Если всеобщая война между людьми должна начаться именно здесь, то Дармуту надлежит умереть тогда, когда беспорядки вспыхнут во всех провинциях Войнордов. В противном случае его тут же заменит кто-нибудь из его собственных нобилей.

Бротан покачал головой.

— Это мы уже обсуждали…

— Ну так обсудите еще раз! — отрезала Куиринейна. — Пускай Вельмидревний Отче продолжает думать, что единственное наше спасение — натравить людей друг на друга. Он упорно стремится ослабить их, потому что страшится, что в будущем они могут стать слугами и солдатами того древнего чудовища, которое, по его мнению, непременно вернется в мир.

— Может быть, он и прав, — заметил Бротан. — Я вот только хотел бы понять, так ли необходимо выбирать между его и нашим путем. Ослабить людей — тоже, пожалуй, вполне разумный выход.

— Так нам, значит, нужно тыкать ножичками в тело невидимого чудовища, вместо того чтоб одним ударом отрубить ему голову? — гневно вопросила Эйллеан. — Бротан, мы уже обсудили это тысячу раз, еще до того, как ты стал одним из нас! Мы должны подготовить Лисила к тому, чтобы он отсек голову чудовищу!

— Это тело отнюдь не невидимо, — возразил Бротан. — Оно является нам в виде человеческих орд, которые заполонили уже весь мир. Что до головы, ее-то как раз никто не видел. Нам ничего не известно про того древнего врага, о котором вечно твердит Вельмидревний Отче…

— Потому что он ничего не хочет нам рассказывать, — закончила за него Куиринейна. — И весь наш клан, кроме нас, все так же слепо верит ему и следует за ним.

Мальца охватила дрожь. Эти трое замышляли убить невидимого врага из давнего прошлого, хотя и понятия не имели, на что замахнулись. Им известно было только, что их патриарх страшится возвращения этого врага и что людям предстоит стать его боевой силой. Малец понял, с чем играют они в своем невежестве.