Сорвать банк - Гарднер Эрл Стенли - Страница 15

• Предыдущая
• 15/48
• Следующая

Я услышал крики. Завизжала женщина. Потом послышались шаги бегущих к нам людей.

Тут гигант рухнул на меня. Быстрый Кулак все-таки достал его. Я извивался, пытаясь высвободиться. Фары автомобиля снова высветили нависшее над нами лицо рэкетира, налитое все той же холодной ненавистью. Он спихнул с меня неподвижное тело гиганта – так легко и просто, будто оно ничего не весило. Наклонился надо мной. Его левая рука сгребла мою рубашку и галстук. И начал было поднимать меня, но позади появился кто-то еще. Дубинка описала сверкающий полукруг, и я услышал глухой удар по затылку Быстрого Кулака. Рука, державшая меня за рубашку, разжалась. Я опрокинулся на спину.

Я слышал чье-то тяжелое дыхание, звуки – еще и еще – ударов, шаги бегущих людей.

Гигант, которого сбил с ног рэкетир, с трудом приподнялся. Его правая рука метнулась к бедру. Я заметил голубоватую сталь, сверкнувшую в свете автомобильных фар. Я узнал, кто этот гигант, когда он поднял револьвер. Это был лейтенант Клейншмидт.

Сквозь редкую толпу к нему протиснулся мужчина.

– Все в порядке, Билл? – спросил он.

– Где он? – прохрипел Клейншмидт.

– Он смылся, Билл. Я ему врезал, и врезал дубинкой, но его затылок, видимо, из железа.

Клейншмидт встал на ноги.

Я сидел в обнимку с бампером. Дополз все же до машины, чтобы подняться, оперся на бампер. Клейншмидт схватил меня, развернул к свету и изумленно воскликнул:

– О!

Подчиняясь нахлынувшему вдруг вдохновению, я сказал:

– Мне, право, жаль, лейтенант. Я пытался придержать его. Для вас.

– У вас есть характер. Это уж точно, – сообщил мне страж порядка и потер свою челюсть.

– За что ты хотел его привлечь, Билл? – спросил полицейский с дубинкой.

– Мошенничество с игральными автоматами, – ответил Клейншмидт, а потом, несколько запоздало, добавил: – И сопротивление полиции.

– Что ж, мы можем его ловить.

Клейншмидт спросил меня:

– Знаете, где он живет?

Я отряхнул пыль с одежды.

– Нет.

И захромал в темноту. В семь часов вечера в переулках Лас-Вегаса полная тьма.

Берта ждет меня и, наверное, нервничает.

В вестибюле отеля «Апач» я нашел свободное кресло, сел, вытащил из кармана письмо, которое вручила мне Хелен Фрамли, и, прежде чем прочитать, со всех сторон его осмотрел.

Написано оно было на хорошей бумаге, но сам листок – необычного формата. На верхнем его обрезе маленькие неровности, почти незаметные, если только не искать специально. От бумаги исходил слабый запах духов. Что за духи, определить я не смог. В почерке – неразборчивая угловатость.

«Дорогая Хелен Фрамли!

Я благодарна тебе за письмо, но все это теперь бесполезно. Я не могу выйти замуж. Это будет нечестно по отношению к нему. То, что ты предлагаешь, немыслимо. Я не подхожу. Прощай.

Корла Бурк».

Я еще раз осмотрел конверт. Авиа. С маркой. Адрес до востребования написан той же рукой, что и само письмо. Кто-то, видно, в почтовом отделении перечеркнул его и написал улицу и номер квартиры Хелен.

Я вложил письмо обратно в конверт, положил в боковой карман. Передумал, снова вытащил письмо из конверта, положил его во внутренний карман пиджака, а сам конверт оставил в наружном боковом.

Вооруженный, таким образом, до зубов, я зашагал к отелю «Сал-Сагев».

Берта сразу закричала:

– Чем это ты занимался, Дональд?!

– Работал.

– Ты опять дрался! Больше ты ничего не умеешь?.. Вот, возьми одежную щетку. Нет, расскажи сперва, что ты обнаружил.

– Улики.

– Ах, улики? Ну тогда не будь столь загадочен, чертенок. Расскажи мне про улики.

– Я узнал, что эта девушка помешана на игральных автоматах. Что мне оставалось? Либо слоняться вокруг ее дома до трех или четырех утра, ожидая, когда она вернется, либо пойти и разыскать ее в игральных залах...

– Ну, ты ведь не обязан играть сам.

– Если там не играешь, то привлекаешь к себе внимание.

– Иди прямо вперед и черт с ним, с этим вниманием. Кому какое дело? В конце концов, дружок, мы заняты деланием денег для агентства и вовсе не должны потрафлять вкусам в Лас-Вегасе, штат Невада. Кстати, я надеюсь, ты не подумал хоть на мгновение, что включишь свой проигрыш в счет издержек?

– Не включу.

– Что же произошло?

– Драка.

– Можешь мне не говорить. Твои сражения написаны на твоей физиономии.

– Неужели так плохо?

– Ужасно!

Я подошел к большому, во весь рост, зеркалу. Впрочем, стол перед ним был сдвинут в сторону, и можно было разглядеть свое изображение и от противоположной стены. На столе лежала вторая шоколадка Берты, все еще завернутая в серебряную фольгу.

...М-да, костюм частного детектива прилично запылился, а физиономия представляла собой нечто странно сдвинутое набок.

– Из-за чего же произошла драка?

– Первая – потому что кое-кто решил, что я жульничаю, занимаюсь рэкетом.

– И ты с честью из нее вышел?

– Нет. Меня арестовали.

– Я так и думала. Ну а потом?

– Я навестил девушку... А где, кстати, Уайтвелл?

– Должен появиться здесь с минуты на минуту. Он получил телеграмму. Его сын направляется сюда, и Уайтвелл ждет его.

– Откуда?

– Из Лос-Анджелеса.

– Самолетом?

– Нет. На машине... У них произошло что-то непредвиденное в делах, и Филипп взял с собой ближайшего помощника отца, того, кто работал с ним многие годы.

– Филипп знает, чем занимается его отец здесь?

– Не думаю, но, видимо, отец собирается посвятить сына в свою тайну.

– Ты имеешь в виду, что Уайтвелл собирается рассказать ему о нас и о цели нашего пребывания здесь?

– Я думаю, собирается... Дональд, не правда ли, он очень милый человек?

– Угу.

– Весьма внимательный. И у него отменный вкус.

– Угу.

– Он вдовец, и я нисколько не удивлюсь, если окажется, что он немножко одинок. Не то чтобы он думал о женитьбе. Он слишком высоко ставит свою независимость, но он не до конца самостоятелен. Что-то в нем есть от ребенка. Все мужчины таковы. Они любят, чтобы с ними нянчились, особенно когда дела не ладятся.

– Угу.

– Дональд Лэм, ты меня слушаешь?

– Угу... Да, конечно, Берта.

– Тогда внеси хоть какой-нибудь вклад в разговор вместо этого идиотского мычания.

– Ты хочешь, чтобы я с тобой согласился?

– Я знаю сама, что мистер Уайтвелл приятный мужчина, но тебе следовало бы добавить что-нибудь к тому, что я говорю.

– Я бы не смог. Никто бы не смог.

Ее губы вытянулись в узкую прямую линию.

– Иногда ты, чертенок, вызываешь во мне ненависть. Ты понимаешь – ненависть к себе!

– Разве ты не собираешься съесть свою шоколадку?

– Можешь забрать ее себе.

– Мне не хочется... А что случилось, почему она осталась в живых?

– Не знаю. От той, первой, у меня началось нечто вроде сердцебиения... Ты пообедал, дружок?

– Нет. Я был занят.

– Так вот, мистер Уайтвелл предложил, чтобы мы пообедали все вместе, если ты вернешься к этому времени, конечно. Он сказал, – Берта позволила своему рту расплыться в некое подобие улыбки, по-моему, довольно глупой, – что хочет представить мне своего сына. Мистер Уайтвелл озабочен его душевным состоянием.

– Прекрасно.

Послышался стук в дверь.

– Открой ее, дружок.

Я открыл дверь. На пороге стоял Уайтвелл. Немного позади – юноша, явно его сын. Тот же высокий лоб, длинный прямой нос, красиво очерченный рот. В глазах отца плясал веселый огонек. В глазах сына, того же цвета, ни искорки. Они принадлежали человеку, который бредет по жизни, не получая от этого никакого удовольствия. Филипп был не один. За его спиной стоял мужчина лет сорока, лысый, толстый, по сложению напоминающий гризли. На лице написана полная компетентность в делах собственных и Уайтвелла. Уайтвелл начал обряд знакомства:

– Филипп, это – Дональд Лэм. Мистер Лэм, это мой сын, Филипп Уайтвелл.

Высокий юноша слегка наклонил голову, протянул мне руку и вежливо, без всякого жара пожал мою.

• Предыдущая
• 15/48
• Следующая