Падающая Звезда - Гаррисон Гарри - Страница 37
- Предыдущая
- 37/68
- Следующая
– Все в порядке, – наконец объявил Брон.
– Будем начинать, – ответил Патрик. – Я не могу тебе чем-нибудь помочь?
– Нет. Пока вроде бы нормально. Этот двигатель теоретически довольно прост. Урановая пыль заключена в неоновых вихрях, находящихся внутри ламп. Кварцевые трубы, в которых содержится эта смесь, окружены слоем водорода с примесью вольфрама, чтобы увеличить теплостойкость. Водород сдерживает нагревание плазмы урана-235, который медленно нагревается до 23 000 градусов по Кельвину. При этом нагревается и сам водород. В результате он вырывается из реакционной камеры. Это последний этап перед стартом: остается лишь включить турбонасосы во вторичной водородной петле…
Брон замолчал на полуслове – раздался какой-то звонок, и на пульте зажглись красные огоньки. Элай быстро защелкал выключателями.
– Так и должно быть? – спросил Патрик.
– Нет, так быть не должно, – ответил Элай, причем зубы его обнажились в довольно зловещей ухмылке. – Старт пока что откладывается. Что-то не в порядке.
Оба одновременно посмотрели на табло Полетного Времени. 13:03.
Оставалось меньше одиннадцати часов до того момента, когда орбита приведет «Прометей» в соприкосновение с атмосферой.
– Что не так? В чем дело?
– Я еще не знаю. – Элай ввел программу в компьютер, и на дисплее появилась восьмицветная диаграмма всех схем и узлов. – Тут пять двигателей, работающих как одна система. Они гораздо ближе связаны между собой, чем двигатели химического типа. И вот какой-то один, видимо, вышел из строя. Постараюсь определить, в чем дело. Патрик, ради Бога, не дергай меня. Я должен разобраться в этом один.
– Хорошо, я буду в пилотском отсеке. Если буду нужен, вызовешь меня по интеркому.
Оттолкнувшись, Уинтер взмыл вверх. В отсеке экипажа он увидел, что Сальников лежит (а точнее, висит, удерживаемый ремнями безопасности) на кушетке. Патрик хотел к нему обратиться, но Коретта поднесла палец к губам и поманила его к себе.
– Григорий спит, – прошептала она. – И не надо его будить. Он в не очень хорошем эмоциональном состоянии. Усталость и нервное напряжение сказались. Пришлось дать ему снотворное. Я сказала, что это транквилизатор. Он не хотел, поэтому я тоже сунула в рот две пилюли, но сумела потихоньку их выплюнуть.
– Насколько он плох? – спросил Патрик, глядя на спящего.
– Пока трудно сказать. На Земле я бы ответила на ваш вопрос, но здесь другое дело. Полагаю, он достаточно устойчив – иначе русские не включили бы его в состав экипажа.
– Это ничего не значит. Согласно докладу, который мне удалось прочесть. Сальников – единственный специалист по микроволновой трансмиссии, который хоть как-то годился для полета. Я подозреваю, что его отправили в космос чуть ли не насильно.
– Если это так, то многое становится ясным. И физические данные, и характер Сальникова мало пригодны для работы в космосе. Но он нам понадобится, когда мы выйдем на орбиту. После смерти полковника Григорий – единственный, кто может собрать генератор. Надеюсь, что, отоспавшись, он придет в себя и сможет работать. А когда ему будет чем себя занять, проблем с ним не возникнет.
– Спасибо, Коретта. Вы правы. Если от меня потребуется помощь, скажите.
– Дело в том, что он не любит принимать лекарства.
– Я могу ему приказать. Имею на это право.
Патрик направился к пилотскому отсеку, но Коретта ухватила его за рукав.
– Минуточку. Между прочим, вы тоже мой пациент.
– Что, пилюлю? – угрюмо спросил он.
– Нет, вам нужно поесть и попить. И захватите что-нибудь для Нади.
– Конечно, спасибо. Стоило вам напомнить, и я понял, что умираю от голода и жажды.
Уинтер взял пластиковые коробочки и бутылки и присоединился к Наде. Пристегнувшись к кушетке, передал ей провизию.
– Приказ доктора. Надо перекусить.
– Спасибо, я хочу только пить.
– Надо и поесть.
Патрик заставил себя съесть почти весь тюбик с пастеризованным рагу, отложив сеанс связи с Центром на потом.
– С двигателем неполадки, – сказал он Наде.
– Не может быть! Неужели опять?! – в ужасе воскликнула Надя, прижав руки к груди.
– Мне очень жаль, – сказал Патрик, беря ее за руку. Кожа у Нади была прохладной. – Надеюсь, ничего серьезного. Элай занимается проверкой…
– «Прометей», «Прометей», вас вызывает Центр управления полетом.
– Привет, Флэкс. Это Патрик. Докладываю: неполадки с ядерным двигателем. Проверка прошла успешно, но при попытке запуска на пульте загорелись красные лампочки.
После короткой паузы Флэкс, усталый и нервничающий не меньше, чем астронавты, спросил:
– Вы выяснили, в чем дело?
– Нет. Доктор Брон как раз этим занимается. На месте ли ваши специалисты по ядерным двигателям? Они могут нам понадобиться.
– Разумеется. Все здесь. Они спрашивают, не можете ли вы передать нам данные по состоянию двигателя?
– Роджер. Сейчас сделаю.
Компьютер корабля занес в память все действия, предпринятые Броном во время проверки и подготовки ядерного двигателя к старту. Со своего пульта Патрик вызвал из памяти эту информацию и одним нажатием кнопки отправил ее в Центр управления полетом. В это время запищал интерком. Трубку взяла Надя и тут же коснулась плеча Уинтера.
– Да? – обернулся он к ней.
– Это был Элай. Кажется, он понял, в чем дело. Я сказала ему, что вы на связи с Центром, и он идет сюда.
Патрик кивнул и снова повернулся к компьютеру.
– Центр управления полетом, имею новую информацию. Сейчас с вами будет говорить доктор Брон. Судя по всему, он установил причину сбоя.
– Еще бы, – сказал Элай, влетая в пилотский отсек. Он увидел в руках Нади бутылку с водой и внезапно почувствовал, как сухо у него во рту. – Можно отхлебнуть? Спасибо.
Он выпил половину содержимого, вздохнул и вернул бутылочку Наде.
– Плохи дела, Патрик. Совсем никуда. Я свяжусь с нашими ребятами в Центре, и они воспроизведут ситуацию у себя на макете, но я уверен, что мой диагноз правильный. Ты знаешь, что сердце ядерного двигателя – тяжелые кварцевые трубки. Вот почему такие двигатели еще называют реакторами лампового типа. Кварц – материал прочный, и двигатель надежно защищен от перепадов температуры. Но погоколебания и аварийное отделение корпуса ракеты даром не прошли…
– Удар?
– Вот именно. Ведь кварц, по сути дела, – то же стекло. Очевидно, во время попытки отделения ступени был сильный удар. По-моему, одна из трубок разбита.
– А заменить ее можно? Элай горько рассмеялся.
– Заменить? Даже если бы у меня была запасная трубка, в космосе ничего бы не получилось. Нет уж, если трубка действительно повреждена, надеяться не на что. Двигатель не включится.
– Но что-то нужно предпринять. Мы обязаны попытаться, – настаивал Патрик.
– Что ты предлагаешь?
– Давай посмотрим на двигатель собственными глазами и попробуем разобраться, в чем там дело. Потом передадим в Центр полные данные. Пусть они прикинут, что можно сделать.
– Ах, Патрик, ну и оптимист же ты, сукин сын. После напряженной продолжительной работы Элай как-то скис, ссутулился, стал как бы меньше ростом.
– Нет, дело не в оптимизме, просто я работаю так, как меня учили. Существуют различные программы на случай любых непредвиденных обстоятельств. У нас серьезная проблема, но явно недостаточно информации. Придется выйти в открытый космос и на глаз определить, в чем неисправность. Так и будем действовать. У нас остался всего один исправный жизнеобеспечивающий шланг. Ты им и воспользуешься. Пойдем, надо одеваться.
– Стоп, не так быстро. Я никогда не работал в открытом космосе и, уж во всяком случае, не собираюсь приступать к этому делу без подстраховки. У тебя гораздо больше опыта, ты сможешь все сделать быстрее…
– Я не физик-ядерщик. Это твоя специальность. Ты участвовал в создании этого двигателя – сам нам об этом неоднократно рассказывал. Так что, наверное, разберешься во всем с первого взгляда. – Уинтер направился к стенному шкафу и вдруг обернулся, потрясенный неожиданной догадкой. – Слушай, ты что, просто боишься?
- Предыдущая
- 37/68
- Следующая