Что известно о Терри Конистон? - Гарфилд Брайан - Страница 17

• Предыдущая
• 17/40
• Следующая

— Зачем? Она все равно примет твою сторону, а меня попытается отговорить.

— Думаешь, не согласится с тобой?

— Конечно.

— Почему?

— Автоматически, из-за сентиментальности и традиции. Ведь как принято при похищении? Платишь выкуп, и волшебное спасение ребенка обеспечено. Она знает наизусть «Отчаянные часы», но ничего не смыслит в реальной жизни.

— Реальность — это психопат, приставивший дуло к голове твоей дочери, — вздохнул Оукли. — Не только Луиза, но и никто на целом свете не поддержит твой сумасшедший план. И сколько ты думаешь найти людей, чтобы...

— Проклятие! — оборвал его Коннистон. — Я не собираюсь проводить народный опрос!

— В конце концов, ты будешь говорить с Луизой или нет? Или прибережешь на самый конец сказать, что случилось?

— Она не мать Терри.

— Она твоя жена.

Коннистон вскочил и оттолкнул ногой кресло.

— Хорошо, я подумаю. — Потом обошел вокруг стола. — Пойдем со мной! Хочу, чтобы ты был со мной, когда я буду это ей говорить.

— Думаешь, это умно?

Коннистон как-то странно посмотрел на Оукли и пробормотал:

— Было время, когда мне казалось, я знал, что такое мудрость. Пошли! — И он распахнул дверь.

Ноги не слушались Карла. Пройдя по коридору, они вошли в гостиную, но она оказалась пуста. В углу горела лишь одна лампа.

— Отправилась спать, — рассудил Коннистон и повернулся.

С внезапной тревогой Оукли поторопился за ним.

Когда они подошли к спальне Луизы, Коннистон без стука распахнул дверь. В эту же секунду Оукли с горечью почему-то догадался, что они сейчас там увидят.

Слабый свет из дверного проема плеснул в комнату и высветил две обнаженные фигуры на кровати. Луиза в тревоге подняла голову; ее рыжевато-коричневые волосы слабо блестели. Комната благоухала духами и шампунем. Оукли стало не по себе, когда Фрэнки Адамс, перекатившись по простыням, вдруг с абсурдным апломбом заявил:

— Боже милосердный, посмотри-ка, кто пришел! Слушайте, Эрл, не злитесь, ведь даже правительство не любит монополий, так? — И он издал какой-то истерический смешок, пробудивший в комнате скрипучее эхо.

Губы Луизы скривились в трусливой полуулыбке. Но как только Коннистон шагнул в комнату, ее лицо застыло от ужаса.

Оукли рванулся вперед, чтобы остановить Эрла, но оказался недостаточно быстр. Тот прыгнул к кровати, столкнул Луизу и обхватил руками тонкое цыплячье горло Адамса. Карл бросился к нему в надежде оторвать его от комика, но Коннистон и Адамс, вцепившись друг в друга, скатились с дальней стороны кровати. Оукли споткнулся о постельное белье, соскользнувшее на пол, и упал на кровать поперек Луизы. Она истерически зарыдала.

В ушах Оукли гремел гром. Высвободив ноги из сбившихся в клубок простыней, он в диком прыжке отпрыгнул от кровати, но задел ботинком о стену и тут же приземлился на одно колено и обе руки. В следующий миг ему удалось схватить лодыжку Адамса, но чья-то нога толкнула его в поясницу, вызвав онемение до плеча. Все что-то кричали. Карл предпринял еще одну попытку разнять мужчин, но тут что-то твердое, возникнув из темноты, — локоть или колено — с силой ударило его в висок.

Его голова качнулась назад; он упал на бок и оказался наполовину под кроватью. Ошеломленный и дрожащий, Оукли с трудом перекатился на спину и увидел дерущихся на фоне открытой двери. Каким-то образом Адамсу удалось разжать хватку Коннистона на его горле, но тот, издав вопль, нанес удар, отбросивший комедианта к стене. Удивительно гибкий Адамс, в свою очередь, акробатически подпрыгнул и голыми ногами толкнул Коннистона в живот. Тот потерял равновесие, упал назад и ударился затылком о медную ножку кровати. Дернувшись, он как-то нелепо осел и растянулся на полу.

Оукли вскочил на ноги. Колени его дрожали. Промчавшись мимо неподвижно лежащего Эрла, он жесткой рукой прижал Адамса к стене.

— Ладно, ладно, — задыхаясь, пролепетал тот, — прекратите!

Луиза, устроившись на локтях и жалобно хныкая, смотрела на подножие кровати.

— Да отстаньте же от меня! — прохрипел комедиант.

Оукли освободил его, опустился на пол рядом с Коннистоном, просунул руку под его голову, чтобы поддержать ее, и почувствовал влажную мясистую впадину. Отдернув руку, он увидел вымазанную кровью ладонь. Спазматически сглотнув, Карл схватил запястье Коннистона. Пульс прекратил биться под его большим пальцем.

— Вызовите доктора! Быстро! — смутно, через вату в ушах, долетел до него голос Адамса.

— Нет, никого не звать! — услышал вдруг Оукли свои собственные слова.

Позже, не раз вспоминая это, Карл спрашивал себя, почему он так ответил?

Когда он встал на ноги, Адамс прошептал:

— Мертв? — А так как ему никто не ответил, простонал: — Милостивый, милостивый Иисусе!

Оукли бросил взгляд на Луизу и уловил на ее лице радостное удовлетворение. Но оно было таким мимолетным, что, должно быть, просто ему показалось.

— Мертв, — ответил он хриплым голосом. И зачем-то повторил: — Мертв.

Сидя в огромном рабочем кресле Коннистона, Карл молча наблюдал за лицами собравшихся, которые уже во второй раз прослушивали пленку с записью разговора с похитителем. Они вели себя по-разному. Одеревеневшая, ошеломленная Луиза, не мигая, следила за медленно вращающимися бобинами магнитофона; у белого от ужаса, с глазами, полными отчаяния, Фрэнки Адамса дрожали губы, и казалось, он вот-вот разразится слезами; сидящий на стуле с прямой спинкой огромный Диего Орозко был спокоен и сосредоточен.

У самого Оукли все еще дрожали мышцы рук и спины от тяжести мертвого тела Эрла Коннистона. Он только что с большой осторожностью отнес его, раздетого и завернутого в простыню, в холодильную камеру. Странно, что с умершими люди обычно обращаются очень нежно. Пальцы рук и ног Карла слегка онемели, потеряв чувствительность, но его мозг работал удивительно четко.

Пленка докрутилась до конца. Орозко что-то неразборчиво проворчал. Луиза и Адамс молчали.

— Вот почему, — глухим, но четким голосом проговорил Оукли, — мы не можем позволить, чтобы известие о смерти Эрла вышло за пределы этой комнаты. Если похититель об этом узнает, я не дам и двух центов за то, что Терри останется жива. Что скажешь, Диего?

— Конечно. Ты абсолютно прав.

Луиза сидела неподвижно, словно парализованная. Нейлоновый халатик, небрежно накинутый на голое тело, распахнулся на ее груди. Волосы были в беспорядке, лицо белое как мел. Впервые на памяти Оукли она была безразлична к своему внешнему виду. Но в следующее мгновение лицо ее изменилось, каким-то образом напомнив Карлу сломанную механическую игрушку. Ему потребовалась целая минута, чтобы осознать, что Луиза ритмично качает головой, будто что-то отрицая. Чтобы вывести ее из шока, он нарочито грубо сказал:

— Хватит демонстрировать свои прелести! Прикройся!

— Заткнись, — с ядом огрызнулась она.

— Мне необходимо с тобой посоветоваться. Тебе надо обратить внимание...

— Это тебе надо, — бросила Луиза с ледяным презрением.

Фрэнки Адамс как-то по-стариковски поднялся, подошел к ней, запахнул халатик, потуже затянул на нем поясок. Распрямившись, пробормотал:

— Хочется выпить.

— Ладно, — отозвался Оукли. — Позаботься об этом.

— Ты можешь заткнуться? — взвизгнула Луиза.

— Не кричи! — прикрикнул на нее Оукли. — Я не глухой.

Орозко подошел к Луизе, взял ее руку и начал ее растирать большими коричневыми ладонями. Как ни странно, она ее не отдернула.

Оукли покинул кресло, вышел из комнаты следом за Адамсом и остановился в дверях, наблюдая, как тот у бара разливает напитки. Наполнив очередной бокал, Адамс протянул его Карлу:

— Хочешь?

— Нет, — отказался Оукли, ему была нужна ясная голова.

— Официант, у меня муха в супе, — неожиданно произнес обиженным голосом комедиант, усаживаясь в кресло. Затем, глянув на Оукли, мрачно добавил: — Чек, пожалуйста. — Он попытался выдавить улыбку, но, не выдержав пристального взгляда Оукли, отвел глаза и одним глотком уничтожил половину своего напитка.

• Предыдущая
• 17/40
• Следующая