Жаркая ночь - Маккена Шеннон - Страница 58

– В понедельник после обеда в церкви Святой Марии. Нам еще нужно купить… Эй, Эбби! Да что это с тобой?

Эбби потерла глаза, и расплывчатое пятно медленно превратилось в лицо Кати.

– Что ты сказала?

– Ты, случайно, не заболела? – заботливо осведомилась Кати. – Нет, только не это. За день до открытия… Бриджет будет вне себя!

Эбби покачала головой:

– Не волнуйся так, я просто не выспалась. Кати взгромоздилась на край стола Эбби.

– Ладно, поверю. Только что мне позвонила Гвен, секретарша мисс Клейборн: похороны Элани в понедельник в пять. Я всех ставлю в известность, что мы собираем по десять долларов на цветы. Деньги сдавать мне.

Эбби быстро достала чековую книжку и выписала чек:

– Вот, возьми. Значит, в понедельник после обеда. – Она выпрямилась. – Подожди, если патологоанатом вернул тело, значит, они, должно быть, уже сделали вскрытие и, надеюсь, узнали хоть что-то о мерзавце, который убил ее.

Кати нахмурилась:

– Может быть…

Врожденное упрямство подвигло Эбби задать вопрос, ответ на который она знала наперед:

– Ты считаешь, что Элани покончила с собой?

Кати отвела глаза в сторону, и Эбби все поняла без слов.

– Бедная Эбби дошла до ручки – так?

– Нет, не так. – На этот раз Кати говорила совершенно серьезно. – Дело не в том, что мы не верим тебе. Я, например, верю, но факты упрямая вещь. Элани задерживалась в обеденный перерыв, опаздывала на работу, стала худеть на глазах. Она сделалась такой рассеянной: мне с трудом удавалось покрывать ее. Все это черты типичной депрессии, когда люди перестают беспокоиться о работе и теряют интерес к повседневной жизни. Я видела перечень симптомов в брошюре в офисе моего психоаналитика: у Элани они все были в наличии… Но я что-то разболталась, а мне еще нужно каждому сообщить про понедельник и позвонить насчет цветов. Обязательно дай знать, если тебе потребуется какая-нибудь помощь, поняла, Эбби? Я говорю совершенно серьезно.

– Спасибо, Кати, ты просто чудо.

Едва Кати вышла, как на столе тут же зазвонил телефон, и Эбби подняла трубку.

– Привет, это Люсьен.

– О! – Эбби потребовалось приложить немалое усилие, чтобы переключиться с мыслей о Зане, которые всегда создавали кавардак в ее голове. – Привет! Как поживаете?

– Спасибо, прекрасно. Надеюсь, вы уже подумали о моем предложении.

Она не подумала. И без того у нее есть много чего, о чем стоит переживать. Впрочем, что тут такого – она же не собирается выходить за Люсьена замуж или ложиться с ним в постель. Всего лишь ужин, несколько танцев, небольшая беседа.

«Каждый раз, когда он дотронется до тебя. Каждый раз, когда он посмотрит на тебя. Вспоминай… об… этом. Когда я – в тебе. Как трахаю тебя».

Она вскочила, ее сотрясал озноб. Ничего себе! Околдовал он ее, что ли?

– Да! – выкрикнула она. – Я согласна.

– Отлично! Где и когда?

– В музее меня нетрудно найти, я целый день на работе.

– Отлично. Кстати, как продвигается ваше расследование?

– Пока никак. – Эбби поежилась. – Давайте больше не будем касаться этой темы. Это больно, только и всего.

– Конечно, я понимаю, – тихо сказал Люсьен. – Тогда до завтра.

Эбби положила трубку. Она была так занята своими дурацкими любовными переживаниями, что и не помнила о своем так называемом расследовании.

Выйдя из своего офиса, Эбби осмотрелась. Никто не следил за ней, и она поспешно проскользнула в офис Элани. Бриджет и Питер уже начали проводить собеседования с кандидатами на место Элани, но никто не удосужился навести порядок в ее офисе. В итоге на долю Эбби выпало осуществить мрачную церемонию упаковки вещей Элани, а потом отвезти их, вероятно, к ее матери. В общем, что-то нужно было сделать, и сделать немедленно.

Ящики стола Элани были забиты аккуратно разложенными канцелярскими принадлежностями, полки заставлены папками. Почетное место на столе занимала фотография в серебряной рамке: на снимке, сделанном на последнем торжественном вечере в прошлом году, Элани и Эбби, порозовевшие от шампанского, стояли, обнявшись, и, надо признать, они смотрелись очень неплохо в своих роскошных вечерних платьях. Да и сам тот вечер был на редкость хорош.

Сглотнув, Эбби начала рыться в ящиках и в самом нижнем обнаружила пурпурную сумку, куда была умело уложена спортивная одежда.

Еще в ящиках лежало несколько книг и испано-английский разговорник с торчащим из страниц чеком. Внутри остался чек. По нему Эбби определила, что Элани сделала покупку за неделю до своей смерти.

Странно. Она никогда не слышала, чтобы Элани интересовалась Испанией.

Расстегнув молнию на спортивной сумке, Эбби стала паковать в нее вещи: книги, фотографии, авторучку, запасы шоколада «Годива», две пары золотых серег и кашемировый кардиган.

Свое фото с Элани она сунула к себе в карман, после чего, захватив сумку, вышла в коридор.

И тут же до нее донесся голос Бриджет:

– Наплевать, что у нее сейчас трудное время! Если она не справляется с работой, пусть ищет себе другую, где требования ниже. Я не жестокосердна, но после ее недавней вспышки даже Питер был вынужден признать, что мы просто не можем рисковать нашим…

Эбби повернула за угол, и голос пропал.

Итак, ее увольняют.

Посмотрев на часы, Эбби вздохнула. Уже почти семь, а она здесь с шести утра, и прошлую ночь проторчала до трех утра, стараясь утвердить почву под ногами и доказать свою преданность.

Судя по всему, теперь над ее усилиями можно только посмеяться.

К черту все! Она слишком устала, чтобы выслушивать весть об увольнении. Подождут до завтра, если им это так необходимо.

Подхватив сумку Элани, Эбби направилась к выходу из музея. Снаружи тучи висели низко и грозили дождем, поэтому она, стоя на ступеньках, стала прикидывать, что делать дальше. Почему бы не отвезти вещи Элани сразу к ее матери? Может, та знает что-то о результатах судебной экспертизы?

Едва эта мысль пришла ей в голову, как Эбби тут же решительно направилась к автобусу.

Мать Элани занимала целый этаж пентхауса в элитной высотке на набережной, и к тому времени как Эбби добралась туда, она не раз пожалела, что не взяла такси. Начал накрапывать дождь, порывистый ветер разметал французскую укладку, превратив ее в торчащие во все стороны космы, и теперь она слишком явно напоминала помятую бродяжку.