Пылающая башня - Воронин Андрей Николаевич - Страница 22
- Предыдущая
- 22/61
- Следующая
У шефа несколько вариантов на выбор: считать их с Воробьем невиновными, считать виновными обоих или кого-то одного. Никанор еще не отошел от неожиданной встряски и не мог трезво взвесить, какой именно вариант покажется Алефу наиболее вероятным.
Всю дорогу напарники молчали. Воробьев отходил после сердечного приступа и смотрел прямо перед собой тусклым немигающим взглядом. Никанор чувствовал необходимость жесткого разговора. Он серьезно подозревал, что Воробей ломал комедию, заранее зная про исчезновение Тельца с башни.
Сам он его и забрал, понадеявшись, что шефу «обрубили руки» и сюда, в Москву, Алеф больше не вернется. Увидел, как у хозяина растащили телекомпании, как наложили арест на загородные дома и шикарные автомобили, и решил не оставаться в стороне.
«Снявши голову, по волосам не плачут» – так, наверное, решил Воробьев. У Алефа слишком много потерь и пробоин, чтобы заниматься судьбой бычка.
Пройдет еще немало лет в его войне с государством.
И вряд ли она закончится в пользу частного лица, даже такого могущественного.
«Девятка» направилась по Ленинградскому проспекту, в сторону от центра. Никанор решил выехать за Кольцевую, найти там место, укрытое от посторонних глаз, и прижать как следует Воробья, вынудить его расколоться.
Он спрашивал себя, почему напарник не пытается бежать. И отвечал: надеется отвести подозрения. Попытка побега будет означать признание своей вины. Воробей уже понял, что Алеф далеко не в нокауте, шефа пока еще не вынесли с поля боя и он не собирается никому ничего оставлять в наследство.
«И как талантливо играет, сука. Вот ведь еще одно дарование обнаружилось», – думал Никанор.
Воробей потихоньку приходил в себя, но пока еще не открывал рта, не спрашивал, куда они направляются. Проскочив развязку с Кольцевой, Никанор прибавил скорости. Свернул с шоссе, потом еще раз.
– Выйдем. Надо обсудить кой-чего.
Он пока сдерживал угрожающий тон и жалел, что в первом порыве угрожал продырявить Воробью голову перфоратором. Надо вежливо и культурно довести его, ублюдка, до укромного угла. А уж там взять его за жабры.
Постаревший Воробьев покорно вышел из машины. Он отдавал себе отчет, какого рода «разговор» его сейчас ожидает. Ведь место закладки бычка и шифр знали только двое: он и Алеф. И ключ к сейфу имелся только в двух экземплярах.
Никаких следов «принудительного вскрытия» не обнаружено, значит, в сейф получили доступ положенным образом.
Оба углубились в березовую рощу, пронизанную солнечным светом. Блики играли на стволах, на земле, такие же блики играли на двух мужских спинах, делая их невидимыми с дороги.
Воробьев чувствовал, что Никанор следует чуть сзади, почти как конвоир. Но ему было все равно.
Он так пал духом, что утратил даже инстинкт опасности.
– Хорош, – резко выдохнул Никанор, решив, что они отошли от дороги достаточно далеко. – Тормози.
Он не собирался убивать Воробья. Этот человек должен был признать свою вину лично перед Алефом и снять с него, Никанора, все подозрения. Бегло и профессионально недавний напарник был ощупан на предмет наличия оружия.
– Что скажешь?
Воробьев не оборачивался, продолжал смотреть прямо перед собой и молчал, пока Никанор не оказался напротив.
– Моей вины нет. Хочешь верь, хочешь не верь, доказательств у меня никаких.
– Не делай вид, тебе не все равно. Тебе очень даже важно, чтобы мы поверили.
Только сейчас Никанор до конца осознал, насколько сложная перед ним стоит задача – переправить этого мерзавца за кордон, доставить на суд к Алефу и вынудить признать свою вину.
Признание, вырванное пытками, не будет для Алефа убедительным. А добровольное вряд ли удастся получить – Воробей точно знает, что снисхождения не получит.
– Лично я не спешу тебя винить, – Никанор решил для вида сменить гнев на милость. – Хочу узнать, что ты думаешь по поводу сегодняшнего.
Вполне законное желание, по-моему.
«Нужно заранее выслушать его доводы, чтобы приготовиться их опровергнуть перед шефом. Нужно успокоить его всеми силами, чтобы добиться добровольного согласия на выезд в Ниццу», – решил Никанор.
– Идей пока ноль.
Воробьев хотел закурить, но тут же вспомнил о недавнем сердечном приступе и спрятал пачку обратно в карман. Пожевал губами, потер лоб, словно пытаясь стимулировать появление хоть каких-то соображений.
– Без кода и ключа сейф нельзя было вскрыть так чисто… Я поставил там защиту от перебора цифр.
– Какую защиту? – Никанор намеревался выяснить для себя все подробности.
– После трех попыток замок блокируется. Надо набирать уже две комбинации вместо одной: первую – для разблокировки… – Воробей все-таки не выдержал и закурил, забыв предложить сигарету напарнику. – Еще одна попытка перебора вслепую, сразу идет следующий уровень блокировки…
– Так и сам потом не откроешь, запутаешься.
– Сейф вскрыли быстро, сделали все как положено, – глядя в одну точку, мрачно констатировал Воробей.
"Сейчас, по горячим следам, он это не отрицает, – подумал Никанор. – А потом, когда доберемся до Алефа? Запросто заявит, что мы обнаружили сейф раскуроченным. Жаль, что нет с собой диктофона, записать бы его теперешние слова.
А может, не надо топить мужика? Может, выплывать нам легче вместе? Вместе, в два голоса подтвердить, что в сейфе просто прорезали дыру каким-то сверхмощным резаком? Тогда и доход надо делить на двоих – Телец ведь у него, у Воробья.
Доход неплохой. Но риск сумасшедший. Если Алеф пронюхает, а нюх у него почище, чем у ментовской собаки…"
Давно Никанор не решал таких головоломных задач, с такими крупными ставками. Он ненавидел Воробья с каждой секундой все острее. Едва сдерживал себя, хотелось забить этого ублюдка насмерть тяжелым газовым ключом из чемоданчика. Какие нужно иметь нервы, чтобы не податься в бега, узнав про его, Никанора, миссию. Отправиться на башню, разыграть там выпадение в осадок и заявить теперь: «Хочешь верь, хочешь не верь».
– Как ты собираешься отчитаться перед шефом?
– Скажу всю правду. Какие еще варианты?
Правда правде рознь – это Никанор давно усвоил. Как он теперь жалел, что не взял в поход на башню двух подручных. Конечно, пройти через контроль вчетвером было бы сложнее. Зато у него было бы два бесценных свидетеля.
«А может, поступить по-другому? – лихорадочно соображал Никанор. – Напугать Воробья до смерти, чтобы он подался в бега. Объяснить, что в Ницце его так или иначе сделают виноватым и ехать туда – все равно что своими руками затягивать на шее петлю. Пусть бы исчез, залег на дно и тем самым принял на себя вину. Только вот я попаду из огня да в полымя. В краже бычка шеф меня не обвинит, зато подвесит за яйца за то, что дал уйти Воробью. Прострелить себе ногу в доказательство схватки и преследования? Слабоватый аргумент. Шефу важен результат, а не почетные ранения. Кроме того, он твердо знает, что против меня Воробей никто. Мужику вот-вот шестьдесят стукнет, он толком оружия в руках не держал».
Нужно было придумать другую ситуацию, полностью для него, Никанора, безвыходную, – расклад, при котором самый крутой профессионал упустил бы Воробья. Ребята видели, как они отъехали от Останкино, – из этого надо и исходить.
– Ты понимаешь, кого шеф посчитает крайним?
После некоторой паузы Воробей кивнул. Глубоко затянувшись, он выпустил через ноздри облако сизого дыма.
– Ты понимаешь, с кем шеф захочет срочно увидеться?
Все повторилось: пауза, кивок, затяжка и облако дыма из ноздрей.
– Догадываешься о результате такой встречи?
Воробей бросил окурок на землю и раздавил его подошвой, не опуская глаз.
– Мне, конечно, трудно давать советы, – продолжал Никанор. – Но положение у тебя дерьмовое. Дерьмовей, по-моему, некуда.
– Скажу как есть, дальше пусть сам решает.
– Надеешься на старые заслуги?
Воробей неопределенно пожал плечами и что-то пробормотал.
– Говори яснее, – раздраженно потребовал напарник. – И так тошно, а тут еще вздохи твои…
- Предыдущая
- 22/61
- Следующая
