Новая алмазная сутра - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 21

День за днем я чувствовала себя счастливой, я чувствовала как будто я летаю, но неожиданно однажды я почувствовала, что я не могу настроиться на это.

Я потеряла это! Когда начался энергетический даршан, я чувствовала скуку и была закрыта, я чувствовала, что мое празднование фальшиво, и я не могу почувствовать ни одно из тех эйфорических состояний, которые я знала раньше.

После того, как это случилось несколько раз, я начала чувствовать печаль и думала, что я никогда больше не буду медитировать.

Мой ум терпеливо ждал этой возможности, как стервятник, и прыгнул на меня изо всех сил:

"Конечно, это (медитация) было только воображением!"- слышался громкий голос и он повторял себя снова и снова - он был в хорошей форме! Я вообще была рассержена, что я не могу "включить" магическое чувство.

Я чувствовала, как будто не в моей власти включить его, и я чувствовала себя обманутой.

У меня было ощущение, как будто его забрали от меня.

Я думала, что Ошо должно быть применяет свою магию к кому-нибудь другому, и поэтому я точно не собиралась просить его о помощи.

Я решила умереть.

Я планировала пойти в горы и сидеть там, пока я не умру.

Пуна находится на плато и окружена горами.

Их видно с любого места, в летнюю ночь - это черные силуэты на фоне розоватого зарева неба со смогом.

Я выбрала дорогу к черным скалам, шла около часа, а потом дорога кончилась.

Я возвратилась к ашраму, выбрала другую дорогу - и оказалась у ворот фабрики!

Приходя в отчаянье, я попыталась снова.

Дорога, которую я выбрала, кончалась группой скал, за которыми была пустошь, а в

отдалении мне были видны огни деревни.

За ними горы.

Я чувствовала, как будто я в суфийской притче.

Я помнила, как Ошо говорил, что мастер забирает у ученика все и меня поразило, что он забрал даже самоубийство.

Это меня рассердило.

Стоя в темноте - некуда идти, нечего делать, я видела абсурдность всего представления и смеялась над собой.

Я дотянула всю драму до ее смехотворного конца, и теперь оставалось только одно - пойти домой и лечь спать.

Потом я представила, что я снимаю мой ум, как шляпу, и оставляю его на скале.

Каждый раз, когда мне в голову приходила мысль, я возвращалась к скале, оставляла ее и снова пускалась в путь.

Вскоре я, раскачиваясь, удалялась от баньяновых деревьев, и танцевала всю дорогу назад к ашраму.

Каждый вечер в течение двух лет я ходила на даршан.

Позже я слышала, как Ошо сказал:

"Раньше я прикасался к третьему глазу людей пальцами, но мне пришлось прекратить это, по той простой причине, что я осознал, что стимулирование третьего глаза снаружи, хорошо, если человек продолжает медитировать, продолжает наблюдать - тогда первое переживание, идущее снаружи, вскоре станет его внутренним опытом.

Но глупость человека такова, что когда я прекращаю стимулировать ваш третий глаз, вы прекращаете медитировать.

Вы скорее начинаете просить больше и больше об энергетических встречах со мной, потому что вам не нужно ничего делать.

"Я также начал осознавать, что для разных людей, необходимо разное количество и качество энергии снаружи - а это очень трудно решить. Иногда кто-то полностью падает в кому; слишком сильный шок. А иногда человек настолько замедленный, что ничего не происходит".

("Восставший", 1987)

Моя любовь с Татхагатом была по-прежнему свежая и волнующая, и потом Риши вернулся на несколько недель в мою жизнь, и некоторое время я была счастлива и переполнена тем, что мне посчастливилось любить двоих мужчин.

Однажды, в то время, которое на Востоке известно как сандья-промежуток, когда день переходит в ночь, я стояла на крыше и наблюдала за полетом журавлей, которые летели на фоне садящегося солнца на ночь к своим гнездам на реке, и неожиданно пришла печаль.

У меня было все, что я возможно хотела, но у меня было все равно это назойливое чувство:

"Нет, это не то, есть что-то большее".

Дни проходили за днями, но Татхагат и я не могли дать друг другу то, что мы хотели. Я не знала тогда, что другой человек не может дать того, чего нет в тебе самом. То, по чему я тосковала, было во мне, это знание себя - все остальные желания всегда будут неудовлетворенными.

Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я требовала и я ревновала каждый раз, когда он бросал взгляд на другую женщину.

Я решила, что с этим человеком я превзойду ревность, но я просто застряла на модели поведения, которая постоянно играла мелодию в моей голове, которая называется самоистязание.

Я написала Ошо о моих попытках преодолеть ревность, о том, как я становлюсь несчастной.

Я получила ответ: "Этим путем не выйти за пределы ревности. Оставь его и будь одна".

Так что я закончила свою любовную связь и каждую ночь сидела на крыше в "медитации". Но я не могла медитировать.

Я ожидала сатори.

Это звучало так: "Ну хорошо, я оставила своего друга, где же моя награда?

Где же блаженство?"

Через неделю Вивек принесла мне весть, что Ошо увидел на дискурсе, что "я, очевидно, совершенно расстроена из-за него. Возвращайся к своему другу".

Я вернулась к нему, но с гораздо большей осознанностью.

К чему же я на самом деле вернулась?

К счастью, его виза заканчивалась, и ему пришлось уехать.

Я поехала вместе с ним в Бомбей, проводить его на самолет.

Я должна была устроить ему хорошие проводы.

Это был первый раз, когда я уехала от Ошо.

Мы остановились в пятизвездочном отеле "Оберой", и в день нашего приезда, в лифте, лифтер заметив нашу одежду и малы, повернулся к нам и сказал: "О! Кто-то бросил нож в вашего гуру этим утром! "

Мы бросились звонить в ашрам.

Это было правдой.

Была попытка покушения на жизнь Ошо во время утреннего дискурса.

Неожиданно все, друг, праздники в Бомбее, все стало казаться тщетным.

Что я делаю здесь, в Бомбее?

Гоняюсь за снами.

Индуистский фанатик встал во время беседы и бросил нож в Ошо.

В это утро в аудитории было двадцать полицейских в штатском.

Информация о готовящемся покушении просочилась, и полицейские прибыли, чтобы "защитить" Ошо.