Игра без правил - Воронин Андрей Николаевич - Страница 51
- Предыдущая
- 51/75
- Следующая
Не дожидаясь ответа, он вышел из кафе.
Законопослушно дойдя до перекрестка, Комбат перешел улицу на зеленый сигнал светофора и неторопливо двинулся в противоположном направлении, с каждым шагом приближаясь к застывшему у поребрика "Хаммеру". Вид этого мощного американского вездехода пробудил в нем воспоминания, и он невольно оглянулся, чтобы проверить, идут ли за ним солдаты. Никаких солдат, конечно, позади не оказалось, но то, что его целью был "Хаммер", а не какая-нибудь "Волга", было все-таки хорошо: вид вездехода помимо сознания ассоциировался у Бориса Ивановича с противником, не давая расслабиться.
Лобовое стекло вездехода сильно отсвечивало, и Борис Рублев никакие мог разобрать, сколько человек сидит в салоне. Он мог бы поклясться, что там вообще никого нет, если бы не видел своими глазами, как машина подъехала сюда минуту назад.
Поравнявшись с пассажирской дверцей "Хаммера", украшенной безобразной вмятиной, Комбат разглядел, что водитель в машине один. Это был грузный человек лет тридцати пяти с черной повязкой на правом глазу.
Решительно свернув к краю тротуара, Рублев постучал в отозвавшуюся глухим жестяным звуком дверцу согнутым указательным пальцем. Водитель лениво повернул к нему голову, и Рублев изобразил на лице извиняющуюся улыбку, совершенно не вязавшуюся с его ростом и шириной плеч. Кутузов перегнулся через пассажирское сиденье и немного приоткрыл дверцу.
– Тебе чего, мужик? – неприветливо спросил он.
Борис Иванович с первого взгляда оценил его и решил, что цена невелика. Это был просто очередной хозяин жизни, привыкший помыкать слабыми и лизать зад сильным до зеркального блеска.
– Простите, – сказал он, – это у вас правда "Хаммер"?
– "Хаммер", "Хаммер", – буркнул Кутузов. – Не "УАЗ" же, елы-палы.
– Не может быть, – сказал Рублев, открывая дверцу пошире и засовывая голову в кабину. – Наверное, все-таки подделка. "Хаммеры" ведь ужасно дорогие, да и найти их не так-то просто.
– Эй, эй, мужик, ты куда лезешь? – возмущенно воскликнул Кутузов, видя, что надоедливый прохожий уже до половины забрался в салон его автомобиля. – А ну, вали отсюда, пока я тебе рыло на спину не завернул!
Рублев, которому Кутузов надоел в тот самый момент, как он его увидел, коротким ударом заставил его замолчать и схватиться за разбитый нос. Из единственного глаза Кутузова скатилась одинокая непроизвольная слеза. Пока бандит пытался осмыслить происшедшее, Рублев уже уселся на сиденье рядом с ним и с лязгом захлопнул дверцу, едва не оторвав ручку.
– Ты чего делаешь, козел? – невнятно спросил Кутузов сквозь прижатую к носу ладонь, глядя на Рублева бешеным глазом. – Жить надоело?
– Говори, говори, – благодушно разрешил Борис Иванович, поудобнее размещаясь на сиденье лицом к Кутузову. – Это хорошо, что ты не глухонемой. Разговор у нас будет долгий.
Единственный глаз Кутузова испуганно расширился.
Стоя на тротуаре, Рублев казался обыкновенным, скромно одетым обывателем, хотя и очень высоким. Теперь, в тесноватой кабине автомобиля, которую он почти целиком заполнил своим телом, он выглядел ненормально огромным, как сказочный великан, и почти таким же свирепым. Кроме того, Кутузов вдруг с предельной ясностью понял, кто это: Кудинов наверняка раскололся и звонил скорее всего под диктовку этого вот громилы.
Одноглазый бандит рывком распахнул дверцу и попытался выскочить из машины, но рука Комбата сгребла его за воротник и втянула обратно так резко, что дверца, которую он не успел выпустить, с лязгом захлопнулась за ним.
– Ты куда собрался? – спросил его Комбат, не очень больно, но весьма обидно наподдав по шее.
Кутузов зарычал и выхватил из-под приборной доски укрепленный в тайнике с помощью клейкой ленты пистолет. Комбат отобрал у него пистолет и несильно ударил по зубам.
– Ты же подохнешь, сука, – прохрипел Кутузов, на губах которого вздувались" и лопались кровавые пузыри. – Ты хоть знаешь, на кого наезжаешь, животное?
– Да какая мне разница, – пожал плечами Рублев, пряча пистолет в карман. – Или мы с тобой расстанемся друзьями, или я тебя просто раздавлю, как мокрицу. В любом случае ты про меня никому ничего не расскажешь.
– Убью паскуду! – зарычал Кутузов и попытался протаранить живот Комбата головой.
Голова его моментально оказалась у Рублева под мышкой, и рука, кольцом охватывавшая его шею, сжалась так, что, казалось, еще немного, и голова отскочит в сторону с хлопком, как вылетевшая из бутылочного горлышка пробка.
– Пус-ти, коз-зел, – с трудом выдавил из себя Кутузов.
Рука на его шее сжалась еще сильнее, и ему показалось, что он услышал, как похрустывают, смещаясь, шейные позвонки и кости черепа. Давление внутри головы поднялось до критической отметки, и единственный уцелевший глаз Кутузова опасно выпучился, грозя просто выскочить из глазницы. Он где-то слышал, что такое иногда случается, если сильно ударить человека по голове, но никогда в это не верил. Теперь он был готов поверить во что угодно, даже в то, что его, хозяина жизни, человека, перед которым трепетали многие из тех, кто в свою очередь считал себя не последними людьми, могли вот так запросто, среди бела дня задушить голыми руками в его собственной машине.
Круг его представлений о том, что может с ним произойти, расширился еще больше, когда губ его коснулся холодный, пахнущий оружейным маслом ствол его собственного пистолета. Ствол шевельнулся, раздвигая разбитые губы. Кутузов понял, что сейчас произойдет, и инстинктивно стиснул зубы.
– Как хочешь, – сказал Комбат и коротким тычком вогнал ствол пистолета в рот своему пленнику вместе с осколками хрустнувших зубов.
Кутузов коротко заорал. Настоящего крика не получилось. Толстый цилиндр пистолетного ствола глушил рвущийся наружу вопль, превращая его в задушенное мычание, какое издает больной, отвечая на вопрос дантиста в то время, как врач ковыряется у него во рту.
На ум ему немедленно пришла еще одна аналогия: похоже мычали Хряковы шкуры, обсасывая клиента, как леденец на палочке…
Его мысли прервал щелчок взводимого курка. Кутузов забился, молотя руками и ногами куда попало и не переставая нечленораздельно мычать. Один из сломанных зубов на вдохе попал ему в дыхательное горло, и он закашлялся, содрогаясь так, что чуть не проглотил пистолет. Черная повязка свалилась на пол кабины, обнажив пустую глазницу, прикрытую изуродованным веком. Глазницу пересекал старый ножевой шрам. Кутузов потерял правый глаз еще на заре туманной юности во время тривиальной драки "двор на двор". Именно тогда к нему и пристала его кличка.
В эти короткие мгновения он не вспоминал детство и юность. У него были все основания предполагать, что через секунду-другую его мозги украсят собой потолок его "Хаммера", если, конечно, у напавшего на него психа не было других намерений, и в этой ситуации вспоминать, как ты в десятилетнем возрасте обмочился среди бела дня, обожравшись мороженым, опившись лимонадом и не успев добежать до туалета, было бы смешно.
Как только щелкнул курок, Кутузов все взвесил, сделал выбор и решил отвечать на все вопросы с предельной откровенностью. Сейчас он мечтал лишь об одном – чтобы эти вопросы были ему заданы.
Комбат отлично понимал, с кем имеет дело. Этот одноглазый был опаснее ядовитой змеи и, получив время на раздумья, мог принять не то решение. Поэтому он не стал задавать вопросов, а лишь усилил нажим на шею Кутузова и, поглубже пропихнув пистолет тому в глотку, прорычал:
– Ты убил моего друга, сука! Французов! Его звали Юрий Французов! Знай, за что подыхаешь, козел!
Кутузов судорожно задергался, мыча изо всех сил.
Сам того не замечая, он обмочился, по щекам текли слезы, смешиваясь с кровью. Он хотел говорить, он мечтал говорить, но ужаснее всего было то, что говорить он был не в состоянии – ему мешал пистолет.
– Что? – спросил его мучитель, и пистолет убрался, но не до конца – испачканный слюной и кровью ствол теперь уперся в верхнюю губу Кутузова, прямо под носом. Кутузов попытался что-то сказать, но вместо этого его вдруг вырвало. Рвота имела отвратительный Привкус машинного масла – привкус смерти.
- Предыдущая
- 51/75
- Следующая
