Закон популярности - Усачева Елена Александровна - Страница 26
- Предыдущая
- 26/31
- Следующая
– Отказывается? – прошелестело над головами.
– Вот придурки, – озвучил общую мысль 9-го «А» Майкл Махота.
– Так это не мы, – добродушно пробасил Когтев.
– Кто же? – Алевтина Петровна тяжелым взглядом окинула первые ряды. – Или, может, вас кто-нибудь заставил под дулом пистолета уйти с урока? Отвечайте!
Испуганное эхо метнулось между стен и забилось в паутинный угол.
– Что присмирели? Оскорблять учителя язык не отнимался, а сейчас дар речи потеряли! Или за девять лет в школе вас не научили думать? Или ваш поступок – это вся благодарность, на которую вы способны? Что же, щедро. Очень щедро. Скандал с учителем – вот до чего вы докатились!
– Это не мы, – пискнула Курбаленко и тут же постаралась забиться в дальние ряды.
– Конечно, не вы! – перешла на угрожающий полушепот Алевтина Петровна. – Вы же у нас золотые дети! Не взрываете кабинетов, не срываете уроков, не скачете, как зайцы, из класса в класс, не прячетесь за спины товарищей! – Она цепко высмотрела неприметного Генку. – А? Сидоров? Я не права?
Генку толкнули несколько раз, и он открыл глаза, выдергивая из уха наушник.
– А? – громко, чтобы перекричать музыку, звучащую в плеере, переспросил он.
Стоящие рядом захихикали.
– Так! – Завуч медленно встала, поставила стул перед собой и оперлась на спинку. – Значит, храбрости отвечать за свои поступки у вас нет?
– А при чем здесь храбрость? – буркнул правдолюб Волков. – Он на нас первым орать начал.
– Молчать! – шарахнула стулом об пол завуч. – Как вы смеете так говорить об учителе? Кто вы такие? Перед кем вы так стоите?
Переминающийся с ноги на ногу ряд на мгновение замер, а потом медленно, один за другим стали выпрямлять колени, выравнивать спины, улыбки сбежали с лиц.
– Забыли, что такое дисциплина? – переходила с крика на шепот Алевтина Петровна. – Я вам напомню! Считаете себя малыми детишками, чьим шалостям все будут умиляться? Не надейтесь! Хотите играть во взрослые игры? Пожалуйста! Но только и отвечать вы мне будете по-взрослому. Ни одного человека из 9-го «Б» я не возьму в старшую школу. Сдавайте экзамены и выметайтесь отсюда. Экзамен по математике вы будете сдавать другому учителю в другой школе, и не думаю, что он поставит вам хорошие оценки. До конца года уроков математики у вас не будет. Оставшиеся темы пройдете самостоятельно по учебнику!
– А чего это все нам? – опомнился Когтев. – Так не честно! Мы не виноваты! Васильев, давай, извиняйся!
– Извиняйся, Васильев, – поддакнули ему со всех сторон.
– Чего стоишь? – вторили им остальные.
– Не собираюсь я извиняться, – выпрямился Андрюха, на губах у него еще держалась растерянная улыбка. – Я ничего не делал. Юрий Леонидович сам на нас накинулся. Меня выгнали, вот я и пошел. А чего остальные сбежали, я не знаю.
– Скажите, куда делись ваши тесты? – Завуч задерживала взгляды на тех, кто, как она знала, мог ей что-нибудь рассказать.
– Ой, – охнула, не выдержав, Смолова. – А они того… Сгорели.
– Васильев, я так понимаю, спички нашлись именно у тебя? – Взгляд Алевтины Петровны стал ледяным. – Это же ты у нас любитель устраивать пожары! Или нет?
– Все по закону физики, – развел руками Андрюха. – Если где-то что-то прибывает, значит, где-то что-то убывает. Ольга Владимировна сама дала мне ключ от кабинета.
– О педагогических талантах Ольги Владимировны мы поговорим отдельно. – Завуч быстро глянула на притаившуюся за колонной психолога. – Срыв урока математики, я так понимаю, тоже на твоей совести? Так… Хорошо.
– Они сами ушли, я никого не тянул, – отвернулся Андрюха, он вдруг почувствовал внезапную усталость.
– Пожар, срыв урока, – стала загибать пальцы Алевтина Петровна. – Я так понимаю, что к драке на вечеринке тоже ты руку приложил? Милиция никак не может найти виновного, а он – вот он!
– Не было меня там! – встрепенулся Васильев. – Быковский, скажи!
Павел поднял голову, но промолчал.
– Нет, Васильев, защитников ты здесь себе не найдешь. – Завуч не могла скрыть довольной ухмылки. – Либо ты сейчас извиняешься перед Юрием Леонидовичем, либо я звоню в милицию и сообщаю, что дело о драке закрывается, потому что виновник найден.
У Андрюхи закружилась голова. Все это было до такой степени невозможным, что ему захотелось поскорее повернуться на другой бок и начать наконец-то смотреть другой сон.
– Выбирайте сами – либо у вас есть уроки математики, либо их у вас нет! – поставила точку в разговоре завуч.
– Подождите, – с волнением поднялась со своего места Нинель Михайловна. Тетрадки соскользнули на пол, запрыгала, разваливаясь на несколько частей, ручка. – Но ведь так нельзя! Вы подписываете Андрею смертный приговор. Тут надо выслушать две стороны, надо договориться, понять друг друга.
– Он сам подписал себе смертный приговор, дорогая Нинель Михайловна, – резко повернулась к ней завуч. – Не маленький мальчик! Отлично понимал, что делает! А договариваться мне с ним не о чем, я с мерзавцами не разговариваю. Что? – обернулась она к ошалевшим девятиклассникам. – Или кто-то считает по-другому? Что же вы? Говорите! Вам никто не запрещает говорить!
«Предали. Предали. Предали…» – застучало в Андрюхиной голове. Ни один не повернулся в его сторону, никто на него глаз не поднял. Быковский о чем-то шептался с Курбаленко, Сидоров покачивал головой в такт музыке, Когтев изучал свои истертые ботинки, Волков смотрел в окно, девчонки переглядывались друг с другом. Одна Рязанкина вроде бы смотрела на него, но взгляд у нее был стеклянный, отчего создавалось впечатление, что глядит она не на него, а на кого-то, стоящего за ним.
– Ну что же? – подвела черту под происходящим Алевтина Петровна. – Галкина я в свое время выгнала. Тебя, Васильев, я оставляю. Потому что ты в глазах стоящих перед тобой людей перестал быть авторитетным человеком. Потому что сейчас все увидели, что ты собой представляешь. Что ты самый обыкновенный трус, и ничего более. Я понимаю, вы защищали Сидорова, это человек со своими взглядами и принципами. А сейчас за тебя ни один человек голос не поднял. И это о многом говорит.
– Но вы же его убьете, – всплеснула руками биологичка.
– Он сам себя убьет. И надеюсь, впредь будет внимательней. Еще раз говорю, с вами, Нинель Михайловна, мы поговорим чуть позже. – Завуч, казалось, только что заметила пристроившуюся около колонны Ольгу Владимировну. На губах у нее появилась довольная улыбка. – Я считаю, что эксперимент с тестами удался и мы больше не нуждаемся в услугах психолога.
Ольга Владимировна вышла вперед, собираясь что-то сказать, но завуч сделала такой жест кистью, словно закрыла ей рот.
– Обо всем мы с вами, дорогая моя, поговорим потом. Как видите, запанибратское отношение с учениками не дало положительных результатов. Вы совершили достаточно ошибок и просчетов. И не стоит вбивать в голову Васильева мысль, что покончить с собой – это хорошая идея. – Она заговорила громче, перекрывая взметнувшиеся шепотки. – Я знаю, что эти разговоры уже давно витают в воздухе! Так вот – не надо меня этим пугать. Шантаж – это гнусно! – повернулась она к Андрюхе. – Только слабаки решают свои проблемы таким образом.
Андрюха покачнулся. На мгновение все вокруг исчезло, учителя, школа, одноклассники. Он почувствовал себя стоящим на дороге, прямо посередине. С двух сторон на него неслись машины. И он шел четко по разделительной полосе, ощущая, что каждая пролетающая мимо машина несла с собой смерть.
– Васильев! Васильев! – теребили его со всех сторон. – Отвечай! Хватит отмалчиваться! Или ты знаешь только одну роль шута и уже никогда не сможешь стать нормальным человеком?
У Андрюхи появилось отчаянное желание покончить с этим раз и навсегда, чтобы стоящие перед ним люди перестали говорить и куда-нибудь ушли. Хотелось все вернуть обратно, сделать так, как было раньше. Но он отлично понимал, что «как раньше» уже не будет никогда. Ничего невозможно вернуть. А значит, с этим надо рвать сейчас же, не продлевая невыносимую муку. Один шаг, и потом все будет хорошо. Главное, исчезнут все эти лица, звуки. А значит, станет так, как хочется Васильеву. Только для него. Один раз в жизни.
- Предыдущая
- 26/31
- Следующая
