Игра без правил - Воронин Андрей Николаевич - Страница 44
- Предыдущая
- 44/75
- Следующая
– Именно. Дело это скользкое, но он предложил хорошие деньги, то есть это для нас здесь они хорошие, сами понимаете. В общем, я не устоял. Вроде бы он решил отдохнуть или что-то в этом роде. Я выписал листок нетрудоспособности, вот и все.
– Не все, – покачал головой Рублев. – А больничная документация?
– Ну да, – раздраженно подтвердил доктор, – и это тоже. А что мне было делать? Это входило в условия сделки. Он сказал: а вдруг позвонят с работы, чтобы проверить, и нарвутся на кого-то, кто не в курсе?
– Логично, – согласился Рублев. – Хотя как-то странно. И что он собирался делать?
– Сказал, что решил порыбачить. У него тут какая-то родственница, что ли. Мне, честно говоря, пришло в голову, что он от кого-то скрывается, но это не мое…
Постойте, а он случайно не от вас прячется?
– Да кто его знает, – легкомысленно сказал Рублев. – Он такой, знаете, с причудами. Вы разве не заметили, какой у него клоунский вид?
– М-м-да, – нерешительно протянул доктор, – вид у него, действительно… М-да.
– Вот-вот, – все более увлекаясь, говорил Рублев, просто сияя кретиническим удовольствием от того, что все так удачно выяснилось. – Один нос его чего стоит!
Я такого рубильника в жизни не видал!
– Да, – нервно согласился Савелий Степанович, – нос и вправду… Э-э-э.., исключительный.
– И это при его-то росте! – подхватил Рублев, – Да, – снова вяло поддакнул доктор, – высокий молодой человек.
– Кто высокий? – изумился Комбат так искренне, что даже сам умилился. – Юрка Французов высокий?
Да в нем же метр с шапкой на высоком каблуке! Маленький такой, пузатенький…
– Ах, ну да, – спохватился доктор, – конечно. Это я его с другим больным спутал, тот тоже носатый. Конечно, забавный такой коротышка вот с таким носом.
Видно, что шутник.
– Да, – поддержал его Рублев, – мы с друзьями все шутники. Раньше, бывало, возьмем моторку, выйдем в залив, так, чтобы берегов не видно, привяжем кому-нибудь к ногам авоську с кирпичами, да и пустим его поплавать, а сами веселимся до упаду. Смешно, правда?
– Да, – едва заметно бледнея, согласился главврач, – смешно.
– Мы тут как раз с друзьями собрались на морскую прогулку, – продолжал Борис Иванович, – да вот Юрка куда-то запропастился. Может, вы вместо него? По-моему, вам очень даже не мешает немного проветрить мозги и освежить память.
– Извините, – пытаясь принять официальный вид, сказал Савелий Степанович, – мне пора. Меня ждут больные.
– Одну секунду, – деликатно придержав его за рукав халата, произнес Борис Рублев. – Не так быстро, доктор. Вы, наверное, не поняли. Вы никуда не пойдете, пока не скажете мне, где Юрий Французов и что вы с ним сделали. Поверьте, если ваш ответ мне не понравится, это будет весьма плохая шутка. Врать вы не умеете, так что не советую даже пытаться. Эта история про носатого коротышку, который решил устроить себе отпуск, говорит только о том, что Французова вы и в глаза не видели, ведь так?
– Я позову милицию, – безуспешно пытаясь вырвать свой рукав из железных пальцев Рублева, заявил доктор.
– Слушай, ты, Айболит, – с облегчением отбрасывая шутливый тон, серьезно сказал Борис Рублев. Он выпустил рукав белого халата и поудобнее ухватил доктора за предплечье, сжав так, что у того мгновенно округлились глаза. – Я не знаю, кто платит здешним ментам и что будет, когда они узнают про твои художества.
Я знаю одно: или ты мне расскажешь все, как было, или подохнешь прямо здесь, во дворе своей больницы, и никакая реанимация тебе не поможет.
Со стороны они выглядели двумя мирно беседующими людьми. Казалось, Рублев благодарит главврача за счастливое исцеление какого-нибудь родственника. На лице у него блуждала широкая улыбка, а рука, казалось, дружески сжимала предплечье Савелия Степановича. Посторонний наблюдатель не мог разглядеть холодного, неприветливого выражения его глаз, так же как не мог ощутить настоящей силы якобы дружеского пожатия руки Комбата. Следившая за ними с лужайки перед флигелем Клизма, постояв еще немного, разочарованно ушла, качая огромным задом, и вскоре откуда-то из недр отделения раздался ее сварливый голос. Клизма срывала злость на тех больных, которые в силу полученных увечий не могли покинуть своих постелей и присоединиться к тем, кто, опасливо косясь на главврача, последовал за угол флигеля во главе с вернувшимся плешивым.
– Пустите руку, сумасшедший, – прошипел доктор, – я же хирург, у меня на завтра назначено две операции…
– Если я отпущу руку, то сразу возьму тебя за яйца, – пообещал Рублев. – Омлет в штанах не помешает тебе оперировать? Ну, говори, гестаповец крахмальный, пока я за тебя не взялся как следует!
– Перестаньте, – взмолился врач, – меня же с работы уволят, как вы не понимаете!
– Да тебя убить мало, – сказал Рублев, – а не то что уволить. А ну, пошли в твой кабинет. Там нам будет удобнее. Только имей в виду: вздумаешь по дороге фокусничать, сломаю шею одной рукой, мне это раз плюнуть. Не знаю, что ты тут наколбасил со своими дружками, но все это мне не нравится.
– Да какие они мне дружки! – плачущим голосом воскликнул главврач.
– Ага, – сказал Рублев, разворачивая его в сторону главного корпуса и заставляя сдвинуться с места, – значит, ты не один это все придумал. Мне почему-то так и показалось. Ладно, не ори, пойдем в кабинет, там расскажешь.
Продолжая сжимать предплечье главврача, Рублев вслед за ним вернулся в главный корпус, снова миновал деревянную трубу, обворожительно улыбнулся девице в справочном, в ответ на что та снова надула губки и отвернулась, и, пройдя еще одним полутемным прохладным коридором, оказался в бедно обставленном кабинетике, единственное окно которого выходило на ухабистую немощеную улицу, к планировке и строительству которой финны явно не имели ни малейшего отношения.
Добрый доктор Савелий Степанович намылился было нырнуть за свой стол, где он привык восседать с начальственным видом, но Рублев бесцеремонно толкнул его на стоявшую возле двери застеленную простыней клеенчатую кушетку, какие встречаются еще в процедурных кабинетах тех поликлиник, что победнее, и сразу же наводят на мысль об уколах, клизмах и прочих неприятных и болезненных процедурах, связанных с процессом исцеления больных. Кушетка протестующе скрипнула, а доктор зашипел от боли, гулко ударившись затылком дощатую перегородку, оклеенную выцветшими, уже начавшими кое-где отставать, дешевыми желто-коричневыми обоями. Комбат запер дверь кабинета на задвижку.
– , Что вы себе позволяете? – возмущенно спросил Савелий Степанович.
Он пытался хорохориться, хотя и понимал, что дело плохо: этот медведь явно не собирался шутить и твердо намеревался узнать все, что ему нужно. Интуитивно главврач чувствовал, что Рублев не станет долго хитрить, расставлять ловушки и ловить его на противоречиях, как это принято у следователей в детективных романах. Похоже было на то, что он привык действовать другими, гораздо более простыми и эффективными методами. У доктора не возникало ни малейшего желания опробовать эти методы на собственной шкуре. Он не был ни профессиональным разведчиком в тылу врага, ни даже обыкновенным бандитом, и умирать под пытками за какую-то тысячу долларов не собирался. Рублев стоял над ним, читая по лицу доктора так легко, как если бы это была открытая книга с крупным шрифтом. Ситуация, в которую, похоже, угодил Французов, ему активно не нравилась, хотя до сих пор не было ясно, что это, черт побери, за ситуация. Комбат начал действовать, как всегда, не раздумывая и не взвешивая шансов на выигрыш. "Вот черт, – подумал он, – и это называется не влипать в истории!"
– Ну, – сказал Комбат, – я слушаю.
– Их было двое, – махнув на все рукой, заговорил главврач. – Один местный – Павел Кудинов, из автопарка, а второго я никогда раньше не видел. Здоровенный, стриженый. Видно, что качок, переставший следить за собой. Ну знаете, этот теперешний тип…
– Знаю, – кивнул Рублев, – мешки с салом.
- Предыдущая
- 44/75
- Следующая
