Степные боги - Геласимов Андрей Валерьевич - Страница 4
- Предыдущая
- 4/13
- Следующая
Но ничего не видно, потому что кровь заливает глаза. И ногам от стерни больно.
Солнечный луч переполз на макушку. Туда, где волосы уже колючие совсем.
Михайлова тетка Наталья во сне оглядывается по сторонам, манит пальцем.
Подбежал.
Говорит: «Дай-ка, я тебя поглажу чуток. Волосы у тебя – как у Митьки маво. Жесткие. А чего на лбу-то?»
Опустил голову.
«Стукнулся, не пойму, ли чо ли?»
Потрогал пальцем набухшую коросту. Мягкая еще. Никому взрослым не говорил, но тут почему-то решил – можно.
«Ребята вчера прут в поле нашли. В землю закопанный. Один конец наружу торчал. Оттянули, а потом позвали меня. Сказали в „чижа“ играть. Я подошел, они отпустили».
«Так ты зачем пошел-то?»
«Не звали они меня никогда».
Луч соскользнул с Петькиной головы и уперся в стену. На стене гвоздем нацарапано: «Гитлер – пизда». Прямо в кружке солнца.
А в Петькином сне бабка Дарья гремит своими горшками в подполье.
«Слышь, дед, Наталья чего учудила. Леньку-то этого Козыря сегодня чуть не захлестнула совсем. Поймала за огородами и вожжами его».
«Сбесилась баба, – говорит дед Артем. – Михайловская порода. Откуда их к нам только черти приташшили?»
Петька снова вздрогнул в своем неспокойном сне, зашипел, судорожно потер нос и затих. Снаружи долетел скрип ворот. Глухо стуча копытами, во двор вошла Звездочка.
– Мать! – закричал дед Артем, не успев спрыгнуть с телеги. – Мать! У меня спирт украли! Ети его! Нету спирта!
– Петька! – шептал Валерка и теребил спящего Петьку за плечо. – Слышь, Петька! А чего это у тебя, а? Кто это?
Петька открыл глаза и посмотрел на склонившегося над ним Валерку. Из носа у того черной полоской сочилась кровь. Время от времени он вытирал ее подолом рубахи, но чаще просто швыркал носом и продолжал толкать Петьку в плечо.
– Кто это, Петька? Кто это у тебя?
– Ленька побил? – сонным голосом спросил Петька.
– Нет. Сама опять побежала, – Валерка хлюпнул носом и потянул волчонка за шерсть. – Ты где его взял?
Кровь у него бежала всегда. С самого рождения. Даже после того, как его мамка перестала работать учетчицей на шахте и перебралась с его отцом в Разгуляевку.
А до этого она записывала тачки с углем. До самых родов. Чумазые рабочие смеялись и говорили: «Ты пузо-то свое посчитала? У тебя там как раз еще на одну тачку». Она в ответ всегда говорила что-нибудь дерзкое и смешное, так что они ухмылялись, и у них в глазах просыпался интерес к ее совсем еще маленькой груди под пыльным сарафаном.
Потом родился Валерка, и его назвали как Чкалова. Надеялись, что будет летать. Но у него из носа шла кровь. Как почти у всех, кто спускался в шахту. Говорили, что это все из-за газа – что там внизу какой-то очень вредный газ. Но Валеркина мамка вниз никогда не спускалась. Она целый день стояла там, где грузили вагоны. Пыль столбом – нечем дышать. И грохот.
В тридцать восьмом Чкалов разбился, и почтальон дядя Игнат как-то по пьяни брякнул Валеркиной мамке: «Ну все, бляха-муха, Валерка твой тоже теперь не жилец. Зря так назвали». Валеркин батя догнал тогда дядю Игната уже на улице и стукнул его головой об завалинку: «Не хер языком трепать, старый пень». Но кровь носом у Валерки бежала все чаще. Особенно после того, как в сорок втором на отца с Волги пришла похоронка.
А самого дядю Игната на фронт не взяли. У него была «бронь». Петька всегда усмехался, когда слышал про это. Для него «бронь» – это танк «Клим Ворошилов». Экипаж пять человек, четыре пулемета, пушка и броня до ста миллиметров. А где у дяди Игната такая броня? Толщиною почти с кирпич. На жопе, что ли? Или на его почтовой телеге?
Но дядя Игнат был живой, а Валеркиного отца убили. И сам Валерка становился все бледней и бледней.
– Ты где его взял? – повторил он, подхватывая волчонка на руки.
– Пограничный пес, – потянувшись всем телом, сказал Петька. – Его отец вчера поймал нарушителя. Чуть не загрыз. А мне от него щенка дали.
– Зачем? – Валерка опять шмыгнул носом. Глаза у него от удивления стали совсем круглые.
– Чтобы я его вырастил и пришел к ним на заставу служить. Им нужны настоящие пограничники.
– А я?
– Такое фуфло они не берут. Бегай со своим Ленькой – лови Гитлера.
– Да мы без Леньки…
– Ага, заливай, – усмехнулся Петька и отнял волчонка. – Ври больше.
Валерка на мгновение загрустил, но тут же опять встрепенулся:
– А мы, правда, сегодня чуть Гитлера не нашли. Ну, то есть… не Гитлера, а там одного… такого…
Петька продолжал небрежно поглаживать своего волчонка, но внутренне все же насторожился. Он сам потратил немало времени, шаря в густых зарослях полыни в поисках Гитлера. Правда, приходилось делать это так, чтобы не наткнуться на других пацанов. Петька знал, что если встретит их, то его как раз и объявят тем самым Гитлером. И все же втихую продолжал искать. А фиг его знает – вдруг в самом деле найдешь. Тут даже не медаль «За отвагу» – сразу Героя Советского Союза получишь. Сами будут бегать потом, упрашивать, чтобы ты с ними в «чижа» поиграл.
Куда-то же он пропал из Берлина. Тварь ползучая. Весь рейхстаг обыскали.
– Ну, и кого вы там нашли? – как будто нехотя спросил Петька.
Валерка, обрадованный тем, что все-таки сумел заинтересовать друга, заторопился рассказывать:
– Представляешь, мы ползем-ползем, а он там шуршит.
– Где? – презрительно спросил Петька.
– В овраге, рядом с япошками.
– Вы же там вчера искали.
– Ну и что? Овраг же большой. Может, он в самом конце прячется. Знаешь, там, где ручей? Ленька сказал – обязательно там надо… это… ну… поискать…
Поняв, что проговорился, Валерка замолчал и испуганно уставился на Петьку. Тот усмехнулся, погладил волчонка и великодушно сделал вид, что не заметил очередного Валеркиного предательства.
– Короче, мы камнем кинули туда, где шуршит, и он там затих. Мы еще камней покидали. А потом он оттуда в нас кинул. Ни в кого не попал. И потом еще.
– Так кто там был-то? – нетерпеливо спросил Петька, не в силах уже прикидываться равнодушным.
– Япошка! Из лагеря сбежал и в этой полыни собирал какие-то травки. Потом охранники за ним пришли. Побили его и сказали, что он всегда убегает. Совсем не боится, что его изобьют. А им достается от командира из-за него.
– Зачем он тогда убегает? – удивился Петька. – Они же все равно его обратно вернут.
– Я тебе говорю – он травы собирает какие-то.
– Зачем?
– А я-то откуда знаю? Дурак, наверное.
В этот момент со двора долетел крик бабки Дарьи, звон бьющегося стекла и матерщина деда Артема.
– Чего это там? – удивился Петька.
– У деда Артема опять спирт украли, – махнул Валерка рукой. – Бабка Дарья теперь его бутылки бьет.
Петька на секунду задумался, а потом, как пружина, вскочил на ноги.
– Слушай сюда! Посылаю тебя на разведку. Подкрадешься поближе и подслушаешь – отправит она его за спиртом сегодня или нет. Понял?
Валерка с готовностью кивнул.
– Повтори задание.
– Отправит за спиртом или нет!
– Сегодня ночью, – добавил Петька.
– Сегодня ночью, – как эхо повторил Валерка, счастливый от того, что может наконец хоть как-то загладить свою вину за поход в овраг с Ленькой и пацанами.
Прильнув к щели между досками, Петька проследил за тем, как Валерка, крадучись, пересек двор, а потом, скрипнув дверью, скользнул в сени. Петькины губы искривились в презрительной усмешке. Кто же так идет на разведку? А если бы у крыльца стоял часовой? Да еще пулеметное гнездо у ворот? Поперся прямиком через двор, придурок. Еще песню бы заорал. Из окон ведь все простреливается. Надо было по стеночкам, по стеночкам. И пригибаться ниже завалинки. Потом часовому за спину – и «финочкой» под лопатку. Тихо, тихо. Почти не больно. А дверь, чтоб не скрипнула, надо чуть-чуть приподнять.
Петька подхватил волчонка на руки, спустился по лестнице и пнул раза два испуганных коз. Жалобно мекнув, они бросились к дальней стене. Столпились там, как разгуляевские бабы у сельсовета на Первомай, и уставились друг на друга. Петька склонился над ямой, опуская в нее своего волчонка.
- Предыдущая
- 4/13
- Следующая
