Закон против тебя - Воронин Андрей Николаевич - Страница 28
- Предыдущая
- 28/73
- Следующая
Подберезский бесцельно ехал по незнакомой улице, внимательно глядя по сторонам. На город медленно опускались неторопливые летние сумерки, воздух был теплым, золотисто-медным, напоенным запахами листвы, мягкой пыли и разогретого асфальта. Под деревьями активно кучковалась молодежь, слышались взрывы веселого и не всегда трезвого смеха, тут и там мелькали стройные талии и загорелые, высоко обнаженные девичьи ноги.
Подберезский тем не менее был хмур и, казалось, не замечал прелестей бурлившей вокруг него жизни.
Он искал совсем другое и наконец нашел.
Навстречу им по правому тротуару неторопливо, вразвалочку брели двое разморенных, как-то совсем по-деревенски расхлюстанных сержантов. Их фуражки были сдвинуты на затылок, чтобы вечерний ветерок овевал потные лбы, рубашки расстегнуты, а глаза сонно шарили вокруг, высматривая скорее тугие девичьи попки, чем возможный беспорядок. Оба были при дубинках, пистолетах и наручниках, а на плече у того, что был повыше, висела портативная рация.
Подберезский включил указатель поворота, плавно притормозил у бровки тротуара и дал короткий гудок.
Один из сержантов лениво повернул голову.
– Послушай, генерал, – сказал ему Борис Иванович, – не подскажешь, где тут у вас райотдел?
Сержант неторопливо окинул пристальным взглядом сверкающий синей эмалью и хромом японский джип, покосился на московский номерной знак, оценивающе прищурился в сторону Комбата, и на лице его медленно проступило неодобрительное выражение. Второй сержант столбом стоял рядом, глядя на машину как на пустое место. Подберезский досадливо крякнул.
– Не генерал, – почти не шевеля губами, тихо сказал он, – а товарищ старший сержант. И желательно на «вы».
Комбат только повел в его сторону усом, продолжая выжидательно смотреть на сержанта.
– А зачем вам райотдел? – спросил тот наконец. – Пресс с капустой потеряли?
– Допустим, – миролюбиво сказал Комбат, и по его голосу Подберезский понял, что это миролюбие такое же фальшивое, как то золото, из которого делают медали для выпускников средних школ. – Так ты скажешь, где райотдел, или у тебя с памятью проблемы?
Сержант не удостоил его ответом и повернулся к своему напарнику.
– Мало нам было своих, – сказал он, – так еще и из Москвы понаехали.
Комбат положил ладонь на дверную ручку. Подберезский толкнул его локтем и сделал страшные глаза.
– А в опорный пункт не хотите? – снова повернувшись к Комбату, задал риторический вопрос сержант. – За оскорбление при исполнении и за нарушение правил дорожного движения.
– Какое еще нарушение? – удивился Комбат.
– Подача звукового сигнала в городской черте, – ухмыльнувшись, ответил сержант.
– А бляха с личным номером у тебя есть? – поинтересовался Комбат.
– Иваныч, – простонал Подберезский, – не заедайся. Поехали.
– Отвяжись, – отрезал Рублев. – Не видишь, я с генералом разговариваю. Так есть у тебя бляха, генерал?
– Какая еще бляха? – раздраженно переспросил сержант. Он оглядывался по сторонам, явно высматривая «луноход» с подкреплением. Подберезский вздохнул и стал смотреть в другую сторону, смирившись с неизбежным. Иногда с Комбатом бывало очень трудно.
– Ну, не собачья же, – с оскорбительной улыбкой сказал Борис Иванович. – Бляха инспектора ГИБДД.
– Не бляха, а нагрудный знак, – с достоинством поправил его сержант. – Вот сейчас сниму у вас номера, тогда и посмотрим, кто тут генерал, а кто собака с бляхой.
– Значит, бляхи нет, – с удовлетворением констатировал Рублев. – А раз нет бляхи, значит, снимать номера не имеешь права. А раз не имеешь права, то и не снимешь.
– И кто же мне помешает? – спросил сержант.
– А ты догадайся с трех раз, кто тебе помешает, – ласково сказал Борис Иванович. – Первые два раза не считаются.
Подберезский, даже не глядя в ту сторону, понял, что мент доведен до белого каления.
«Ох уж мне эти провинциальные начальники с их самолюбием, – тоскливо подумал он. – Ведь всего-то навсего спросили у дурака дорогу, и не в кабак, черт бы его подрал, а в райотдел,.. А теперь что? Слово за слово, и через пару минут Иваныч навесит ему по сопатке, и проснемся мы с ним на нарах… Может, он это специально? Хочет найти Баклана вот таким странным способом?»
– Твою мать, – сказал Подберезский, взял с приборной панели бумажник и вылез из машины.
Разъяренные менты встали в позу, сделали оскорбленные лица, отчего те приобрели еще более глупое выражение, чем в начале разговора, и попытались вызвать по рации подкрепление, твердо пообещав Подберезскому пришить ему дачу взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей, а Комбату – злостное хулиганство.
Подберезский злобно покосился в сторону машины, где на переднем сиденье со скучающим и безмятежным видом сидел Борис Иванович, и стал исправлять положение. Это отняло у него добрых десять минут и массу нервных клеток, в результате чего менты немного смягчились и запросили по полтиннику на брата. Подберезский хмыкнул и дал им двадцать долларов. Обстановка немного разрядилась, и тут же выяснилось, что райотдел находится за углом в двух кварталах отсюда, – Ну, Иваныч, – с чувством сказал Подберезский, рванув машину с места так, что завизжали покрышки, – я просто не знаю, что тебе сказать. Ну разве так можно?! Какого дьявола ты с ним сцепился?
Комбат немного поиграл желваками, побарабанил кончиками пальцев по нижнему краю открытого окна и наконец сказал:
– Этот поганец кормится на мои налоги. Неважно, какая у него зарплата. Когда мы с тобой подыхали в Афгане, мне тоже платили не миллионы, а ты вообще получал копейки – на сигареты да на ириски. Но я не помню, чтобы ты или кто-то еще из наших ребят сказал: да пошли бы вы все на хер, не желаю своей задницей рисковать за такие деньги. А этот сучонок пороха не нюхал, зато точно знает, с какой стороны на бутерброде масло. Где он был, когда нас с тобой на дороге раздеть пытались? Где он был, когда Бакланов в историю влип? Он же, гаденыш, в это время на базаре из торговок копейки выколачивал да огурцы на халяву трескал. А ты говоришь – на «вы»… В Чечню его, говноеда, чтоб узнал, почем фунт лиха…
Он еще некоторое время ворчал и пенился, но Подберезский уже свернул за угол и остановился у здания райотдела бок о бок с новеньким сине-белым «уазиком». Они вылезли из машины, поднялись по пологим бетонным ступенькам и вошли в просторный вестибюль. Здесь было прохладно, но воздух все равно казался каким-то затхлым, как будто раз и навсегда пропитанным унылыми испарениями суконной казенщины и тоскливой безнадеги. Из-за прозрачной плексигласовой перегородки на них уставился дежурный.
– Здравствуйте, – сказал Подберезский, поспешно подходя к перегородке и предусмотрительно становясь так, чтобы его шорты не попадали в поле зрения дежурного. – У нас тут возникло недоразумение.
Дежурный выслушал его, зачем-то потребовал документы, добрых полторы минуты изучал их, шелестя страницами паспорта и уже неприкрыто зевая, лениво покопался в сводке, связался с кем-то по внутреннему телефону и наконец объявил, что среди задержанных никакого Бакланова нет и в списке пострадавших и пропавших без вести его имя не значится.
– По крайней мере, – невнятно закончил он, подавляя очередной зевок,. – заявления о его исчезновении к нам не поступало.
Он откинулся на спинку стула и душераздирающе зевнул, прикрыв рот кулаком. Подберезский поспешно оттер локтем рвавшегося к окошку Комбата и сказал:
– Я прошу прощения… Но где же он тогда?
– А я откуда знаю? – удивился дежурный. – Это ваш знакомый, а не мой. Может, он с бабами водку пьет, а может, на дачу завалился…
– А печать на двери откуда? – терпеливо спросил Подберезский.
– Ах да, печать… Действительно, странно…
Он не спеша закурил, еще раз спросил у Подберезского адрес Бакланова и снова принялся шелестеть листами сводок. Борис Иванович начал размеренно притопывать подошвой по бетонному полу. Глухие шлепки отчетливо разносились по пустому вестибюлю, и Подберезский заметил, что они постепенно учащаются.
- Предыдущая
- 28/73
- Следующая
